Обычно пара по теории государства и права начинается с монотонной лекции нашего преподавателя. Могу ли я назвать себя фанаткой этой дисциплины? Вряд ли. Пока что адаптироваться к учебе не получается. Но деваться некуда, через пару месяцев заканчивается мой первый курс, а все темы я обычно зазубриваю перед сессией. Поэтому и приходится, высунув язык, конспектировать лекции. А Сонька, всегда сидящая по правую от меня руку, то и дело заглядывает мне в тетрадь, переписывая то, что успела записать я. Но не сегодня. Сегодня лекция началась с того, что преподаватель опаздывает уже минут на пятнадцать. Подперев ладонью подбородок, я бездумно рисую на полях тетради какие-то закорючки, пока Соня под боком залипает в телефоне, а в аудитории стоит жужжание голосов одногруппников. Но больше всех шумят Петрова и Красно. Пока нет преподавателя, они снимают свой очередной странный ролик. Полина и Женя установили телефон на маленький штатив на первой парте в нашем ряду. Встав перед ней, они повторяют какие-то движения на камеру.
От нечего делать я искоса поглядываю на этот цирк. И не надоест же им изо дня в день заниматься одним и тем же: дергаться под какой-нибудь модный трек и открывать рот!
– Блин, – сокрушается Женя, – опять я на видео как корова. Поль, давай переснимем.
– Мне нравится, – отчеканивает Петрова.
– Ты там получилась классная, а я… – продолжает ныть ее подружка.
– Не всем дано быть фотогигиеничными, – с пренебрежением бросает Петрова. – Вот я фотогигиенична, а ты просто нет.
Фото… чего? Я снова перевожу взгляд со своих каракулей на двух подружек. Вот и весь IQ Полины. Я со вздохом прикрываю глаза, а Соня слегка толкает меня в бок.
– «Фотогигиеничная». Кажется, у Петровой реально вместо мозга одни лайки, – тихо хихикает она.
И я подхватываю ее настрой. Посмеиваюсь, пряча в ладони улыбку.
– Просветова, я что-то смешное сказала? – неожиданно резко и громко спрашивает Полина.
Уголки моих губ моментально опускаются, и Сонька тоже прекращает смеяться. Ясно. У Петровой явно со слухом лучше, чем с интеллектом. Но на ее вопрос я отмалчиваюсь.
– Ау! Просветова, повторяю: чего ржешь? – уже с нажимом продолжает Полина.
И как назло, всего пару секунд назад мои одногруппники жужжали как пчелы, а теперь затихли.
– Ничего, – сухо констатирую я, заправляя невидимую прядь за ухо, а под ложечкой уже неприятно подсасывает.
– Я видела, как ты на нас глазеешь. Надо мной ржешь?
Боковым зрением вижу, что Полина медленно двигается к нашему столу, но я молчу, сжав губы. Надо быть умнее и просто игнорировать. Только вот Полина молчать не собирается. Подойдя к нашему
с Соней столу, упирается в него ладонями, нависая надо мной.
– Молчишь… Теперь не смешно? Язык в твоей жирной заднице застрял, да? – шипит Полина.
Все это мне неприятно. Мои пальцы, все еще держащие шариковую ручку, сжимают ее еще крепче. Желания сейчас смотреть на Петрову нет, но я все равно поднимаю на нее взгляд. Несколько секунд мы обе молчим. В глазах Полины сверкают надменность и пренебрежение. Вот бы выдать ей что-нибудь едкое.
Но Петрова вдруг одним резким движением смахивает мои вещи со стола. Ручки, методичка – все с грохотом летит вниз. И второй раз за день листы моего конспекта разлетаются по полу.
– Теперь посмейся, дура белобрысая, – на всю аудиторию заявляет Полина и вдобавок толкает меня в плечо.
И от ее толчка у меня все темнеет перед глазами. Грудь словно протыкают острым жалом, а легкие слипаются от выброса в кровь адреналина. Я очень четко и ясно осознаю, как она меня достала! Мое терпение вдруг схлопывается так быстро, что я сама не понимаю, как с моих губ на одном выдохе слетает громкое:
– Я над тобой смеялась.
В аудитории становится еще тише. Полина ошарашенно хлопает ресницами, а я под дикий бой сердца в груди уже проклинаю себя. Вляпалась, кажется.
– Повтори, – медленно произносит Петрова, угрожающе склоняясь надо мной.
