Глава 4

В сопровождении мальчика Евангелина поспешила домой и, к собственному удивлению, увидела возле арки несколько переминающихся с ноги на ногу молодых женщин.

– Доброго дня, сударыни, – поздоровалась она, настороженно глядя на них. – Что вас ко мне привело?

Молодки встрепенулись, заволновались и наконец вытолкнули вперед самую бойкую:

– Госпожа ведьма! А королевских фрезий у вас больше нет?

– Есть немного, все в корзинку не влезли, – ответила Ева. – Но откуда вы узнали про них?

– Так госпожа Гровер сказала. У нее все букеты на площади расхватали, нам не досталось.

Ева облегченно выдохнула и улыбнулась:

– Вот как, значит, слава уже впереди летит. Сколько же вам надо букетов?

– Мне два! Себе на стол и родителям.

– А мне три. Дочкам раздам.

– И мне! И мне! – зашумели женщины, перекрикивая друг друга.

Ева быстро пересчитала их, сложила в уме оставшиеся цветы и покачала головой:

– Могу букет в одни руки, не больше.

Женщины слегка приуныли, но тут же воспряли духом:

– Ох, ну и так сойдет. Мы с родней поделимся, больно уж цветы у вас хороши. Давно в Кенсал-грин не было настолько ярких и пышных фрезий. А у ваших еще восхитительный аромат! Вся площадь теперь ими пахнет.

– Хорошо, сейчас вынесу, – решила Евангелина. – В лавке пока ремонт идет, не приглашаю.

– Да нам все равно! – отмахнулась самая бойкая.

Едва не приплясывая от радости, Евангелина поспешила на кухню.

– Мур-р-р, – встретил кот, помахивая хвостом. – Вижу, все прошло удачно.

– Да, все букеты продала. И не ожидала, что покупательницы прямо к лавке придут.

Она засуетилась, срезая оставшиеся цветы.

– Это только начало. Когда в городе узнают, что ты цветочная ведьма, то отбоя от покупателей не будет, – протянул кот с довольным видом. – Готовься.

– И почему же?

– Так цветочная магия – особая магия. Подаришь букет больному – тот пойдет на поправку. Любимой – получишь согласие. Старшему родственнику или хозяину – благоволение. А если такие цветы принести усопшему, то его душа упокоится с миром.

– Это правда? – не поверила Ева.

– Ну… – Кошмар почесал за ухом. – Такая ходит молва. Людям надо во что-то верить, так им проще живется. Вот еще вспомнил. Если девица купит у цветочной ведьмы первый букетик весной, то к осени замуж выйдет.

– Ох, сколько всего я еще не знаю, – молодая ведьма покачала головой.

– Ничего, постепенно всему научишься.

Осторожно подхватив хрупкие стебли, Ева вышла на улицу. Молодки тут же подлетели к ней и, галдя, разобрали цветы. Причем платили женщины по два пенни за букетик, что было даже дороже, чем она продавала утром.

Довольная ведьма высыпала монетки в карман юбки и собралась вернуться во двор, но краем глаза заметила на другой стороне улицы знакомую долговязую фигуру колдуна.

С ним она не желала встречаться – вот старый обманщик! Поэтому молча развернулась и скрылась за углом дома. Полюбовалась новыми оконными рамами и резными ставнями на первом этаже. Затем прошлась вдоль забора, вспомнила, что до сих пор не нарезала веток для живой изгороди, и зашла в дом с черного входа.

Надо было разобрать покупки и готовить обед.

Пока она возилась с покупательницами, Дрозд времени зря не терял – набил печку остатками обшивки дома и щепками и уже раздувал огонек, чтобы плита скорее нагрелась.

Ведьма одобрительно кивнула мальчишке и спросила:

– Как дела у твоей сестры?

Тот бросил на нее быстрый взгляд и опустил голову.

– Лекаря бы ей… да денег нет.

– Разве ты недостаточно зарабатываешь? – нахмурилась Ева.

– На еду и уголь хватает. Но господин Роджерс за визит целый шиллинг берет…

– Ох, и правда так дорого… – она обескураженно покачала головой. – Но ты говорил, что твоя сестра сама недуги лечит. Разве она не может себя исцелить?

Дрозд подозрительно шмыгнул носом и с особым усердием начал ворошить разгоревшееся пламя.

– Нет, только других.

