Мои пальцы впиваются в мягкую махру. Я прижимаю к себе скомканное полотенце, но прикрыть получается лишь грудь и верхнюю часть бедер. Мои плечи, ноги, спина и все, что ниже, еще обнажены. Мне бы обернуть всю себя полотенцем, но любое мое движение чревато полным стриптизом.
Я просто прирастаю голой попой к скамейке, пока на меня направлены четыре пары мужских глаз. Ни дышать, ни сглотнуть противный спазм в горле не получается. Каждый миллиметр моей кожи, выставленный напоказ этим парням, сгорает от стыда.
– Ну и как ты здесь оказалась, птичка? – ухмыляется тот, кто первым вошел в раздевалку.
Этот брюнет, худощаво-мерзкий экземпляр, в прямом смысле лапает меня взглядом, пока я дышу через раз.
– Чик-чирик, птичка, что молчишь? – Мне адресуется еще один вопрос вместе с противными смешками стоящих позади него.
Это двое совершенно незнакомых мне парней и все тот же Горин. Они переглядываются, медленно расходясь к своим шкафчикам. Я делаю над собой усилие, прежде чем издать хоть какой-то членораздельный звук.
– Мои вещи сюда закинули, – тихо произношу я.
– Во девчонки развлекаются, – тут же ржет на всю раздевалку брюнет, запрокинув голову. – Мне такие приколы по душе. Почаще бы.
– Можно я уйду? – Мое бормотание сливается с его смехом.
– Иди, тебя никто не держит, – раздается глухой голос откуда-то из-за дверцы шкафчика позади худощавого брюнета.
И это Горин. Кажется, именно он открывал этот шкаф, пока его друг радовался, что меня запихнули сюда.
– Я… – говорю сипло, – мне… Отвернитесь. Но взгляд брюнета лишь веселеет.
– Зачем? – хмыкает он, а руками тянется к краю своего полотенца, намотанного вокруг бедер. Один резкий взмах, и белая тряпка уже у его ног. – Я не стесняюсь, – гордо заявляет он и в прямом смысле трясет своим голым хозяйством.
Боже. Хватает секунды, чтобы увидеть чужой болтающийся член, чтобы лишиться воздуха в легких и сгореть от омерзения до кончиков ушей. Я зажмуриваюсь до кругов перед глазами, стискивая в пальцах край своего полотенца.
– А стоило бы, – слышу сиплый голос Тимура.
– Че? – возмущается придурок без полотенца. – Восемнадцать сантиметров в бою. Работоспособность поршня.
– А, так вот зачем тебе линейка в бардачке, – поддакивает кто-то еще из пацанов.
И по раздевалке снова проносится мужской гогот. Мне нехорошо. По шее сползают холодные капли пота.
– Отвернитесь все, пожалуйста, – уже просто молю на грани истерики. Сердце долбит до боли в ребрах. – Мне нужно завернуться в полотенце.
– Так я помогу. – Кажется, это произносит тот ненормальный, который только что тряс своим детородным органом. Я чувствую движение совсем рядом с собой.
– Не трогай меня, – взвизгиваю я. Дергаюсь, словно по мне ток пустили, а мои руки прижимают полотенце с такой силой, что кожа под ним горит.
Раздевалку опять заполняет грубое ржание. Парням откровенно весело. А мне глаза поднять страшно. Открываю их и смотрю только в трещину на белой плитке. Она готова расплыться от подступающих горючих слез. Меня до тошноты окутывает стыд. Но боковым зрением я вылавливаю то, что тушит в моей голове этот пошлый гогот. И я уже не гипнотизирую разбитую плитку в мужской раздевалке.
Это стрела. Точнее, татуировка в виде стрелы наконечником вверх на спине… у Горина. Ошеломленно хлопаю глазами, смаргивая слезы. Веду взгляд по четким черным линиям, набитым на позвоночнике.
Тимур стоит ко мне спиной. Он полностью обнажен. Но мне плевать на то, что сейчас он вовсю светит своими голыми ягодицами всего в паре метров от меня. Я завороженно рассматриваю его татуировку, рельефную спину, широкие плечи и руки. Они тоже забиты черными линиями. Бесконечное множество хаотичных рисунков. А потом натыкаюсь взглядом на бритый затылок.
