Тим
Пусто, твою мать! Ни намека. Ни единой зацепки. Я прошерстил ее телефон за каких-то полчаса. В нем даже переписка с подружкой есть о неверном адресе. Не исключаю, что она может быть липовой, но после того, как я облазил каждый закоулок старого смартфона, эта версия словно натянута на глобус. Ни одного провокационного чата, ни одной фотки в стиле ню. Зато есть очень милые фоточки с каким-то котом и парочка скромных селфи.
В телефоне этой Ани нет звонков с незаписанных номеров. Только от мамы, какой-то Сони и старосты. Но историю вызовов можно же и почистить? Только что-то мне подсказывает: ничего она не чистила. Я поэтому и свистнул ее телефон в самый неожиданный для нее момент. Чтобы она не успела замести следы.
Черт! Да даже история браузера у нее невиннее девственницы. Через него вели поиск билетов в консерваторию и смотрели варианты подарков на день рождения маме. Маме, блин! Этот телефон – чертовски бесполезный гаджет. Осталось присобачить к нему нимб.
Как и этой Ане. Такие испуганные глаза у нее. Смотрит на меня с таким выражением, словно видит перед собой дьявола. И выглядит она каждый раз
так, будто бы сейчас в обморок упадет. Мышь перепуганная. А может, просто хорошая актриса. Но ведь ее же кто-то запихнул тогда в нашу раздевалку голой? А если она сама все подстроила? Или я параноик? Знал бы, ни за что не подошел бы к этой Ане. Я ведь действительно думал, что эта симпатичная блондинка просто на меня запала.
Я сижу в машине, стучу пальцами по рулю и смотрю перед собой на темнеющее от наползающих туч небо над развалинами складов. Да, я параноик. Засуетился, зассал, задергался. Мне нужно успокоиться. Похоже, эта девица действительно по глупой случайности оказалась у нас в клубе. Но тогда ей просто повезло. Судя по рассказу, тогда она попала на дежурство нашего Пахома, сердобольного уголовника с тремя отсидками. Он то котят притащит, то щенков подкармливает. И лучше бы он на этом и остановился. А он притащил эту…
Теперь у меня могут быть проблемы. Если Аня хоть где-то откроет свой рот, то слухи разлетятся со скоростью света. Мне это ни к чему. Осталось всего несколько боев. И я буду свободен. От всех и всего. От своей семейки и, главное, от своего конченого отца.
Злость тут же расползается в груди, а пальцы вцепляются в руль до боли в костяшках. Из-за этой досужей девки все может пойти не по плану. И именно эта досужая вырастает как из-под земли перед капотом моей тачки. Усмехаюсь. Все-таки пришла. Не решилась идти с доносом к декану. А я думал, что после нашего общения в коридоре цокольного этажа ее путь лежит прямо в отделение кардиологии. Там, в углу, у нее так стучало сердце, что я бы не удивился, если бы эта Аня брякнулась мне в ноги без сознания в ту секунду. А сейчас, прижав к груди свой рюкзак, она смотрит на меня огромными, широко расставленными
глазами через лобовое стекло. Кажется, эта Аня стала еще бледнее.
Я делаю пригласительный жест, указывая подбородком на пассажирское сиденье рядом. И она послушно семенит к двери машины.
– На! – Сразу же кидаю Ане на колени ее телефон, едва она садится справа от меня.
Вцепившись одной рукой в несчастный рюкзак, второй она подхватывает свой мобильный, чуть не проскользнувший между коленями. А потом осторожно переводит на меня взгляд.
– Убедился, что я не вру? – спрашивает Аня тихо.
– В то, что ты мне рассказывала, без доказательств мог поверить только тупой идиот, – хмыкаю я.
– Плеоназм, – вдруг еще тише проговаривает она.
– Чего? – переспрашиваю удивленно.
Но Аня молчит. Отводит взгляд на лобовое и поджимает бледные-пребледные губы. Теперь я смотрю на ее безмолвный профиль. И это молчание раздражением прокатывается по моим нервам.
– Что ты сказала? Хватит мямлить, – грубо одергиваю девчонку.
Она сразу же поворачивается обратно ко мне лицом.
– Тупой идиот – это плеоназм, – вполголоса заявляет она и смотрит. Выжидательно моргает белесыми ресницами, а я свожу к переносице брови. И к чему это она сейчас?
– Ну… – Аня сдавленно прокашливается, – избыточное уточнение, как масло масляное.
Я обалдело таращусь на нее. И не потому, что только что узнал о значении нового для себя слова. Что-то такое я все же припоминаю из школьной программы.
– Ты сейчас серьезно? – Теперь мои брови ползут на лоб. Это что, защитная реакция у нее такая – умничать?
– Что? – Аня вжимается в сиденье.
– Рассказываешь о плеоназмах, сидя в тачке возле заброшенных складов, где в основном наркоманы тусуются.
– Здесь все равно центр города. Ты ведь не убьешь меня… – Она произносит это не то утверждая, не то спрашивая.
Разглядываю Аню – кажется, Просветову, – сжавшуюся в комок на пассажирском сиденье, и мне хочется спросить, с какой вообще планеты она свалилась.
– Ты же видел все, что есть в моем телефоне. – Аня решает продолжить, пока я молчу. – Теперь ты знаешь, что я не вру. Я правда оказалась там случайно. Меня никто не присылал туда. А потом Петрова… и та раздевалка. Но я никому и ничего не говорила! – И на последней фразе она очень активно, чуть ли не с отчаянием мотает головой из стороны в сторону, раскидывая свои белобрысые волосы по плечам.
– И не скажешь, – холодно чеканю я.
