Никакой простуды и даже легкого чиха. Утром следующего дня у меня нет ни малейшего повода, чтобы остаться дома. Разве что соврать и имитировать болезнь, но мама-то сегодня выходная. Поэтому порог академии я переступаю со жгучей потребностью в груди сбежать отсюда. У меня начинается не то мания величия, не то параноидальный приступ.
Что может так активно обсуждать стоящая у расписания группа незнакомых мне девчонок? А если меня? А вот компания старшекурсников, спускающихся по лестнице. Не просто так же они сейчас громко засмеялись, стоило мне только появиться на горизонте? Или парень в очках, что идет мне навстречу, глядя в телефон. Почему он так улыбается экрану? Может, Полина что-то скинула обо мне еще и в анонимный чат по типу «Подслушано в академии»?
Я присматриваюсь и прислушиваюсь ко всему, что окружает меня, пока плетусь по коридору к нужной аудитории. Все жду, когда откуда-нибудь из-за угла появится Петрова со своей свитой и все уже в открытую начнут тыкать в меня пальцем.
В таком стрессе я дохожу до аудитории, где должна проходить первая пара. И там опять у закрытых дверей толпятся мои одногруппники. Нервы вот-вот
зазвенят от напряжения, когда приближаюсь к группе и ловлю на себе косые взгляды нескольких девчонок. Я бросаю им краткий приветственный кивок, а они сразу принимаются шушукаться. Ясно. Можно и к гадалке не ходить. Мои ладони неосознанно сильнее сжимают лямку рюкзака. Но я с каменным лицом прохожу мимо.
А может, у меня просто повышенная мнительность и девчонки смотрели на мою фланелевую рубашку в клетку и потертые джинсы. Просто им понравился мой «модный» прикид. И дело вовсе не в Петровой и ее грязных сплетнях. Осторожно озираюсь по сторонам, ища в толпе студентов что-то яркое и блестящее по имени Полина. Правда, взгляду не за что зацепиться. Похоже, Петровой здесь нет. Как и Жени. Но облегченно выдыхать еще боюсь. Возможно, они, как всегда, опаздывают.
– Аня! – слышу голос Сони, а потом вижу за спинами своих одногруппников машущую мне руку: – Я здесь! – зовет Трофимова.
Протиснувшись вперед, нахожу ее сидящей на подоконнике.
– Ты пришла! – Радостная Соня как ни в чем не бывало сгребает меня в объятия и приветственно чмокает в щеку. – Как себя чувствуешь?
– Уже лучше, – отвечаю подруге, когда та выпускает меня, и тоже присаживаюсь на подоконник рядом.
На какие-то мгновения между нами возникает ощутимая неловкая пауза. Еще бы ей не быть после того казуса с адресом.
– А-а-ань… – Соня нарушает молчание первой, потупив взгляд. – Мир? – И неожиданно протягивает мне плитку молочного шоколада с мармеладом. Моего любимого, кстати.
И пускай я все еще где-то внутри себя немного злюсь на Соньку, но этот жест с шоколадкой…
– Мы не ругались, – улыбаюсь уголками губ и забираю плитку шоколада из рук подруги.
– Мне стыдно, правда. – Она наконец поднимает на меня глаза. Виноватые-превиноватые.
– Мир, – дружелюбно вздыхаю я, но на всякий случай в предупредительном жесте поднимаю указательный палец. – Только больше ни на какие квесты ни в какие клубы я не поеду. Даже не уговаривай.
– Но в следующий раз мы можем сразу поехать вместе…
– Сонь! – Я строго зыркаю на нее, нахмурившись.
– Молчу! – Она тут же зажимает себе рот ладонью и действительно молчит. Но всего пару секунд.
А потом Соня возвращается к своему обычному амплуа болтушки:
– А ты вчера ушла с пар из-за Петровой?
Из моих легких вырывается тяжелый выдох. Значит, курва все же успела ляпнуть об этом своим гадким языком. Скрывать это от Сони не имеет смысла. Я рассказываю ей о вчерашнем инциденте, и даже сейчас во рту пересыхает от воспоминаний. Правда, я опускаю некоторые подробности. Например, как рассматривала татуировки Горина – я вообще не упоминаю имен лиц из мужской раздевалки. Лишь обобщаю, что туда ввалились парни, потом преподаватель и я позорно сбежала.
– Вот сучка драная, – зло шипит Соня. – Ты почему мне ничего не рассказала сразу? Я бы ей еще вчера по кукольной роже заехала. И вообще, чего ты сама ей в волосы не вцепилась?!
– Ну, во-первых, это не тебя вчера приперли совершенно голую к стенке. А во-вторых, дракой проблемы не решаются. Ударю я ее – она меня в ответ… Что изменится? – говорю я, пожимая плечами. – Петрова поумнеет?
– Да ей давно пора тумаков отвесить.
– Если не реагировать на провокации, то провокатор рано или поздно потеряет к этому интерес сам, – уверенно заявляю я. – Это же простая психология.
Правда, на всякий случай еще раз настороженно кошусь на своих одногруппников. Ищу взглядом какие-нибудь яркие пятна, что могут ознаменовать появление здесь Петровой и Красно. Но от поисков меня отвлекает дребезжание стекол. И такое сильное, что эта вибрация проходит по самому подоконнику и по моей пятой точке.
Мы с Соней удивленно переглядываемся, а потом одновременно смотрим в окно. Со второго этажа открывается отличный обзор на парковку у стен академии, где красуются две припаркованные иномарки. Обе черные, огромные, отполированные так, что от бликов хочется щуриться. А из недр одной из них слышится сумасшедший грохот музыки.
