В том мире, что мы чистим,
Где ум обычный глуп,
Каталка полуистин
Везёт сомненья труп.
Ослеплено прозренье,
И пафос бледноват…
Распахивает звенья
Железной связи ряд.
Кислятиной воняет
Привычная брехня.
В стихи её вставляет
Знакомая свинья.
И вывернуто слово,
И дерзок барабан.
И сытое наблёво —
Наблёвано в карман.
Заплакают в платочки
Бесслёзные глаза.
Есть у брехни две дочки —
Голубка и гюрза.
Нет, я не стану злее,
Не разожгу пожар,
Когда меня жалеет
Воспевший Бабий Яр.
И как это ни грустно —
Но правда здоровей.
Любой великий русский
Он, в сущности, еврей.
С его картавой речью
И бледной худобой…
Мессия и предтеча,
Американ-ковбой.
На мандаринском сыплет,
Суров и узкоглаз,
Конфуция пресвитер,
Японский скалолаз.
Никто его страданий
Не может ощутить.
Чтоб накормить пираний,
Им надо жизнь прожить.
Быть с Господом на равных
И возлюбить жену.
Быть в море жизни камнем…
И не пойти ко дну.