После дневного сна обычно чувствуешь себя так, словно побывал в параллельной вселенной – открыв глаза, не понимаешь кто ты, где и в каком столетии.
Было ещё светло, но солнце клонилось к закату, поэтому молочного цвета комната охотно примерила на себя лёгкий оранжево-розовый тинт, сливаясь с пустынным пейзажем за окном.
Размяв затёкшую шею, я потянулась, не отнимая головы от подушки. Самочувствие улучшилось, даже появилось желание выпить чашечку кофе не пробуждения ради, а для удовольствия, – совершенно ничем не обоснованный, но такой приятный приток сил, побуждающий к новым свершениям.
Совсем немного понежившись в постели, но успев сполна насладиться давно забытым эмоциональным равновесием, я огляделась, – никаких следов присутствия Блэка. Его сумка стояла ровно там, где я её оставила, но ключа в замочной скважине не было, что вынудило меня окончательно проснуться и встать.
Дверь была не заперта. Я вышла в коридор, прислушиваясь. Стояла абсолютная тишина. Ничего удивительного, если вспомнить, кому принадлежал особняк. И всё же, помимо вампиров здесь обитало немало смертных. Так почему же складывалось ощущение, будто я брожу по огромному склепу на кладбище?
Сами собой ноги понесли меня вдоль ряда дверей в сторону холла. Я и не заметила, как оказалась на первом этаже перед входом в галерею, где проходил приём Мишеля три года назад. Массивные узорчатые двери, манили, поблёскивая позолотой. Я чувствовала, что должна оказаться по ту сторону, что меня там ждёт нечто важное, но инстинкт самосохранения до последнего противился этому, неизвестно откуда взявшемуся, стремлению.
Спустя некоторое время я всё же решилась: отворила створку, заворожённо глядя на залитое закатными лучами помещение, и проскользнула внутрь. Умиротворение, обволакивающее разум при пробуждении, вмиг улетучилось. Появились тревога, сомнения, сосущее под ложечкой беспокойство. Это место меня не пугало, но вызывало ощутимый дискомфорт. Десятки лиц, смотрящих с полотен, казались живыми. Они хмуро молчали, словно не одобряли моего присутствия, и придирчиво наблюдали за каждым шагом.
Разглядывая картины, я направилась к центру зала. Где-то на затворках сознания зазвучала нежная скрипка – мелодия, под которую мы когда-то танцевали с Мишелем. Взгляд скользнул по пространству, пытаясь возродить в памяти детали того вечера, но остановился на мольберте у окна. Оценить водружённую на пюпитр картину не представлялось возможным, так как поверх холста накинули белую простыню. Однако нижняя часть полотна выглядывала из-под ткани, это и привлекло моё внимание – шею модели украшал медальон «Лупус Дей».
Точно под гипнозом я засеменила к мольберту, протягивая к картине руку. Меня не заботила уместность собственных действий, тактичность и банальная человеческая вежливость, все, что я хотела знать – кто прячется за куском пыльной ткани. Но стоило пальцам коснуться бело-серой занавеси, позади раздался скрипучий голос дворецкого.
– Не стоит, мисс. Хозяин очень разозлится, если узнает, что кто-то видел неоконченный портрет.
Я обернулась, глядя на мужчину с нескрываемым возмущением. И откуда он взялся, подкрался точно привидение. Следит за мной?
– Так это картина Мишеля?
– Да. Месье Дэ Шанель весьма сентиментален, всегда стремится запечатлеть значимый момент своей вечности, а после придаётся воспоминаниям, часами разглядывая полотна. Все портреты в галерее его работы, и как вы, наверняка, могли заметить – блестящие, – горделиво отозвался слуга, будто в том, что Мишель отличный художник имелась его личная заслуга.
– Так он знал их? – поинтересовалась я, вновь вспоминая про медальон на незавершённом шедевре.
– Прошу прощения? – уточнил дворецкий.
– Людей на картинах. Мишель знал их лично?
– О, безусловно! – слишком восторженно, отозвался мужчина. – И не просто знал, они были очень близки.
