***
– Ой, Люба, Люба, моя голуба… – напеваю себе под нос, спускаясь по ступенькам, так как лифт у нас снова сломан.
Ну что сделаешь, если дом у нас немного неновый. А если точнее, то ремонта в нём не было с рождения моего мальчика, а ему в этом году уже восемнадцать. Кстати, а где он?
– Глеб! – кричу, подняв голову.
– Бегу, мам, – слышу в ответ и улыбаюсь.
Он у меня уже полгода как студент юридического. Сколько мне стоило нервов, денег и усилий, чтобы сын поступил, куда мечтал, но я справилась. И очень даже горжусь собой.
– Догнал, – слышу весёлый голос сына в спину, и он меня обнимает.
– Сынок, я сейчас свалюсь, – смеюсь я. – Мать твоя слишком стара для таких обнимашек на ступеньках. Смотри, упаду – здесь землетрясение случится.
Глеб хохочет со мной вместе, а после чмокает меня в щеку и нежно говорит:
– Ты у меня самая красивая, мам. Ну, разве что моя Любаша немножечко красивее. – Он показывает пальцами небольшую щёлочку, через которую смотрит на меня, а я начинаю смеяться ещё громче.
– Вот нужно же было тебе встретить девушку, и тоже Любу.
– А Любы все красивые, упрямые и невероятные. Как я мог пропустить моё солнышко, которое зовут как мою мамулю! – Глеб зажмуривается и растягивает губы в улыбке.
– Вот же ты подлиза. – Я легонько хлопаю его по животу, а он быстро пробегает вперёд, открывая мне дверь.
Так, переговариваясь, мы с сыном идём в сторону нашего кафе, которое находится за углом дома. Это моё детище. И дороже него только мой сынок. Я открывала это кафе, когда была совершенно разбита и не могла представить, как жить дальше. Но сейчас это моё место силы.
Только сворачиваем за угол, как нам навстречу важной походкой выходит огромный мохнатый рыжий кот по кличке Ральф.
– Ральфик, ты скоро будешь колобком кататься, – хохочет Глебушка, пытаясь взять кота на руки.
Но он у нас очень привередливый мальчик, и только по желанию идёт на руки. Ральф отпрыгивает в сторону от Глеба, а я замечаю, как из-за угла выруливает чёрный джип, который начинает резко заносить на заснеженной дороге, и он мчится как раз в нашу сторону.
Сердце сжимается так болезненно, что в глазах искры начинают мельтешить, но вот с реакцией у меня всегда было хорошо.
Делаю резкий шаг к Ральфу и, схватив кота за шкирку, отбрасываю в сторону и отталкиваю Глеба к стене. А вот меня машина цепляет. Нет, боли я не чувствую, но в сугроб заваливаюсь с такой силой, что меня ещё и сверху снегом присыпает.
– Мама! – слышу крик Глеба, а у самой в голове: «Слава богу, что оттолкнула их». – Мамочка. – Глеб вытаскивает меня из сугроба, а я стараюсь улыбнуться сыну, отплёвываясь от снега.
– Всё в порядке, сынок.
– Куда прёшь, идиотка! – слышу крик из открывшегося окна машины. – Вообще оборзели бабы. Под колёса уже прыгают.
– Слышь, ты…
– Не нужно, сынок, – останавливаю я Глеба, который дёрнулся к машине.
Мы хоть и правы, но с этими товарищами лучше не связываться.
– Извините, – шиплю я сквозь зубы, а у самой желание в глотку вцепиться этим браткам. Охамели сволочи. Шастают по местным заведениям и, пугая людей, мзду берут. Только толку от этой мзды нет никакой.
Вроде уже не девяностые, но в нашем городке об этом, вероятно, забыли. Хотя мне ли судить. Все хорошо жить хотят.
– Пойдём, сынок. – Я беру Глеба под руку.