– Не скажу. Честно. Можешь не бояться.
От ее «можешь не бояться» у меня сводит челюсть. Да что бы она понимала в этом! Сама создала мне проблемы, а теперь втирает про «не бояться». Хочется треснуть с размаха ладонью по рулю так, чтоб вокруг все аж задрожало. Но гашу в себе этот порыв. Боюсь, девчонка вообще может здесь с испуга откинуться от остановки сердца.
Я глубоко вдыхаю и чуть склоняюсь над Аней, которая в ту же секунду съеживается. Прижимает руки к груди: в одной телефон, во второй – многострадальный рюкзак. И почему-то я ловлю себя на мысли,
что от девчонки ничем не пахнет. Не ощущаю запаха какого-либо парфюма.
– Я не боюсь. Просто имей в виду, – не свожу глаз с застывшей Ани, – что любопытной Варваре кое-что оторвали. – Перевожу взгляд на ее нос, усыпанный четкими веснушками. – Если кому-нибудь вякнешь, если решишь и дальше следить за мной…
– Но я не… – чуть ли не пищит Аня.
– Я превращу твою жизнь в ад, – перебиваю ее. – Забудь все, что ты тогда видела. И не вздумай еще раз туда, – выделяю интонацией это слово, надеюсь, эта любопытная догадается, куда «туда», – сунуться.
Вижу, боится, но вот на меня все равно смотрит. Беспомощно так. Испуганно. Но смотрит. Не отводит взгляда в сторону. Карие глаза даже не моргают. Слышу, как Аня судорожно сглатывает:
– Я и не планировала.
– Ну и отлично. Ты хорошая, правильная девочка, – с ненатуральной улыбкой говорю я. – Сиди за учебниками дальше. Целее будешь, если продолжишь делать селфи с котиками. Поняла?
И – аллилуйя! – упоминание котиков возвращает Аниному лицу более-менее нормальный цвет. Она кивает, а я зачем-то еще раз вдыхаю возле нее воздух – ничего, никаких ароматов – и снова откидываюсь на свое сиденье.
Разваливаюсь в нем, подпирая затылком подголовник, а о лобовое стекло уже разбиваются капли дождя. Ладно. Пора завязывать с этим балаганом. Девка здесь явно ни при чем. Если не на сто процентов, то на девяносто девять точно. Еще один процент оставлю на чертову теорию вероятности. Полностью со счетов Аню спишу, когда больше не увижу стран-
ных совпадений.
Мне просто нужно быть осторожнее. Никаких лишних контактов. И на всякий случай лучше сейчас потусоваться с пацанами почаще, чтобы ни у кого не возникало вопросов, где я. Выждать время. Три-четыре боя, и все закончится. А потом… Мои мысли прерывает тихая возня рядом. Поворачиваю голову. Аня все еще сидит на пассажирском месте. Обнимает рюкзак, сжимает свой телефон.
– Чего сидишь? Свободна, – хмыкаю я. Несколько взмахов ресницами, и Аня отмирает.
Бросает взгляд за окно, по которому вовсю хлещет дождь, и поджимает губы. И только еще через несколько секунд раздумий тянет ладонь к ручке, щелкает ею и выскакивает из машины прямо под озверевший ливень. Громко хлопает дверь, и я остаюсь один.
Выпускаю сгустившееся в легких напряжение через резкий выдох. Черт-те что! Нажав до упора педаль тормоза, рывком переключаю передачу с паркинга на драйв и, вывернув руль, даю жизнь мотору машины. Пробуксовав, она с мерзким звуком отшлифовывает колеса по гравию и срывается вперед.
Мне нельзя все испортить. Хоть эта Аня и оказалась невиннее овечки, буду и дальше держать ее на прицеле. Пусть только попробует что-то рассказать! Если я узнаю, что она открыла рот… От этой мысли холод стекает по ребрам в желудок. Я все потеряю.
Выехав за пределы складов, сразу же встаю в пробку. Приходится волочиться в горку и наблюдать за дорогой через взбесившиеся на лобовом дворники. И при очередном таком их проезде по стеклу я замечаю уже знакомый силуэт. Этот же переулок переходит и Аня. Она без зонтика. Скукожившись, ныряет кроссовками в потоки воды на асфальте. Ее рюкзак уже перекинут через одно плечо, а светлые волосы насквозь мокрые
и прилипли к лицу. Да и, судя по виду, одежда такая же мокрая.
Аня перебегает дорогу на мигающий зеленый. Останавливается у пересекающего мою улицу перехода с горящим красным светофором. Она застывает под проливным дождем, обняв себя руками. Мокрая. Взъерошенная. От ее вида я даже морщусь. В этот момент она жутко жалкая! Не удивлюсь, если она еще и подвывает дождю прямо на этом пешеходном переходе.
Громкие продолжительные сигналы недовольных водителей, что выстроились за моей тачкой, возвращают в реальность. Уже давно горит зеленый, и передо мной пусто. Жму на газ, проскакивая переулок, но зачем-то еще раз бросаю взгляд на Аню в зеркало заднего вида.
Она все еще стоит, ладонью проводит по лицу, убирая с него мокрые волосы, а проезжающий рядом автобус окатывает ее водой из лужи.
Почему-то у меня резко саднит в груди. Это полный аут. Тормоз в пол. Сдаю назад прямо на перекрестке под шквал недовольных гудков соседних машин.
Я останавливаюсь точно напротив мокрой и грязной Ани. И пускай я сейчас жутко злюсь на нее, но мне всегда было жалко тех самых облезлых котят на улице. Опустив стекло, сквозь зубы цежу ей:
– Садись.