– Близки… – эхом повторила я, про себя отмечая, что мужских портретов здесь куда больше женских.
– Именно. Ведь разве существует связь крепче кровной?
Тут я совсем запуталась. Дэ Шанель рисовал родственников? Но тогда портретов слишком много. Или он настолько одержим своим генологическим древом, что знал каждого предка в лицо?
– Что вы имеете в виду? – решив не давать воли безумным теориям, уточнила я.
Мужчина пугающе-одержимо улыбнулся.
– Эти люди отдали хозяину самое ценное, что у них было: свою кровь. Они его жертвы…
В то же мгновение я услышала шелест ткани – простыня соскользнула с наброска, обнажая содержимое, и при взгляде на льняной холст у меня похолодело в груди – с картины на меня взирали мои собственные глаза!
– Вина? Мари́ как раз откупорила бутылку, – ехидничая, предложил дворецкий. – Хозяин, знаете ли, очень любит кровь с привкусом «Колейта» шестьдесят пятого года.
К горлу подкатил ком, дыхание участилось, зрение начало подводить. Зажмурившись, я сделала глубокий вдох, а когда открыла глаза, взгляд упёрся в потолок гостевой спальни… Сон! Всего лишь сон…
Мне так давно не снилось ничего, кроме монастыря, что я уже и забыла, как это жутко – путать реальность с видениями. Вейдж Ли уверял, что вещие сны процесс неконтролируемый, поэтому мы практически не уделяли внимания данной способности. По словам мастера, знаки приходили к провидцам независимо от их желания, в большей степени предостерегая от ошибок или помогая найти ответ на жизненно важные вопросы. Если всё так, что означал мой сон? Я должна избегать галереи? Мишель представал угрозу? А может быть, подсознание указывало на дворецкого? Уж больно он странный, слишком одержимый своим хозяином.
Немного поразмыслив, я решила не изводить себя предположениями, подчас совершенно абсурдными, а разобраться с проблемой «здесь и сейчас». Раздувать из мухи слона – моя основная «супер способность», поэтому, зашнуровав армейские ботинки, спрятав в голенище нож, а за поясом отцовский пистолет, я отправилась прямиком в галерею. Уж не знаю, что именно ожидая там найти, ведь произошедшее во сне разошлось с реальностью ещё на подходе к лестнице – навстречу мне поднималась горничная. Однако приближаясь к уже хорошо знакомым дверям, я вдруг испытала пугающий трепет. Не страх, нет, что-то другое, более значительное. То, что жило во мне всегда, глубоко внутри – я хотела увидеть Мишеля снова…
Чем обуславливалось данное желание не ясно. Возможно, банальным любопытством. Дэ Шанель был достаточно откровенен, не стыдился своей сущности, напротив, говорил о ней часами, чем приоткрывал завесу многих тайн, в том числе и хранимых Адамом. Мы провели в Исландии почти год, но мои познания относительно прошлого Блэка не изменились. И если прежде киношная таинственность, окутывающая бойфренда, казалась притягательно-романтичной, теперь она безмерно раздражала. Я неоднократно спрашивала Адама о том, как он жил до возвращения в Блэкфорт, чем разгневал Бальтазара, почему безоговорочно доверял французу, но в ответ получала лишь невнятные отговорки или твёрдое: «не хочу об этом говорить».
В галерее, что и следовало ожидать, никакого мольберта не оказалось, хотя картин явно поприбавилось. Я медленно зашагала по залу, разглядывая полотна, и остановилась ровно там, где мне привиделся собственный портрет. Плечи обдало неприятной дрожью. Неужели сказанное дворецким во сне правда, и все эти люди приняли смерть от клыков бессмертного художника?
Громыхнула дверь. Не случайно. Её распахнули наотмашь намерено, демонстративно заявляя о вторжении. Мне не нужно было использовать способности, чтобы понять – в помещение вошёл вампир. Вместо этого я глянула на окна, оценивая обстановку. Солнце ещё не полностью скрылось за горизонтом, однако его лучи не проникали внутрь, а значит, угрозы не представляли. Если бессмертный нападет, придётся рассчитывать лишь на саму себя.
