Налон вздохнул. Вот сейчас эта вонючая гадина его слопает. Больно не будет, но жизнь он потеряет, да еще и начнет с той локации, куда подгрузился. И неизвестно, как теперь пробраться в комнату, где засел монстр, чтобы все это вырубить. Стоп! А с каких пор чудовища разговаривают? Он такого в игре не прописывал!
– Гиперион… Сынок. – вдруг произнес монстр.
– Офигел? Протри глаза формалином, какой я тебе сынок?
– В этом воплощении у меня нет глаз. – вдруг совершенно по-человечески хмыкнуло чудовище. – Ты же решил делать жутких монстров, которые ориентируются только по звуку и по запаху. И кажется, я тебя уронил, да? Прости, сынок, хотел обнять, но тело какое-то… Не самое ловкое.
– Эээ… – глубокомысленно заявил в ответ Налон.
Такого он не ожидал! Мало того, что чудовище шипело и посылало блики с выключенного оборудования. Так оно еще разумное. И кажется, даже не пытается его сожрать. Хотело бы – уже это сделало бы. А что оно там говорило про воплощение?
– Понимаю, ты удивлен. – монстр вдруг сел в позу лотоса. – Не ожидал, что какая-то компьютерная игрушка вдруг вступит в контакт. Но я не плод твоего воображения. Просто в такой форме мне легче всего до тебя достучаться.
– А ты кто, дядя? – парень отполз чуть подальше и сел.
Монстр не стал ему мешать, хотя и повернул голову в ту сторону, куда уполз юноша. Значит, он его и правда слышит. Или чует.
– Я твой отец! – торжественно объявило чудовище.
Вдруг заиграл Имперский марш9 и виртуальная тварь недоуменно завертела башкой. А Налон проклял все на свете. И свое слишком живое воображение, и увлеченность земной культурой. И чересчур чувствительные к мозговым импульсам датчики шлема. Он остановил усилием воли музыку и глянул на необычного собеседника.
– Ну я тебя вроде не победил еще, да и шлема в виде ведра на тебе нет…
– Понимаю. – оскалилось чудище и Налон понял, что это оно так улыбается. – Вспоминаю эти фильмы. Хотел бы я с тобой пересмотреть их все. Хотел бы играть с тобой в игры, отводить тебя в школу, хотел бы…
– Я вообще-то уже в институт пошел. Нет, ну серьезно, кто или что ты? Какой-то компьютерный вирус? Или эволюционировавшая тварь?
– Я уже сказал… Но в этом сконструированном мире я не могу отображаться иначе. Ты же сам решил, что тут будут только те гуманоиды, которые принадлежат к твоей семье. Ты, Мария, твой… Иосиф.
– Хочешь сказать, в другом виртуальном мире ты изменишься?
– Да. И, честно говоря, мне бы хотелось попасть в иное место. Очень не терпится увидеть тебя, сынок.
Налон сосредоточился. По-хорошему, конечно, надо было ставить это все на паузу, а завтра возвращаться с папой и проверять, что тут творится такое. Но назвавшись отцом, монстр его заинтриговал, так что парень решил посмотреть – правду ли тот говорит? Если он сейчас окажется в другом мире, а твари там не будет, то можно хотя бы спать лечь спокойно и страшилище его не дозовется. О, а вот и подходящий вариант.
Юноша переключился на тот мир, который создала Фаина. И обнаружил себя на берегу премилой речки, сидящим на скамейке. Бластер, который он сжимал в руках, вдруг затрещал и преобразовался в букет ромашек.
– Это очень мило, конечно. – сказал пони под розовой попонкой, который стоял рядом. – Но я рассчитывал немного на другое.
– Эээ… Будешь? – Налон от неожиданности предложил говорящему животному букет.
– Спасибо. – миниатюрное создание с челкой начало есть цветы. – И не смотри на меня квадратными глазами. Согласно алгоритмам этого мира, пони обязаны жрать траву. Это даже хорошо, что я не воплотился в ромашки. Но хотелось бы снова вернуть себе гуманоидный облик, если честно.
– Пару минут назад ты хотел меня увидеть. – напомнил юноша. – Теперь у тебя есть глаза, можешь посмотреть.
Пони удивил его еще раз, поскольку не стал спорить. Он уставился во все глаза на парня, смотрел долго, внимательно и одновременно с этим принюхивался. А потом отвернул морду, но Налон успел заметить слезы, которые быстро прятались в шерсти.
– Эй, ну ты чего? – удивился он. – Хочешь еще ромашек? Сейчас нарву.
– Нет, спасибо. Ты очень добрый парень, но другого я и не ждал. Просто… Наконец-то моя мечта осуществилась и я увидел тебя, сынок.
– Слушай, мне некомфортно, когда лошадь называет меня сыном.
– Пони не лошадь. – поправило его животное. – А самец лошади называется конем. Имей уважение к отцу! Или называй нормально, или дай мне наконец возможность предстать в своем истинном виде. В этом мире тоже нет человеческих воплощений, кроме тех, которые шлем уже видел – ваших.
– Надо создать новый мир?
– Угу. Если бы я мог, сам бы это сделал.
– А почему не можешь?
– На чьей голове шлем? Датчики улавливают твои мозговые импульсы, не мои. Так исторически сложилось, что у меня сейчас и голова-то отсутствует.
– Жуть! А почему? И что делать?
– Я тебе расскажу. Можно было бы, конечно, создать новый мир. Но детальная реальность потребует много времени и усилий, а стать пиксельными квадратами тоже не хочется. Однако если ты возьмешь меня за копыто, я постараюсь передать тебе свои импульсы. И ты увидишь мой мир, каким его запомнил я.
