– Мам, может, всё же в больницу? – спрашивает встревоженно сын, а я лежу под одеялом и не могу заставить себя встать.
Три. Три дня я не хожу на работу. И даже учесть, что сегодня Рождество, меня совсем не вдохновляет ни праздник, ни настрой сына отправить меня в больницу.
– Мам, – зовёт Глеб, засовывая голову в дверной проем.
– Сынок, я ещё денёк отлежусь и выйду на работу, – тихо говорю я сыну.
А сама мечтаю провалиться сквозь землю от стыда, что приходится обманывать собственного ребёнка.
– Ну хорошо, – тяжело вздыхает Глеб. – Я тогда пошёл. Сегодня тётя Оля открыла кафе, но она сама не справится. Хотя спасибо ей, что дала мне поспать… – Глеб говорит и говорит о том, что будет делать сегодня, а я вроде и слышу его, но не понимаю.
– Хорошо, сынок, – с трудом отвечаю я и снова прикрываю глаза.
Слышу, как за сыном закрывается дверь и пытаюсь «собрать своих гусей», которые разбежались после того злополучного утра.
Нет, я отработала. И выручка была достаточно хорошая. А когда вечером появился расстроенный Глеб и сказал, что Люба его так и не смогла сегодня прийти на их место, то ещё и сына успокаивала.
Но стоило мне прийти домой, как меня начало трясти. Либо я полностью осознала, что могло произойти со мной, либо это остаточная заторможенная реакция. Вот только наутро я уже не смогла встать с кровати. У меня поднялась температура и давление подскочило. А ещё мне всю ночь снился этот Ветров, скотина.
И то, что он со мной делал, приличные женщины не рассказывают даже самым близким подругам, с которыми сожрали пуд соли.
По телу пробегает противная дрожь и начинает знобить. Так, Люба, нужно подняться и привести себя в порядок.
Сползаю с кровати и иду в ванную. Привожу себя в божеский вид. Принимаю душ и даже чувствую облегчение, но это всё до того момента, пока в голове снова не начинают всплывать эти дурацкие сны.
От этих мыслей меня спасает звонок Алки, моей подруги, которая держит цветочный салон в нашем городке.
– Ну, привет, подруга. – Я слышу весёлый голос Аллы и даже улыбаюсь. – Ты что, забыла обо мне? Не звонишь, не пишешь. Я здесь скучаю. Почти.
– И тебя с Новым годом и Рождеством, – отвечаю я, слушая шуршание на заднем фоне. – Но кто бы мне говорил о занятости. Ты там чем шуршишь?
– Собираю очередной букет для нашего красавчика Ветрова, – бодро отвечает подруга, а меня снова пробивает озноб.
– М-м-м, – тяну, потому что никаких внятных слов на ум не приходит.
– Что «м-м-м»? Ты себе даже не представляешь. Он последние три дня как с цепи сорвался, – весело начинает рассказывать подруга. – Каждый день заказывает цветы, и каждый раз они обязательно должны быть другие. Чтобы ничего не повторялось. То ли у него новая баба появилась, то ли он опять с дочкой накосячил.
– С какой дочкой? – спрашиваю я. Лишь бы говорить и лишь Алла не поняла, что меня это совсем не вдохновляет.
– С его дочкой, Люб. Ты что совсем там уже переработала?
– Ах, да. Прости, Ал, я что-то приболела и последние три дня дома, так что соображаю плохо.
– Как приболела? А почему я не знаю об этом? Почему ты не вызываешь скорую помощь в лице меня и Лариски?
– Ну, во-первых, я заболела, Алла. Во-вторых, Лариса где-то на морях отдыхает и прилетит только завтра.
– Точно, я и забыла. Я же к ней записалась на следующей неделе на приём, – перебивает меня Алла, а я выдыхаю, так как наша Алка с возрастом не меняется.
Она как была торохтухой, так и осталась. Её стоит немного подтолкнуть в другую сторону, и она сразу теряет нить разговора.