– Понторезы, – цокает Соня.
– А кто это? – интересуюсь я, но ответ появляется перед моими глазами сразу же.
Из машины, в которой грохочут басы, вываливаются трое парней. Мне тут же хочется отпрянуть от окна, и поскорее. В одном из них я узнаю того худощавого брюнета, что размахивал вчера передо мной своим членом. Фу. Благо сейчас он не расхаживает по улице в чем мать родила. Хоть бы с ним вообще никогда не пересекаться. Надеюсь, этот урод не обладает фотографической памятью на лица. Еще от него мне не хватало усмешек в спину. А вот из второй машины выходит Горин. И желание отодвинуться
поскорее от окна сменяется таким тянущим ощущением в груди. Я не могу удержаться от того, чтобы не уставиться на Тимура через дребезжащие стекла. Одетый снова во все черное – худи, джинсы, кожаную куртку, – он чуть ли не сливается со своим внедорожником. Его спасают лишь белоснежные кроссовки.
– Так это Горин и компания, – усмехается Соня.
– Понятно… – отстраненно произношу я, нервно поерзав на вибрирующем от басов подоконнике.
– Эх, мне бы такую машину. Не хочу ездить на маршрутках, – вдруг тоскливо тянет Соня.
– Нужны родители-бизнесмены, – по-прежнему безучастно отвечаю я, потому что мой взгляд не отрывается от Горина.
Смотрю, как он подходит к своим пацанам и обменивается с каждым крепким рукопожатием.
– Или удачно выйти замуж, – продолжает мечтать Трофимова. – И вообще, мне кажется…
Сонькин щебет затихает в моей голове. Чем дольше я слежу за Гориным, тем сильнее отстраняюсь вообще от всех звуков: шума в коридоре, хлопков дверей, чьего-то гогота.
Я концентрируюсь лишь на одном. Сама не понимаю зачем, я ловлю взглядом каждое движение Тимура. Словно отключившись от мира, наблюдаю, как он вальяжно усаживается на капот своей модной тачки и достает из кармана куртки телефон. Его друзья ведут какую-то оживленную беседу рядом, а Тимур просто утыкается носом в экран мобильного. Он почти никак не реагирует на своих друзей, лишь изредка кому-то из них отвечает, не отвлекаясь от телефона. Из окна второго этажа мне не видно, что рассматривает на экране Горин, но все, чего я бы хотела, – лишь бы только
не уведомления о лайках. И, возможно, я слишком громко об этом думаю.
Тимур, сощурившись, вдруг поднимает лицо к солнечным лучам. Ладонью он обхватывает свою шею. Сжимает пальцами, ведет их вверх по бритому затылку и снова опускает к шее, массируя ее. А через секунду он распахивает глаза. Его взгляд останавливается ровно на уровне окна, где на подоконнике восседаем мы с Соней, и я все это время бесстыже пялюсь на Горина.
И он замечает это. Медленно убирает руку с шеи и ловит мой взгляд. Несколько секунд мы смотрим друг на друга через окно второго этажа, а потом губ Тимура касается усмешка. Едкая и глумливая. Мгновенно по моим щекам расплывается жар, ладони становятся влажными. Тряхнув волосами, я сразу же отворачиваюсь. Смотрю теперь на Соню, которая что-то тараторит, а я вообще не улавливаю, что именно. У меня в груди бешено барабанит сердце. Я слышу только его стук, не совпадающий с движением губ подруги. А мои пальцы готовы сломать плитку шоколада, которую я все еще держу в руках.
Боже! Теперь Горин точно может подумать, что я его сталкер: раздевалка, лайк, рассматривание его в окне. Так и хочется стукнуть себя по лбу. Но я лишь пытаюсь вслушаться в Сонину болтовню. Она все еще что-то говорит. Насильно концентрируюсь на ее щебетании, активном жестикулировании, а не на вопросе, мигающем в моей голове: продолжает ли Горин смотреть на меня?
– Кстати, а что там находится, по тому неправильному адресу? – неожиданно спрашивает Соня.
Теперь я играю в гляделки с Трофимовой. И, судя по испытывающему взгляду, она очень ждет моего ответа. А я хлопаю ресницами в замешательстве.
Говорить правду или?.. Но спасает звонок на пару. С облегчением перевожу дыхание, когда Софа переключается на появившегося в коридоре преподавателя.
– Ладно, потом договорим, – говорит она, слезая с подоконника.
А я киваю и тоже следую за ней. Правда, если Трофимова уверенно и не оглядываясь спешит по коридору к аудитории, то я не выдерживаю. Прежде чем уйти, снова бросаю взгляд в окно. Никого. Ни грохочущей музыки, ни веселой компании парней, ни Тимура. На парковке только две машины. Неожиданно меня настигает неприятное покалывание между ребер. Но еще несколько секунд смотрю на черный, блестящий на солнце капот дорогой иномарки Горина.
Вздохнув, отворачиваюсь от окна. Я ничего не понимаю. Если у него есть все, зачем Тимуру ввязываться в какие-то бои, где друг другу лица всмятку разбивают? Лучше вообще все это забыть, как будто и не было. Не могу же я вечно мучить себя вопросами?
Но забыть не получается. Я делаю всего шаг в сторону аудитории. За ее дверью скрылись уже большинство моих одногруппников, в их числе и Соня. Всего шаг – и я никуда не иду. Застываю на месте с открытым ртом. Испуганно задерживаю дыхание.
Дорогу мне преграждает Тимур.