Он уже было коснулся моих губ своими, как я отстранилась назад.
– Ты, видимо забыл, что такое любовь. Ты говоришь, что вот это наша любовь? Алекс, ты даже нормально сказать не можешь простое «я люблю тебя». Я уже молчу про твои действия.
Ветер резко пронёсся мимо нас, вздымая к небу мои угольные волосы. Как так вышло, что я влюбилась в парня, настолько похожего на меня? У нас у обоих чёрные-чёрные волосы и голубые глаза. У меня папины глаза, папины лучезарные глаза. Алексу же достался такой цвет от его бабушки, коренной норвежки. А идеальные черты лица он перенял у матери, местной бывшей модели.
Я почувствовала, как Алекс сжимает мою ладонь.
– Если я не говорю, это не значит, что я не люблю.
– В твоем случае, именно так и есть. Ты всегда говоришь всё, что думаешь… Когда говоришь.
Я разглядываю его губы, точнее, кольцо в губе. О, как я любила играться с ним – поддевать языком или захватывать меж зубов. Я вообще люблю дурачиться и заигрывать, люблю лёгкость во всём. Но, да, иногда умею усложнять.
– Я боюсь тебя потерять, поэтому веду себя, как полный кретин.
– Тебе не кажется это глупым? От твоих кретинских выходок я и могу уйти! – я запрокинула голову к небу. Какие красивые облака. Серое небо и белые воздушные облака. Я люблю наш город за погоду и леса, густые хвойные леса. Стокгольм – мой маленький рай на этой громадной планете.
Я затянулась ещё раз и выкинула сигарету в урну.
– Малышка, ты не поставишь на нас крест.
– Я хочу простить тебя за всё, честно, хочу.
– Прости, я кретин. Я это понимаю, но ты меня таким кретином и полюбила, разве нет?
Он прав. Уже в начале наших отношений он вёл себя, порой, неадекватно, но тогда я не видела в этом проблему. Я списывала это всё на его характер, мол, он такой, какой есть.
– Алекс, ты оставил меня ночью, одну, блин! Я думала, разрыдаюсь прям там, но благополучно доехала до дома и разрыдалась уже в постели, уткнувшись в подушку. Я не помню, как уснула. Хотела утром…
Не успела я договорить, как он выпалил:
– Погоди, ты была у него? Ты как-то быстро добралась до «Прайма», а живёшь ты не в двух кварталах отсюда, – он сделал паузу. – Я два года просил тебя не лезть в это.
Мне же нечего терять, верно? Я же папина дочка.
– Да, – кратко и доходчиво ответила я.
– Да?!
Он взял меня за рукав и повёл в сторону парка. Я не стала сопротивляться, потому что сейчас это ещё больше заведёт его. Господи, почему я не могу просто уйти? Я же призналась Мартину в любви! Я хочу дать нам шанс. Весомый такой, серьёзный шанс. Тупо, да? Вчера я представляла нас с Алексом у родителей на Рождество, а сегодня целую Мартина. Вот, что бывает, когда тебя не ценят. Когда ты просто существуешь в чьём-то мире непонятно для чего. Тогда подарком и отрадой становится кто-то другой.
Он резко остановился и повернулся. И посмотрел на меня, как тогда, когда я увидела его в первый раз. И взгляд его стал таким нежным.
– Алекс? – недоумённо спросила я.
– Я не могу тебя отпустить. Мои страхи всё портят, но я не могу тебя отпустить. Не потому, что тебя никто не достоин, кроме меня, а потому, что ты достойна только меня. Шесть лет, Эйко… Малышка, мы не зря столько прошли вместе, чтобы я вот так оставил это, а ты вот так упорхнула к этому мудаку.
Сегодня я бью рекорд по закатыванию глаз. И у меня это прекрасно получается. Даю себе «10 из 10».
Я выдохнула:
– Не говори о нём так.
– Но о нас так можно говорить?
Можно ли?
– Ты ведь видишь, что у нас не получается.
– Не получается, потому что ты этого не хочешь? Ты давно ждала момента, когда я в очередной раз психану, а ты спокойно пойдёшь плакаться ему в жилетку?
– А ты попробуй не психовать и мо…
Он резко заткнул меня поцелуем и прошептал мне в губы:
– Как сильно ты хочешь меня?
И Алекс просунул руки мне под толстовку. Под толстовку Мартина, которую я надела, когда мы собрались уже пойти к озеру.
Копать-хоронить.