Брать животное за копыто парню не хотелось и он, от большого ума, схватился за хвостик. Внезапно пони-отец сильно его лягнул. Налон упал на землю и возмутился.
– Эй!
– Извини, инстинкты. – вздохнул тот. – Не хочешь за копыто – держись за ухо.
– Хорошо. – парень осторожно коснулся мохнатого уха. – Дальше-то что?
– Немного помолчи.
Юноша повиновался и увидел, как вокруг меняется обстановка. Вместо симпатичной зеленой полянки, которая раскинулась у речки, вдруг возник песчаный берег, омываемое волнами лазурного бескрайнего моря. Оглянувшись, Налон увидел величественные колонны, белые мраморные дома, а чуть дальше, на холме – огромный храм. Что еще за земная Древняя Греция?
– Правильно. – услышал он уже знакомый голос. – Отрадно видеть, что в школе ты изучаешь не только историю по сути чужого тебе Эдема.
Не понимая, почему так бешено колотится сердце, Налон медленно развернулся. Возле него стоял мужчина, которого он никогда не видел, но тут же узнал бы из тысячи. Его родной отец, его папа! И он думал, что они с Иосифом похожи? Вот что такое настоящая схожесть! Юноше не требовались ни анализы ДНК, ни какие-то иные подтверждения. Ведь он словно смотрел в зеркало!
Высокий блондин со светлыми локонами, а зеленые глаза смотрят с такой любовью, что у Налона даже дыхание перехватило. Длинные руки с такими же тонкими и нервными пальцами, как у него самого. Даже форма носа один в один. Вот только по росту парень пока что не догнал отца и сейчас уткнулся лбом в его плечо.
– Догонишь. – мужчина крепко обнял сына. – Ты точный мой слепок, сын. Мой Гиперион.
– Меня зовут Налон.
– А я хотел назвать тебя Гиперионом. В переводе с нашего родного языка это означает «самый высокий». Я не про рост, сынок. Самый высокий – значит самого высокого положения. Ты был бы царем, сын. Как горько, что сейчас это не так, что тебя этого лишили. Но я знаю, как вернуть тебе былое могущество.
– О чем ты?
– Что говорила тебе обо мне твоя мать?
Юноша пожал плечами и сообщил, что единственный раз, когда он попытался завести разговор о своем настоящем отце, внятного ответа не получил. Мужчина в ответ усмехнулся, покачал головой.
– В этом нет ничего удивительного.
– Но ничего плохого она о тебе не говорила! – поспешил добавить парень.
– И на том спасибо… Прогуляемся? Долгие годы жизни в абсолютной темноте заставили меня соскучиться по родным видам.
Налон, или как называл его отец, Гиперион, ничего не понял. Но предложение прогуляться принял и последовал за мужчиной. И не смог удержаться от главного вопроса, который его теперь терзал.
– Где же ты был все это время? Почему не дал о себе знать раньше? Куда ты вообще делся?
– Ведь у тебя относительно недавно появился этот шлем. Я всегда был рядом, но не мог об этом сказать. Только теперь удалось до тебя достучаться столь экстравагантным образом, но может, это и к лучшему? Ты уже взрослый мужчина и сможешь все правильно понять.
– Что понять?
– А вот послушай. Восемнадцать лет назад у меня было все, о чем только можно мечтать…
Отец сообщил, что в те времена его звали Аполлоном и правил он одной далекой планетой. Она носила имя Аид – не слишком привлекательное для земного уха. И именно она в свое время послужила прототипом для земных мифов о Древней Греции. Жили на ней не только люди, но и боги. А также их потомки: полубоги, появившиеся в результате союзов небожителей и простых смертных.
– Ты меня, конечно, извини. – рискнул перебить Аполлона Налон. – Но ведь научно доказано, что нет никаких богов и полубогов. Есть люди, чьи возможности, физические и психологические, простираются за пределы нормы.
– Конечно-конечно. Ты умный мальчик и у тебя, на радость мне, хорошее образование, светлая голова. – закивал мужчина. – Но я объясняю с точки зрения легенд, которые мой народ чтил веками. Думаю, ты поймешь, что я имею в виду.
Полубоги – люди, один из родителей которых обладал особыми возможностями, правили на Аиде. Они старались дать своему народу все необходимое, строго следили за порядком и поддерживали мир на своей планете. Восемнадцать лет назад царская ноша лежала на плечах Аполлона, но он не жаловался: ведь ему на роду предначертано править.
Народ, по словам мужчины, его любил за справедливость и внимание к нуждам даже последнего нищего. А в его дворце тоже царили любовь и взаимопонимание. Аполлон воспитывал двух сыновей, Гелиоса и Геракла. Юноши были его отрадой, светом в окошке, особенно после того как любимая жена Медея, в результате долгой болезни, отошла в мир иной. Потрясенный ее кончиной, Аполлон и мысли не допускал о том, что в его шикарном дворце вдруг появится новая хозяйка. Он понимал: никто не заменит мальчикам мать, а сам мужчина никому более не сможет открыть свое сердце так, как открыл его когда-то Медее.
Но человек, даже великий правитель, не способен распоряжаться собственной судьбой. И уж тем более ему неведомо, какие испытания приготовила эта самая судьба. Едва ли не давший обет безбрачия Аполлон вскоре встретил ту, что одним только взглядом сумела залечить его душевные раны и покорить истерзанное сердце.
– Твоя будущая мать. – даже теперь лицо отца посветлело, едва он заговорил о ней. – Мария. Эта девушка стала для меня дороже жизни. Вот только никогда мне в голову не приходило, что за счастье с ней я действительно расплачусь жизнью… Но это ничего. Страшнее то, что я расплатился возможностью быть с тобой, сын.