У меня дежавю. Я это уже видела. Я смотрю на этого парня со спины не в первый раз. У меня из легких от жара окончательно испаряется кислород. Я видела его. И кажется, это было вчера на ринге. А может, я чокнулась?
– Эй, пташка, ау! – Моего плеча касаются чужие пальцы.
Подпрыгиваю от прикосновения, переставая глазеть на Горина и едва не валюсь на пол с лавочки. Полотенце чудом остается у груди, но вот часть бедра оголяется. А брюнет чуть ли не нависает надо мной всем своим хозяйством и аж присвистывает.
Деревянными руками я хватаюсь за край махры и панически натягиваю ее на себя. Это гаже, чем унижение.
– Ну ты глянь. Перед ней Аполлон, а она на Тима пялилась, – говорит кто-то из парней.
«Не смотри. Не смотри на него», – бьется в моей голове. Но взгляд против воли опять летит в сторону Горина. На нем уже синие джинсы. Они расстегнуты, из-под них видны черные боксеры с белоснежной резинкой. Теперь Тимур развернулся ко мне лицом, и я вижу все его тату от плеча до плеча. А еще замечаю маленькую серьгу в левом ухе.
Горин стоит и, вальяжно закинув руку на шкафчик, пялится на меня. Я кожей ощущаю, как он ведет свой взгляд от моих ног выше: бедра, руки, плечи. Тимур рассматривает меня, сжавшуюся в комок на лавочке, едва прикрытую полотенцем, как зверюшку. С задумчивым, холодным интересом в глазах. Его взгляд быстро добирается до моего лица.
– Отвернись, – шепчу ему одними губами.
– С чего вдруг? – Глаза Горина испытующе смотрят в мои. – Ты рассматривала мой зад, а я хочу поглазеть на твой. Баш на баш, – уголки его крупных губ издевательски приподнимаются.
Всего секунда зрительного контакта, и сотня мелких капелек испарины покрывают мой лоб.
– Так, ребята! – Громкий хлопок двери отрезвляет всех присутствующих. В раздевалку заявляется преподаватель. Но сразу же застывает на месте. – Это… что такое? – Он ошалело распахивает глаза.
Ведь перед ним картинка из фильмов для взрослых: четыре полуголых парня и я в одном полотенце. В растерянности преподаватель хватает ртом воздух и густо краснеет, а потом вообще покрывается пятнами, когда видит того голого идиота, что пасется возле меня. – Мельник! Горин! – взрывается он. – Вы чего здесь устроили… Девушка, а вы кто?
Все. До моей истерики остались секунды. Меня колотит так, что зуб на зуб не попадает.
– Отвернитесь! – выкрикиваю я.
Теперь преподаватель бледнеет и отворачивается к стене. И не только он. Тимур и другие парни отводят от меня взгляды. И я наконец срываюсь с этой чертовой лавочки. Подскакиваю на ноги, одним движением оборачиваю голое тело полотенцем, хватаю сумку с пола и вылетаю из своего личного ада.
Руки и ноги дрожат. Я вся трясусь. В нашей раздевалке натягиваю на себя вещи, путаясь то в лифчике, то в джинсах. Все валится из рук. В голове полный хаос. Домой. Мне нужно домой. Совру что-нибудь маме, скажу, заболела, но сейчас спокойно сидеть на парах не смогу.
Я выскакиваю из спорткомплекса на широкий проспект, где гудят стоящие в пробках машины, даже не накинув ветровку. Прохладный порыв ветра сразу же бьет меня по пылающим щекам и забирается под широкий край толстовки, разгоняя по животу и спине мурашки. Делаю один судорожный вдох и четко понимаю: еще никто никогда меня так не унижал. В груди давит, мне хочется спрятаться. Но как бы там ни было… У скольких людей в мире могут быть одинаковые татуировки? И какова вероятность увидеть их обоих с разницей в один день?
Вчера в том подвале на ринге был Тимур Горин.
Или же я просто сошла с ума.