Мысли тотчас метнулись к рукояти пистолета, спрятанного под футболкой, напомнили, как та ложится в ладонь, сколько в обойме пуль и что при выстреле отдача всегда отбрасывает кисть чуть влево. Стульев в галереи не было, только резная кушетка, оббитая алым бархатом, но мне ни за что не оторвать от горбины ножку – слишком массивная, тяжёлая, я попросту не успею.
Поток тактических размышлений перебил шаг, эхом загудевший в высоких стенах, немного ленивый, вальяжный, но чёткий, без шарканья подошвой по полу. Послышался притягательный аромат камелии с нежной ноткой свежесрезанной травы, мгновенно принося облегчение. Я хорошо помнила этот парфюм, будто вдыхала его вчера. Сомнений в личности вошедшего не осталось. Тревога отступила.
– Ma chère, я знал, мы обязательно встретимся вновь, – вязко промурлыкал Дэ Шанель, подходя ближе.
Я обернулась лишь когда «камелия» стала давяще навязчивой и с удивлением обнаружила, что вампир стоял достаточно далеко, хотя ещё секунду назад казалось, будто он прямо за моей спиной.
– Мишель, – с наигранным почтением, кивнула я, не показывая своего замешательства.
Дэ Шанель горделиво улыбнулся.
– Новая причёска? Мне нравится. Я сразу отметил, что у тебя красивая шея.
– Уверена, ты говоришь это всем девушкам и судя по картинам не только им…
– М-м, так значит, Адам раскрыл тебе мой маленький секрет, как низко с его стороны.
– Адам здесь не причём, – сухо ответила я.
Вампир лукаво сощурился.
– Ты изменилась.
– Это из-за стрижки.
– Вовсе нет, – широко улыбнулся бессмертный, проговаривая каждое слово медленно, тягуче, наслаждаясь вязкой томностью своего голоса. – Взгляд, поза, интонация. От замкнутой, неуверенной в себе школьницы не осталось и следа. Сейчас предо мной стоит взрослая женщина, опасная женщина. Она больше не нежная фиалка, источающая опиум страха и жалости к самой себе. Ты пахнешь горечью гвоздики, сладостью вишни, разбитым сердцем и праведной злобой. Это так волнующе…
– Почему ты вызвался нам помочь? – поинтересовалась я, игнорируя слова француза попавшие точно в цель. – Дело опасное, замешены охотники, которым убить вампира, что выпить чашку кофе с утра.
– Не доверяешь мне? – скорее констатируя, нежели спрашивая, самодовольно ухмыльнулся Мишель.
– И не скрываю этого.
– А Блэку? – тут же парировал он, понизив голос до дребезжания связок. – Почему ты безоговорочно веришь Адаму? Ведь, по правде сказать, мы мало чем отличаемся друг от друга.
– У меня другое мнение на сей счёт, – всё так же бесстрастно ответила я.
– Кейтлин, не разочаровывай меня… Самообман вещь коварная. Лучше взгляни фактам в лицо: мы оба чертовски привлекательны, оба имеем за спиной тёмное прошлое, оба бессмертны и питаем слабость к «особому сорту вина». Так почему лишь ко мне ты относишься предвзято? Чем я заслужил сию несправедливость?
– С чего ты взял, будто я предвзята?
– О, об этом весьма красноречиво говорят твои тёмные очи, ma chère. Когда живёшь не первую человеческую жизнь, читать людей становится так же просто, как рекламные слоганы на билбордах.
– И как много ты уже успел прочесть в моих глазах? – с вызовом бросила я.
– Достаточно, дабы воспылать к тебе новым интересом, – нахально поддел француз-обольститель, двинувшись в мою сторону.
Наверняка он думал, что испытывающий взгляд и бесстыдное прикосновение к шрамам от клыков Адама, заставят меня чувствовать себя уязвимой, смущённой, но я даже не шелохнулась, глядя прямо и решительно. Хотя, стоит признаться, адреналин в крови всё же подскочил.
