Уплывающие, словно белые корабли,
облака, что когда-то были на суше,
в небе свои очертания обрели,
а на земле оставили души.
Ляжешь навзничь и лежишь на снегу,
о холоде вовсе не беспокоясь.
Думаешь, я ведь тоже летать смогу,
если позволит совесть.
Над вершинами сосен как над сплетением рук,
так высоко, как позволено только птице,
там, где небесный замыкается круг
у времени и судьбы на границе.
Между там, что уходит, или ещё не сбылось
в темных зарослях послевоенных буден,
что-то выросло и к теплу прорвалось
на окне в жестяной посуде.
Первым словом в сознание – как стрела,
та, что пронзает светом сквозную рань,
мама ко мне наклонилась и произнесла
это странное слово: «Герань».
Это облако красное, подумал я,
оно постоит немного, а потом уплывет.
Вся украшена облаками земля,
а если на землю ляжешь —
то наоборот.