Сияющий Рисанти, Латунный город, был основан пятьсот оборотов назад Ридией, королевой Джантара по прозвищу Тиранка. Когда строители пожаловались, что солнце слишком ярко отражается от металлических построек, она велела всем надеть забрала. С тех пор глаза джантарцев стали обесцвечиваться.
Яссен очнулся от стука в дверь.
Закряхтев, он облизал пересохшие губы. Руку кололи иголки. Морщась от боли, он приподнялся на четвереньки и пополз к двери, но тут она распахнулась, и в комнату вошел Сэмсон.
– Драконьи яйца, ты почему на полу? – удивился друг.
– Так удобнее, – ответил Яссен, прислоняясь головой к стене.
Сэмсон окинул взглядом его спутанные волосы и мятую одежду, затем присел и взял Яссена за подбородок.
– Ты что, отключился? – спросил он с ноткой искреннего волнения.
– Меня здорово отделали.
Сэмсон, прищурившись, повернул его лицо в одну сторону, потом в другую.
– Ну, выглядишь определенно более привлекательно.
Яссен, фыркнув, посмотрел на окно. Уже смеркалось, и луны-близнецы отправились в свой ночной обход. Ему припомнилось, что собирался дождь, но теперь на горизонте осталось лишь несколько одиноких тучек.
Сэмсон поднялся и осмотрел комнату. Его внимание привлекла одежда, разложенная на кровати.
– Это из-за руки? Распорядитель арены мне рассказала. Я пообещал, что передам Элине сам.
Яссен вспомнил замечание принцессы по поводу руки и ее внимательный взгляд. Так пустынный сокол высматривает жертву, прежде чем размозжить ее о камни. Она, должно быть, почуяла, где у него слабое место. А потом он вспомнил взгляд ее карих глаз: безжалостный и расчетливый, но словно таивший в глубине страх.
– Как думаешь, Элина боится? – спросил он.
– А ты бы не боялся, если бы тебе предстояло меньше чем через цикл взойти на трон? – засмеялся Сэмсон. – Окажись я на седьмом кругу пекла, и то не так бы переживал.
«Что ж, трудно не согласиться».
Яссен потер руку и присел на край кровати. Шелковые рубашки из Нбру, льняные куртки с Монгуми и хлопковые штаны, сшитые в тихом городке Бейроне, аккуратно лежали поверх одеяла, нетронутые.
– Примерь. Посмотрим, подойдут ли, – сказал Сэмсон, закрывая окно.
Яссен нехотя взглянул на одежду и осторожно взял голубую рубашку с золотыми пуговицами.
– Сейчас, – сказал он и пошел было к ванной, но Сэмсон его остановил:
– Примерь здесь.
Они долго смотрели друг на друга, пока наконец Яссен со вздохом не отвел глаза.
– Так я и знал, – сказал Сэмсон. – Покажешь?
Яссен медленно стянул мокрую от пота рубашку, обнажая правую руку. Вниз от плеча шли глубокие рубцы, вдоль которых расползались буро-красные пятна ожогов, сморщенные, словно кожица сушеных фиников. Коснувшись локтя, Яссен ощутил в костях знакомую ноющую боль.
– Это с тобой арохассины сотворили? – ошарашенно прошептал Сэмсон.
– Они тут ни при чем. Я сам виноват.
Воспоминание было еще слишком свежо. Яссен будто заново ощутил, как огонь охватил его руку, как в кожу впился нестерпимый жар, как запахло паленой плотью.
– Арохассины меня едва спасли.
Сэмсон медленно опустился на диванчик и положил подбородок на сплетенные пальцы.
Это была его старая привычка. Точно так же он сидел, когда им впервые дали задание убить человека.
Испытание называлось Охотой. Жертвами становились сбежавшие пленники – обычно раванские солдаты или чиновники, которых до этого похитили или взяли в плен, чтобы выпытать важные сведения. Допросы велись с разной степенью пристрастия, или, как любили говорить арохассины, «склонения к сотрудничеству». Тех, кто не умирал под пытками, использовали в качестве живых мишеней для новобранцев.
– Ну что, ребята и девчата, разбиваемся на пары, – приказал Акарос, выдав каждому оружие.
Яссен, конечно же, выбрал Сэмсона: тогда они были неразлучны. Чувствуя дрожь своего товарища, он внимательно слушал суть задания.
– Итак, всего их будет шесть, и бежать они будут быстро – очень быстро. Как шобу, спасающиеся от змеи. Так вот: вы должны быть быстрее. Вспомните, чему вас учили. Найдите цель, выровняйте дыхание, стреляйте. Вопросы?