– Чего ты добиваешься, Мишель? – после непродолжительной паузы, спросила я.
– Понять, что именно тобой движет, – угрожающе щёлкнул зубами вампир прямо перед моим носом. – Я бессмертный, но подставляться не намерен. То же касается и Адама. Между нами случалось всякое, но он по-прежнему мой лучший друг. Прости, mon amour, знаю, у вас любовь и всё такое, но я не позволю Блэку рисковать своей жизнью, если ты собираешься использовать нас в качестве живого щита.
Я опешила, ведь меньше всего на свете ожидала, что Дэ Шанель станет переживать за безопасность Адама. В прошлый раз они едва могли находиться в одной комнате, по крайней мере, Блэк вёл себя именно так. Однако в данную минуту Мишель был абсолютно серьёзен и искренен. Я видела это, чувствовала. Он не лгал и не притворствовал.
– Думаешь, я могу подставить собственного парня?
– Думаю, что в раю настали тёмные времена…
Моя бровь вопросительно изогнулась, вампир незамедлительно пояснил:
– Две спальни… Что бы это могло означать?..
– Хм, дай-ка подумать… – надменно прыснула я. – Что тебя это совершенно не касается?
Мишель расплылся в до противного сладкой улыбке и, скрестив руки на груди, сделал шаг назад, восстанавливая моё личное пространство. А затем его взгляд стал острым, опасным и отчасти презрительным.
– Злишься. Значит, тема больная. Что же, в душу лезть не стану, но предупреждаю, ты можешь на меня рассчитывать лишь до тех пор, пока вы с Адамом по одну сторону. Придашь нас, и я с удовольствием опустошу твоё смертное тело от крови, – и после этих слов моя, казалось бы, непоколебимая антипатия к вампиру внезапно полностью улетучилась, растаяла точно снег, случайно выпавший в начале октября.
Его абсолютная честность покоряла. Я так устала от нескончаемой лжи и недомолвок, что услышав правду, даже столь жестокую, испытала облегчение и благодарность, чего уже давно не случалось.
– Согласна, – не задумываясь, кивнула я, протягивая французу руку. – И обещаю, если подобное случится, перед «казнью» прикончу бутылочку «Колейта».
Мишель удивлённо вскинул бровь, но акцентировать внимание на упоминании портвейна не стал, молча склонил голову, охотно принимая рукопожатие.
– Что между вами произошло? – спросила я, не отпуская его руки.
– Разве Адам не рассказывал? – оскорблённо хмыкнул бессмертный и тут же самостоятельно ответил на вопрос. – Конечно же, нет. Но знаешь, думаю, будет правильнее, если твоим рассказчиком станет именно Блэк. Я заинтересованное лицо, могу исказить некоторые факты.
– Переживаешь, что моё отношение к тебе станет ещё хуже? – иронично усмехнулся я.
– Вовсе нет, ведь в этой истории не я главный злодей, – загадочно улыбнулся вампир, стремительно меняя тему. – А зачем ты пришла в галерею?
В этот момент я осознала, что всё ещё держу француза за руку и это не доставляет дискомфорта, напротив, мне спокойно, уютно, от того я и разорвала прикосновение немедленно – слишком стремительно менялись мои чувства к мужчине напротив.
– Хотела посмотреть картины. Зачем ты их рисуешь?..
– Оу, ma chère, это долгая и грустная история моего становления как вампира, явно не для вечера нашего воссоединения. Кстати, Адам вернулся, слышу, как грохочет его колымага у ворот. Так что беги-ка ты к себе в комнату, а то наша рок-звезда снова набросится на меня с беспочвенными обвинениями.
Заговорчески подмигнув, Дэ Шанель направился к выходу, насвистывая под нос незамысловатую мелодию. Вскоре и я покинула галерею, но мерзкое предчувствие беды, вызванное недавним сном, осталось, несмотря на то, что нам с Мишелем удалось расставить все точки на «и». Чему я, к слову, несказанно рада.