Обернув полотенце вокруг тела, я вышла из душа. Иерихон сидел в кресле вальяжно развалившись, и как кот наблюдал за моим появлением. Он прошёлся по каждой обнажённой впадинке на моём теле, будто ласкал. Поджигал нервные окончания своим молчанием. Я сглотнула, вцепившись в полотенце и вспоминая тот больной разговор.
– Отпусти полотенце, Медея, – голос с придыханием, будто ему не хватало кислорода.
Мои губы разъехались в мягкой улыбке от того, насколько близка была параллель с тем вечером. Та же комната, полотенце и его приказ, которому я тут же должна подчиниться. В этот раз я не сомневалась, когда позволила ткани упасть бесформенной лужей у ног.
– Возьми большую кисть и макни в белую краску.
Не пытаясь задавать вопросы, я сделала, как он велел. Интерес, тесно соприкоснувшись с желанием, медленно полз по кровотоку, словно я только что выпила бокал шампанского. Мне нравилось то, с каким шипением и тихим «поп», лопались пузырьки жгучего адреналина.
– Проведи кистью по правой стороне начиная от бедра.
Прикосновение вязкой, прохладной краски заставило меня выгнуться. Нежно следуя вверх, провела полосу до самой груди, когда Иерихон велел проделать то же самое, с другой стороны. Отдав ему свою волю, я просто следовала за тихим, мрачным тоном и дрожала. Соски напряглись, когда коснулась их кистью.
– Теперь центр. Начни от пупка и проведи линию до шеи, – его голос был той разрушительной константой, которой я упивалась.
В воздухе разлился чуть слышный аромат скипидара, с запахом эфиров сосновой живицы. Я чувствовала себя, как оголённый нерв. Рука, ведущая линии по телу, слегка дрожала. Кожа покрылась мурашками, в горле пересохло, а я могла только наблюдать за взглядом Иерихона.
– Отложи кисть и подойди к зеркалу, – тон снизился на октаву, став более текстурным и глубоким.
Остановившись напротив зеркала, я смотрела на своё отражение, обнажённая кожа от низа живота до подбородка была укрыта белоснежной вуалью краски. Отражение Иерихона появилось позади. Он смотрел на тот белоснежный рисунок, мурашки, покрывшие кожу, твёрдые пики сосков, голодным, мрачным взглядом.
– А теперь посмотри, как я буду клеймить твоё тело, и не забывай, чьим рукам оно принадлежит. Каждое касание оставит невидимый для глаз ожог, который прочно запечатлеется в твоём сознании.
Его тёплые ладони с двух сторон сомкнулись на моих бёдрах, разрывая идеальное полотно краски. Каждое касание Иерихона приносило новую волну жаркого ожидания, оставляя борозды от его ладоней на моей коже. Его руки очертили круг вокруг пупка и двинулись вверх. Липкая текстура краски создавала ещё более тесный контакт между нашей кожей.
Ладони Иерихона, словно прилипли к моему телу, оставляли рваные дорожки. Он притянул меня ближе, одной рукой скользнув по животу, пока другая нежно прошлась по шее и сдавила горло. Наши глаза встретились в зеркальной поверхности, его будоражащий огонь поглощал все страхи, которые я могла испытывать. Последний раз, когда его руки сомкнулись на шее, Иерихон, пытался меня убить. Каждый из нас чувствовал тот момент, произошедший три года назад под эгидой кровавой луны, но во мне не было страха. Его прикосновение не жалило, не причиняло боли, оно было нежным и защищающим.
– Проверяешь меня? – шепнула едва слышно.
– Хочу знать наверняка, насколько далеко ты зашла в своих эмоциях, – голос Иерихона был похож на жжённый кофе с металлическими нотками. И я хотела бесконечно долго впитывать его, чтобы насытить душу. Заполнить пустоту, которая всё ещё не заросла, ведь был только момент с ним наедине, а дальше неизвестное будущее.
– И что же ты видишь в моих глазах?
Иерихон секунду раздумывал, прежде чем приподнял мою шею, развернув к себе. Губы по касательной прошли в поцелуе, который полыхнул громом в теле. То было лишь мимолётное прикосновение, но, если бы я рисовала ту сцену, она искрилась золотыми вспышками, будто от одного касания мы могли мерцать, как два оборванных провода.
– Я чувствую твоё тело, и оно не боится, отзываясь на каждое прикосновение. Мне безумно, дико хочется разорвать эту податливую оболочку и позволить тебе вырваться на волю. Услышать, как громко ты можешь стонать моё имя, с надрывом и мольбой, – он тихо усмехнулся в мои губы. – А в глазах нет и тени страха, что бродит каждую минуту в моих мыслях.