– В чем подвох?
От других наставников Акарос отличался выдумкой. Все об этом знали, но подать голос не осмелился никто, кроме Сэмсона.
Акарос развел руки и усмехнулся. Ожог у него на лице искривился, будто стронутый ветром песок.
– Молодец, что спросил, Руру. – Это был позывной Сэмсона. – У каждого будет ровно один выстрел – одна пуля… Нечего головами трясти! В пуле больше сути, чем в клятом импульсе… Так, теперь посмотрите на своего напарника или напарницу. Да-да, прямо в глаза. Давайте. Если вы поразите мишень, они получат поощрение. А если промахнетесь… – Акарос перестал улыбаться. Плохой знак: теперь не поймешь, что у него на уме. – Вы знаете, что бывает с теми, кто не идет на сотрудничество.
В ту ночь обе луны скрылись за облаками, и с гребня холма было почти ничего не разглядеть. Впрочем, лаз из подземной тюрьмы располагался как раз напротив валунов, в тени которых по двое засели новобранцы.
– Сэмсон, – шепотом позвал Яссен. – Сэм.
Он видел, как дрожит рука товарища, сжимающая оружие.
– Всем приготовиться, – послышался в комме голос Акароса. – Они выходят.
Первый пленник высунулся из лаза, осмотрел окрестности и застыл в нерешительности. Сквозь прицел Яссен видел его бледное лицо и загнанный взгляд. Следом показались еще пятеро и заспорили между собой. Яссен пытался прочесть по губам, о чем они говорят, и тут первый пленник рванул на свободу.
Кто-то из парней выстрелил. Гулкое эхо огласило долину. Беглец споткнулся и упал.
– Живее, – велел Акарос.
– Сэм!
– Я… я не могу… Прости, Яссен.
Его охватил ужас, холодный и безжалостный.
– Что значит «не могу»?! Сэмсон, ты должен!
Следующий пленник с воплем кинулся наружу и вправо. Выругавшись, Яссен взял его на мушку. Голова жертвы оказалась точно в перекрестье прицела. Этот мужчина был чьим-то сыном, братом, отцом. Не исключено, что приличным человеком. Однако Яссен знал, как любит Акарос растягивать мучение, что даже укол иглы становится нестерпимым. Он не мог обречь Сэмсона на подобные страдания.
Выстрел был точным. Ноги у беглеца подкосились, будто соломенные. Выдохнув, Яссен слышал в ушах отчаянный стук сердца. Все тело дрожало. В ту секунду – в то самое мгновение, когда пуля оборвала чужую жизнь, – он осознал, что и в нем что-то оборвалось. И что эту прореху в душе не залатать.
Другие новобранцы тоже поразили свои цели. Осталась только одна девушка, убегавшая к холмам. Яссен встряхнул Сэмсона, но тот будто застыл, даже пальцы обмякли.
– Ну давай, ну пожалуйста! – умолял Яссен, однако друг так и не шевельнулся.
И тогда Яссен вырвал оружие у него из рук и застрелил пленницу. В ту ночь он впервые убил – и сразу двоих. После испытания он попробовал убедить Акароса, проверявшего патронники, что стрелял Сэмсон, но наставник обо всем догадался.
– Стойте, – сказал Сэмсон, когда Акарос велел схватить Яссена. – Накажите лучше меня. Это я виноват.
– Надо же, как благородно, – произнес Акарос, и в его устах это слово сочилось ядом.
В наказание Сэмсону назначили двадцать ударов плетью: десять за себя, десять за Яссена. Его высекли на глазах у прочих новобранцев. Яссен не помнил, плакал ли Сэмсон, помнил только, как они вернулись в казарму и как друг в полубреду от лекарств шептал что-то в темноте.
– Она была похожа на мою сестру…
За все время их знакомства Яссен даже не подозревал, что у Сэмсона есть родные.
– Забудь, – прошептал он в ответ, сжимая Сэму руку. – Они все мертвы. Они больше не мучаются.
Ужасные слова, но Яссен не умел утешать других. Сэмсон, впрочем, уже заснул, в основном из-за обезболивающих. Тогда-то Яссен и поклялся себе, что никогда больше не убьет без необходимости. И никогда не убьет безоружного.
Но той злополучной ночью в Веране он эту клятву нарушил.
По стеклу загрохотал дождь, и Яссен вздрогнул. Сэмсон подошел к окну и снова его открыл. В комнату ворвался поток свежего воздуха, густо пахнущий сырым песком. Обожженной кожей Яссен ощутил мокрые брызги.