Несколько минут Ева наблюдала за сгорбленной спиной мальчика. Потом сунула руку в карман и сжала в горсти монетки. Сегодня она вряд ли заработала шиллинг. Как сказал Дрозд, на еду и топливо хватит. А вот о чем-то большем пока рано мечтать.

– Знаешь, – сказала она, ругая себя за мягкосердечность, – я пока деньгами помочь не могу, но если вы с сестрой согласитесь жить в кухне…

“С ума сошла!” – тут же взъярился кот.

Все это время он мирно лежал на подоконнике, изображая обычного домашнего питомца. Но сейчас подскочил с грозным мявом и поднял шерсть дыбом. Да так, что Ева и Дрозд дернулись от неожиданности.

– Что это с ним? – спросил мальчик, с опаской косясь в сторону животного.

– Наверное, блохи кусают, – быстро нашлась ведьма. – Не обращай внимания.

“Нет у меня блох! – развозмущался кот пуще прежнего. – И нечего из нашего дома проходной двор устраивать! Жилище ведьмы – священно!”

Но хозяйка уже схватила его в охапку и выбросила за дверь. Затем прижала дверь спиной и выдохнула:

– Ну так что, ты согласен?

Дрозд медленно поднял голову и глянул на Еву:

– А как же ваше проклятье?

– Откуда?! – она побледнела.

Совсем вылетело из головы! Зовет к себе жить мальчишку с больной сестрой, а ведь им в ее доме будет еще опаснее, чем в старом лодочном сарае, продуваемом всеми ветрами.

– Господин Нокс сказал, чтобы я тут не ошивался, потому что вокруг вас люди мрут.

– Вот старый мошенник! – в сердцах выдала Ева. – А он не сказал, случайно, что это проклятье – его рук дело? Но ты прав, с предложением я поспешила. Прости.

Вся в смешанных чувствах, она положила на стол пару пенсов:

– Вот, это за сегодня. Спасибо, что помог. Можешь идти.

– Вы меня прогоняете? – мальчик недоуменно захлопал ресницами.

– Нет, но… Вокруг меня и в самом деле очень много смертей. Не хочу, чтобы ты пострадал.

– А как же мистер Брейди и другие работники?

Ева смутилась:

– Проклятье действует только на моих близких.

Сказала это – и замерла, осознав, что искренне беспокоится о мальчишке. А раз так, значит, ей небезразлична его судьба, значит, и проклятье может его задеть.

Дрозд молча поднялся. Подошел к столу, сгреб монетки в кулак и направился к выходу.

Ева посторонилась, пропуская его. На душе было гадко.

Неужели мальчик уйдет и уже не вернется? Она снова будет одна. И дело не в том, что придется самой выполнять всю работу по дому, а в том, что ее удел – одиночество. Пока проклятье не снято, ей нельзя никого к себе приближать. Сторониться людей, избегать отношений, быть одиночкой – вот на что обрек ее мстительный старик.

Дрозд толкнул дверь. Но на пороге вдруг замешкался и обернулся.

– Будьте осторожны, миссис Ева. Не всем в городе нравится, что вы лавку открыли.


***


Предупреждение Евангелину не удивило. Чувствовала она, что старый Нокс не оставит ее в покое. Недаром крутится возле дома, вынюхивает.

Да еще это проклятие…

Вспомнилось, как Нокс при первой встрече разглядывал ее, будто что-то искал. Уж не признаки ли проклятья на ауре?

Отвлекая себя от тяжелых мыслей, ведьма занялась готовкой – замесила тесто на лепешки, поставила на плиту горшок для супа и занялась чисткой зелени из собственного садика. На рынке весенние овощи всегда дорогие, а одичавшая сныть, щавель и крапива растут вдоль забора бесплатно. Еще и дикой черемши нарвать можно, если сбегать в ближайший лесок.

Зато сливки в эту пору чудо как хороши! И мягкий белый сыр, который молочник варит сам, в большом количестве искупает скудость рациона.

В Храмовый день столяры и плотники не работали, так что во дворе было тихо. Пока булькал горшок с бульоном и пыхтело тесто, Ева успела пробежаться по садику, кое-что полить, кое-где взрыхлить и присыпать опилками.

Вернувшись в кухню, она осмотрела ящики со срезанными фрезиями. По-хорошему, луковичкам следует созреть, а когда листья пожелтеют, их выкапывают и хранят в погребе до весны и новой посадки. Но этим крепким зеленым листьям расти еще долго. А ящики ей нужны для других цветов! Что же делать?

Ничего не придумав, молодая женщина полила землю в ящиках, вслух желая, чтобы луковицы побыстрее созрели, и выставила их на самое солнце. Пусть растут.