– Мам! – тянет сын, указывая на машину, которая тронулась с места и проехала мимо нас ещё раз, только теперь не спеша.
Я же не смогла сдержаться и бросила презрительный взгляд в полностью чёрное окно. Чувство, что меня осматривают, настолько реально, что даже дрожь проходит по телу.
Подойдя к двери кафе, я только сейчас замечаю, что Ральф у Глеба под мышкой.
– Ты зачем кота так сжал? – спрашиваю, улыбаясь.
– Ой, Ральф, – встрепенулся Глеб, – прости, дружище. Весёлое у нас утро сегодня.
Не то слово. Но пока сын отряхивает Ральфа и оставляет его на улице, я вхожу вовнутрь.
Моя неизменная напарница, Ольга Ивановна, уже на месте. Женщина на пенсии, но так и не ушла от меня. Мы с ней вдвоём работаем вместе уже больше десяти лет. Она на кухне, а я за стойкой.
– Любушка, доброе утро, – кричит мне Ольга Ивановна, выглядывая в дверь.
– Доброе, дорогая. Как прошли ваши праздники? – спрашиваю я.
Сегодня только третье января, а моя помощница уже на кухне.
– Хорошо, Любушка. У внуков погостила. Отдохнула, пора и честь знать. Да и как ты здесь без меня? – улыбается она мне, вынося на тарелочке слойку с сыром.
Ох, нужно всё же взять себя в руки да на диету сесть, а то я скоро и в пятидесятый не буду влезать. Хотя мне многие говорят, что с трудом верится, что у меня такой размер. Да только никто не учитывает, что только благодаря моим генам я могу похвастаться тем, что ещё не превратилась в колобка.
Ну да ладно. Кофе и слойка. Можно же с утра?
– Мам, я к Любаше. Она меня уже ждёт, – говорит сын и, снова поцеловав меня, откусывает слойку. – Вы, как всегда, на высоте, тёть Оль. Я побежал.
– Вот оболтус, – улыбается Ольга Ивановна. – А ты кушай, Любонька.
– Оболтус, но счастливый, – улыбаюсь я, глядя вслед сыну.
– Ты что-то пригорюнилась.
– Да сегодня с утра ребятки местные, Ветрова, чуть не сбили. Еле успела оттолкнуть Ральфа и Глеба с дороги, – рассказываю я, а в ответ слышу ойканье да плевки Ольги Ивановны.
– Вот ироды. Когда они уже успокоятся? – негодует женщина.
А повернувшись в сторону огромного окна, замечаю, как возле нашего кафе останавливается их машина.
– Идите, Ольга Ивановна, испеките слоек. Нам нужно будет скоро встречать посетителей, а мне нужно снова мзду отдавать. – Я отправляю Олю Ивановну на кухню, а сама разворачиваюсь к входу, где зазвенел колокольчик, и немного даже теряюсь.
На меня смотрят колючие глаза мужчины, который выше меня больше, чем на голову. Он обводит меня взглядом, а после осматривает помещение. На нём укороченное чёрное пальто, припорошённое снегом, расстёгнутое. Нахальная улыбка на губах, которую так и хочется стереть молочником, который сжимаю в руках.
И да, я прекрасно догадываюсь, кто стоит передо мной.
Это сам Семён Ветров. Но вот с каких пор он катается по местным заведениям?
– А здесь уютно, – звучит раскатисто-бархатный голос, который совершенно не вяжется с его внешним видом.
Но я только приподнимаю бровь и, выдавив из себя улыбку, чётко говорю:
– Добро пожаловать в кафе «Кофе с Любовью». Что желаете?
Ветров же медленно приближается к барной стойке, подходит вплотную, упирается в неё руками, наклоняется ко мне и тихо выговаривает:
– Тебя, Люба. – И его губы растягиваются в оскале, улыбка исчезает с моего лица, так как после следующей фразы этот товарищ тоже теряется:
– А молочником по морде не сходить вам, товарищ Ветров?