– Гроза в пустыне ни с чем не сравнима, – заметил Сэмсон.
Яссен размял пальцы.
– Я могу драться.
– Не сомневаюсь. Только боюсь, как бы такие драки тебя не прикончили.
– Бывало и похуже, – отозвался Яссен. Он старался казаться беспечным, но рука предательски задрожала, и пришлось сжать ее в кулак.
– В твоем списке есть агент арохассинов, которого мы хотим захватить, – сообщил Сэмсон. – Работает в южном округе Рани.
– Хорошо. Я могу ее взять.
Сэмсон немного постоял, ссутулившись и опустив голову, на фоне догорающего заката. Затем развернулся и посмотрел на Яссена.
– Если сведения не подтвердятся, тебя пристрелят на месте.
Яссен кивнул.
– Что-то еще?
Он понимал, что Сэмсон сказал не все, – мог прочесть это по глазам и по тому, как друг вцепился в подоконник.
– Ну, разве только… – доверчиво и простодушно улыбнулся Сэмсон, как тогда, в детстве. – Я рад, что ты здесь, живой. Клятое пекло, Яссен, я рубил ходы в горе, и можешь мне поверить: ты – крепче, – добавил он со смехом.
– Знаешь, немудрено, когда пытаешься выжить, а у тебя над душой стоит Акарос.
Улыбка Сэмсона дрогнула. Черной бесшумной кошкой на его лицо вползло раскаяние. Яссен, впрочем, знал, что извинений не будет. Сэмсон не из тех, кто просит прощения, – то ли от стыда, то ли от гордыни. Когда он сбежал и не вернулся, Яссен был вне себя от ярости. Однако стоило Акаросу предложить ему выследить и убить бывшего напарника, от ярости не осталось и следа. Потому что у Сэмсона было одно качество, которое Яссен ценил в нем превыше всего.
Верность.
Извинений от него не дождешься, но зато своих он защищает до последнего и в беде не бросает.
– Клянусь, – твердо произнес Сэмсон, – как только ты будешь свободен, мы вместе поймаем Акароса. И я отрежу ему голову.
Яссен промолчал. Злость требовала усилий, давила на плечи, и если уж отрекаться от прошлого, то вместе со всем остальным. С местью, кровопролитием, расплатой.
Чистый лист, новое имя.
Новая жизнь, в которой нет места возмездию.
– Как хочешь, но сделай это, пожалуйста, один. Без меня, – сказал он.
Сэмсон попытался было что-то возразить, но передумал.
– Лови, тебе пойдет, – сказал он, швыряя в Яссена белой рубашкой. Взгляд его задержался на покрытой ожогами руке. – Болит?
– Иногда. Словно привидение проходит сквозь меня. – Подхватив штаны, Яссен выпрямился. – А теперь можешь выйти, если не трудно?
На пороге Сэмсон задержался. Дождь стал сильнее, тяжелые капли били по крыше, как будто там сражалось полчище игрушечных солдатиков.
– Отбываем на рассвете, – сказал друг и аккуратно прикрыл за собой дверь.
Яссен бросил рубашку на пол, подошел к окну и высунулся. Ливень ударил ему в лицо, намочил волосы, струился по голому торсу. Яссену хотелось, чтобы сырость пробрала его до костей.
Сквозь дождливую муть проступали очертания песчаных небоскребов и чатри. Дальше раскинулся пустынный пригород, и где-то на его окраинах притулился дом.
Мысли о нем вызывали смешанные чувства. Дом ведь – это тихая гавань, где ты спокойно доживаешь остаток дней. Но он же – проклятие, мечта, которой не суждено исполниться.
Из-за бесцветных глаз Яссен не мог быть в Равансе своим. Джантарцы тоже отвергли его, едва услышав пустынный акцент. Яссен всегда был сиротой, даже до того, как осиротел на самом деле.
Родители пытались его уберечь, но и они подвергались тем же гонениям. Все называли их предателями. Яссена же называли выродком.
А когда родители умерли, соседи смотрели на него с жалостью, будто на бесхвостого шобу. «Никто его такого не усыновит», – шептались они. Яссену хотелось вырвать жалость из их глаз и закопать где-нибудь далеко в пустыне.
И тем не менее вот он на Дворцовом холме, в чертогах, что нависают над городом, который породил его и отверг. Он спит в королевских покоях, хотя никогда даже не мечтал сюда попасть.
Яссен закрыл глаза и подставил язык соленым каплям.
Он, сирота с пустынных окраин, покажет им всем, чего сто́ит. Обязан показать.