В других ящиках вовсю зеленели ростки лилий и гладиолусов, но им еще расти и расти, пока выбросят цветоносы. Ева и их полила, погладила нежные лепесточки, шепча, чтоб росли крепкими и здоровыми. А затем вернулась к готовке.

Ей нравилось, что бедная кухня выглядит как роскошная оранжерея. Яркая зелень наполняла душу надеждой, что все задуманное сбудется, все желаемое – исполнится.

Наготовив еды с запасом и убрав в погреб, Евангелина глянула на заходящее солнце.

Ох, надо бы все же обзавестись помощником или помощницей. Прокрутилась у печи и не заметила, как день почти прошел. А она ведь собиралась нарезать веток для изгороди! Да хорошо бы еще цветы на могилы родителей и бабушки отнести. Если Кошмар прав, и ее магия позволит душам обрести доброе посмертие, разве она может лишить родных этой милости?

Букеты Ева собрала быстро – разделила пучок фрезий, оставленный для себя в битой кружке на столе, добавила кружевную зелень спаржи и пару листочков ландышей вместо упаковки. Получились милые маленькие букеты.

Она положила в корзинку нож, вышла из дома, погладила дверь и приказала вполголоса:

– Никого не впускай! Следи за хозяйством.

Слова вырвались раньше, чем осознала, что говорит с дверью. Но от дома пришла ощутимая волна тепла. Будто старая лавка была довольна новой хозяйкой и ремонтом.

Кошмар вынырнул из-за угла и молча потерся о ноги ведьмы. То ли темный дух просил прощения за дневную вспышку, то ли просто не хотел ссориться с хозяйкой.

– Пойдешь со мной на кладбище? – спросила Ева. – Хочу отнести родителям и бабушке по букету, а потом нарезать веток для живой изгороди.

Кот молча побежал впереди, словно указывая дорогу.

С таким проводников Ева ничего не боялась – шла по старому кладбищу, разглядывая кусты, прикидывая, где удобнее и проще будет нарезать прутьев. Ее не пугали мелькавшие порой тени, не тревожил подозрительный шорох в кустах – ведьма шла, шепча молитву Дивине, прося милости для родных. И с каждым словом, с каждым шагом печаль уходила, а букеты в руках наливались странной тяжестью.

Подойдя к могилам родителей, Евангелина преклонила колени. Ей это казалось правильным. Потом положила цветы и прошептала:

– Пусть посмертие будет к вам милосердно!

Ветра не было, но дерево, под которым стояли скромные надгробия, вдруг зашелестело. В шорохе его листьев Еве послышались быстрые легкие шаги, знакомый смех. В лицо пахнуло бергамотом – любимым одеколоном отца, потом фиалкой – духами матери… И снова все стихло.

Чувствуя необычайную легкость, ведьма перешла к могиле бабушки. Склонилась, положила букет и погладила шероховатый камень:

– Прости, бабуля, ты была права. Сердцу не прикажешь. Невозможно заставить себя полюбить, и сам насильно не влюбишься, так что я не вижу способа избавиться от проклятия. Разве что чудо… Мне страшно приближать к себе даже уличного мальчишку. Наверное, я буду последней Олфорд в этом городе. Но ты же поймешь? Да? Сколько мне отмерено, столько и проживу. Буду нести радость, продавать цветы, может быть, научусь готовить чайные смеси или саше с добрыми пожеланиями… Пусть моя жизнь будет одинокой, но все же не бесполезной!

Холодный ветер налетел внезапно, дернул за подол, и Евангелина, понурившись, двинулась обратно. Только уткнувшись в плотные заросли снежноягодника, вспомнила, что хотела нарезать прутьев. Нашла в корзинке нож и взялась за дело.

Для изгороди нужны были длинные, прямые побеги не старше одного-двух лет. Ровные, одинаковой длины, покрытые тонкой нежной корой, способной пропустить корни.

Поиск подходящих веток занял молодую женщину до темноты, так что обратно она шла медленно и устало.

Несмотря на перчатки, Ева умудрилась поцарапать запястья. Тяжелая корзина оттягивала руку, а тропинка словно нарочно петляла и изгибалась, заставляя то и дело перекладывать ношу из одной руки в другую. Запыхавшись, ведьма мечтала побыстрее добраться до дома. И не услышала шум впереди. Не заметила странной вспышки и короткого кошачьего вскрика.

Загрузка...