– Вот. И я тоже записалась к ней на неделе. Пойду. Тем более, всё равно пора медкомиссию проходить, – поддерживаю я разговор, на что слышу Алкин хмык.
– Тебе бы к гинекологу-мужику попасть. Глядишь, и жизнь бы твоя наладилась быстрее. И болеть бы перестала.
– Так, подруга, ты, кажется, забываешься, – шиплю я на Аллу, но понимаю, что она не со зла.
– Что Алла-то сразу? Я тебе правду говорю. Мы тебя со сколькими мужиками пытались познакомить, а всё без толку.
– Потому что я не хочу, – отвечаю я твёрдо и иду делать себе чай.
Нужно успокоиться.
– А вот можно и захотеть бы уже. Тебе скоро сорок, а ты так и не смогла начать встречаться ни с кем, хотя бы для здоровья.
– Ал, мне не нужно для здоровья, – вздыхаю я.
– Ну конечно, где же мы сможем найти тебе такого же отбитого идиота, как был твой Санька. Царствие небесное ему. Но он у тебя и правда был ещё тот дебошир.
– Ал, – строго говорю, пытаясь остановить подругу.
– Вот тебя бы такой смог усмирить. Ты же такая красотка. Как была самой красивой в нашем трио, так и осталась. Но где водятся такие, которые смогли бы тебя усмирить? Ой, всё, – резко осекается подруга. – Я пошла отдавать букет. Приехал Ветров. Кстати, сегодня решила собрать твои любимые, гиацинты. Но и тебе букетик принесу завтра. Так что готовь вино. Будем тебя лечить.
Алка быстро отключается, а я так и зависаю с телефоном у уха. Значит, Ветров сегодня купил гиацинты. Молодец. Нужно будет узнать, не приходит ли доставка цветов к нам в кафе. Хотя думаю, Глеб бы сказал мне.
В задумчивости возвращаюсь в комнату, забыв о чае и остановившись перед зеркалом, что встроено в шкаф, рассматриваю себя. Любимая пижама в розовый горошек, скрывает всё тело, от шеи до пяток.
На голове сейчас всё в порядке, но это до того времени, пока я снова не прилягу. А стоит лечь на подушку, и моя укладка снова пойдёт в то место, где многое пропадает. Но мне идёт эта стрижка. Да я уже и не представляю себя с длинными волосами.
Осматриваю своё лицо и вижу все морщинки, которые на нём появились: в уголках рта и глаз, на лбу. Замечаю красноту в глазах. Точно, это всё давление.
Поднимаю руки, чтобы осмотреть их, и тоже вижу уже признаки старения. Я хоть и пользуюсь кремами и маслами, но на руках кожа слишком подвержена обветриванию и высыханию. По ним паутинкой рассыпалось множество мелких морщинок.
Поднимаю рубашку на животе и провожу рукой там, где меня касалась рука Ветрова. Роды на меня особо не повлияли. Да и это было слишком давно. Но всё же я могу спокойно летом купаться на речке в раздельном купальнике. Задираю рубашку выше, чтобы рассмотреть грудь, и подпрыгиваю от испуга, когда слышу звонок в дверь.
Господи, Люба, у тебя крыша поехала. Ты себя для чего рассматриваешь? Ты что, и правда подумала, что ты можешь кого-то заинтересовать в своём возрасте? Очнись!
Звонок повторяется, и я уже громко кричу на всю квартиру:
– Да иду я, иду.
Отец мне всегда говорил, что я слишком беспечная, но я с мыслями о том, кому я нужна, спокойно открываю дверь и спотыкаюсь о колючий взгляд потемневших глаз и букет белых гиацинтов:
– Ты что, думала, спрятаться от меня, Люба? – спокойно произносит Ветров властным голосом, а я дёргаюсь, чтобы закрыть дверь, но толку от этого уже никакого. – Не так быстро! – рявкает Ветров и протискивается в квартиру, оттесняя меня вглубь.
– Я сейчас закричу, – произношу я сипло.
– Конечно, закричишь, Любаш. И не раз.