В моей голове хаотично скачут вопросы: зачем я в это влезла и как бы уйти от конфликта? Но делаю и говорю я совсем другое.
– Я смеялась над тобой, – четко повторяю я, а мой голос вот-вот начнет дрожать.
Дура ли я, что вступают в перепалку с Петровой? Естественно. Мне бы действительно прикрыть рот, но мои разбросанные на полу вещи словно толкнули меня в чан с адреналином. А выражение лица Полины меж тем не предвещает ничего хорошего.
– Ты страх потеряла, а? – Опираясь ладонями на парту, она медленно и так грозно наклоняется к моему лицу, что мне ничего не остается, кроме как в ответ подняться со стула.
У меня сильно сосет под ложечкой, когда наши взгляды оказываются на одном уровне. Только что мне теперь делать? Ждать поддержки от одногруппников? Но что-то они не спешат вставать между нами, все дружно глазеют на нас. А может, мне просто молчать? Или…
– Нет такого слова «фотогигиенично», – бросаю я в лицо Петровой.
Три удивленных хлопка наращенных ресниц, и глаза Полины сужаются:
– Ты мне будешь указывать, как говорить?
Я набираю полную грудь воздуха и озвучиваю:
– Правильно фотогенично. В переводе с греческого…
– Да мне глубоко фиолетово, с какого это языка, – цедит Полина. – Я тебе сейчас на нормальном объясню. Ты меня тупой назвала.
– Я разве сказала, что ты тупая? – перебиваю Петрову, вопросительно приподнимая брови. – Ты сама себя так назвала сейчас.
И Петрова просто звереет, ноздри у нее раздуваются. Кажется, что еще секунда – и она кинется на меня. От этой мысли желудок окончательно сворачивается в холодный комок. Хочется и самой сжаться, но, как могу твердо, стою, выдерживая взгляд Петровой. А по аудитории уже расползается тихое шушуканье.
Да и позади слышу, как напряженно бормочет Соня и дергает меня за край кофты:
– Ань, не надо. Сядь.
– Извиняйся, – вдруг громко объявляет Полина. Теперь наступает моя очередь хлопать ресницами.
– За что?
– За то, что посмела открыть рот в мою сторону.
Проси прощения у меня. Быстро.
А у меня быстро лишь пересыхает во рту. Все, что я могу под испепеляющим взором Полины, – это держать каменное лицо, тогда как сердце барабанит в груди.
– Не буду, – слегка вскидываю подбородок, стараясь казаться уверенной.
Полине достаточно чуть дернуться в мою сторону, как я тут же вздрагиваю. Я не то что боюсь ее, просто… Петрова – дева неуравновешенная, а я и правда не понимаю, почему она ко мне привязалась. За тот смешок?
– Я не буду извиняться, – произношу чуть тверже.
А Полина вдруг резко хватает меня за ворот свитера и дергает к себе. Кислород из моих легких сразу же уходит.
– Слушай сюда, конченая! – рычит мне в лицо Петрова, сверкая бешеным взглядом.
– Та-ак! – По аудитории вместе с хлопком двери разносится громкий возглас преподавателя, а наманикюренные пальцы Петровой ослабляют хватку.
Я сразу же отшатываюсь от этой ненормальной и одергиваю свитер, стараясь выровнять дыхание.
– В чем дело? Петрова, Просветова, – строго перечисляет наши фамилии препод, и в аудитории теперь идеальная тишина. – Почему не на местах? Все выучили и к коллоквиуму готовы?
– Выучили, Семен Иванович, – елейно причитает Петрова, уже нацепив такую же приторную улыбку. Правда, взгляд Полины все еще прожигает меня презрением. – Да, Анютка?
– Да, – не своим голосом подтверждаю я и наконец отвожу глаза от омерзительно улыбающегося лица Полины.
Плюхаюсь на место, ощущая жуткую тяжесть в ногах. А Соня тут же поднимает мои слетевшие со стола тетради, ручки и аккуратно придвигает их ко мне.
– Как раз в Ане я не сомневаюсь, – говорит преподаватель, – меня вот ты интересуешь, Полина. Дело движется к зачету, а у тебя баллов даже для допуска не хватает. Давай-ка иди к доске.
Полина недовольно фыркает и уже делает шаг от нашего стола, как вдруг резко наклоняется к моему уху.
– Я тебя урою. – Ее змеиное шипение заставляет меня вздрогнуть. – Ты пожалеешь, что учишься здесь.