– Бабушка… Бабуш… – не хватает сил, слезы глотаю. Не могу сказать ей всё. Не потому, что не хочу расстраивать или мне стыдно, что моя семейная жизнь так быстро развалилась. Нет. Дело не в этом.
Я просто боюсь. Реально боюсь, что Марк за мной следит! Его служба безопасности контролирует каждый мой шаг уже три дня! Чёртовы три дня…
Одно радует – Марк спит в гостевой спальне. И дома. Да, как бы глупо это ни звучало, но меня радует, что он дома! Хоть в этом меня не ранит.
Он еще раз пытается поговорить. Я понимаю, что лучше просто молчать. Говорить не получается. Я прошу развод. Он отвечает отрицательно. На этом всё.
Звонит Дина, голос у неё такой виноватый, и я почти сразу жалею, что взяла трубку.
– Кис… ну мы не хотели, кто ж знал? А твой тоже хорош – чего вот так-то у всех на виду? Да все они, кобели, таскаются по… по шалавам всяким…
– Дина, хватит. Извини, не могу говорить.
– Подожди! Римма сука, да, но она ведь правду сказала. Твой Марк…
Выключаю телефон. Оно мне надо? Я уже и так поняла, что мой Марк совсем не мой. Общий. Их… Может, и Дина тоже с ним спала…
И с этим надо что-то делать.
Гуглю инфу о разводах. Можно подать заявление через Госуслуги. Боже, неужели это так просто? Увы, нифига не просто. В смысле – для меня. Так как заявление должны подавать оба.
Вечером Марк обращается с вопросом.
– Госуслуги изучала? – Я леденею, получается, все мои действия отслеживаются?
Молчу. Что я могу сказать? Когда моя жизнь превратилась в этот трэш?
Боже, я головой понимаю, что теперь он меня точно не отпустит! Теперь это просто вопрос престижа для него, или еще чего-то там. Чести, наверное, которой нет.
Как так-то? Девочка ниоткуда бортанула олигарха Златопольского?
Не пожелала мириться с его чрезмерной маскулинностью? Да-да, я даже идиотский термин в каком-то журнале вычитала.
Там психолог – инфоцыганка какая-то на самом деле – с умным видом вещала, что мужики такие мужики. Им надо. Смирись.
Нет. Не хочу.
Если все такие, значит, я лучше буду одна!
Да нет, я же знаю, что не все? Папа был верным. И дед тоже.
– Аля… ты как себя чувствуешь? Тебя… не тошнило больше?
Его слова вгоняют в ступор. Потому что меня как раз тошнило утром. Неужели за мной и в туалете следят?
– Со мной все нормально.
– Хорошо. Завтра важное мероприятие, нам нужно быть на открытии выставки.
Нам? Он сказал – нам? Как я там появлюсь после всего? Очевидно же, что все знакомые в курсе? Я не могу! Просто не могу!
– Аля, мы должны быть вместе. Это всё.
– Нет, не всё! Я не собираюсь никуда идти! И вместе быть не собираюсь! И я не хочу больше оставаться в этом доме! Немедленно меня выпусти! Я не хочу!
Сама не понимаю, как скатываюсь в истерику. И он снова тащит меня под холодный душ. А потом…
Потом опять набрасывается с поцелуями, шепчет о любви, о том, как соскучился, как ему адово без меня, как он сожалеет, как…
Отбиваюсь молча, яростно, когтями, ногами, зубами, всем! Но с ним не так просто справиться. Он огромный.
– Какая же ты у меня трудная, Алька… Чёрт.
– Пусти! Марк! Если ты сделаешь это – я тебя убью, слышишь? Убью!
– Что ты сделаешь?
– Я убью тебя. Я найду способ, ты понял?
Он отшатывается, смотрит затуманенным взглядом.
Опускает руки. Его домашняя одежда вымокла насквозь, как и моя.
– Ты меня ненавидишь, Аля?
– Да.
Ухмыляется и уходит, оставив меня одну.
Я не знаю, что делать. Как мне отсюда вырваться.
– Бабушка… бабуля…
А утром мне приходит сообщение, что бабушка попала в больницу с приступом…
Ненавижу тебя, Златопольский! Как я тебя ненавижу!