Я хотела ответить, но он не позволил, мазнул пальцем по моим губам, оставив белую полосу, а после поцеловал. Глубоко, безудержно, с ноткой нежности. Горько-сладкий привкус краски в нашем поцелуе вибрировал той самой грозовой волной. Иерихон отстранился, поднял меня на руки и направился в ванную.
– Я хочу увидеть, как краски, смешиваясь с водой, стекают по твоему телу. Это может оказаться весьма интересным экспериментом. И прекрасной обнажённой картиной, Медея. Думаю, мне следует помыть тебя, иначе мы можем опоздать на бал.
Он вскинул брови с тихим хохотом. Вошёл прямо в одежде со мной на руках и включил воду. Прохладные капли обожгли горячую кожу, и я вздрогнула.
– Тише, – шепнул. – Сейчас я согрею тебя своим телом.
Вода обрушилась на меня, образуя белые линии на коже, они струились, как змеи по ногам и сворачивались бурной воронкой, уходя в водосток. Иерихон скинул испачканную одежду и вошёл с горящими глазами. Он водил по моему телу ладонями, отмывая белую краску, пока не остались только мы.
Пока Иерихон переодевался, я стояла напротив зеркала, выискивая ту незримую тень, что всегда преследовала меня в отражении, но никого не находила. Передо мной явился только образ элегантной девушки. Платье оттенка зелёного мха, что растёт на деревьях и усеивает болота, сверкало маленькими вкраплениями бисера, делая цвет более сочным и ярким. Волосы собраны в высокую причёску, а в руках я держала то самое приглашение в виде маски.
Подобные мероприятия для меня казались слишком утомительными, но в этом было своё очарование и посыл. Инкогнито. Все, кто будет присутствовать на приёме, который устраивают в огромной зале с картинами, должны прийти в масках и также уйти, не открывая своих лиц.
Анонимность подобного приёма заключалась в том, что под покровом маски ты мог совершать множество аморальных, осуждающих поступков, а наутро снова выглядеть тем самым благочестивым человеком. Статус, положение в обществе, какую бы ступень ты ни занимал, в ночь карнавала масок, она стиралась. Грань, где ты отвечаешь за своё положение, позволяла ввязаться в авантюру, которая могла окончиться весьма громким скандалом.
Если бы я отказалась от приглашения Лилит, то пожалела. Стоя на последней ступеньке лестницы, что прямым полотном вела прямо к огромному залу, я вбирала в себя краски и цвета, будто могла впитать каждый спектр и насытить свою натуру. Яркие перья, украшения из драгоценных камней на маске Дама, казались потрясающим сочетанием грации и богатства.
Чумная маска с большим клювом, мелькала в толпе, и каждая новая форма вызывала во мне потрясающий детский восторг, словно я попала на шоколадную фабрику и могла съесть все сладости, до которых доберусь.
Маска Ньяга – с совершенно потрясающими пёстрыми цветами, как инь и янь, одна половина белая, другая чёрная, а поверх этих цветов узоры, выполненные золотыми росчерками плавных линий. Девушка поймала мой заинтересованный взгляд и мяукнула, её тело выгнулось, имитируя манеру кошки.
– Потрясающе, – шепнула, а в ответ снова раздалось одобрительное урчание.
Обернувшись, заметила Лилит в алом обтягивающем платье в пол. Она была роскошна. Да, это именно то слово, которое я бы применила к её образу.
– Почему ты молчишь? – шепнула.
Она подняла руки и прикоснулась к своей маске. Овал из чёрного бархата идеально сочетался с платьем.
– Моретта, – восхищение в моём голосе потрескивало напряжением и желанием засмеяться, отбросив в сторону любые правила.
Изнутри на месте рта у маски Моретта имелся небольшой шпенёк, который нужно было сжимать зубами, чтобы маска держалась на месте. Лилит махнула мне и скрылась в толпе гостей.
Иерихон провёл ладонью по моему позвоночнику, заставив вздрогнуть. Он встал позади, сомкнув свои руки на моей талии.
– Что ты видишь?
– Изящество, роскошь, богатство.
– Ложь, лесть, чрезмерное превосходство, – тут же парировал Иерихон. – Тысячи маленьких обманов слетают с губ этих людей, которые притворяются теми, кем не являются на самом деле. Они просто используют эту ночь как своеобразный покров. Говорят, то, во что не верят, делают то, чего без маски никогда не рискнули бы сделать. Лгут, играют, завораживают.
– В этом есть своя прелесть и распутство.
Он хохотнул, и я уверена, если бы не маска, прикоснулся поцелуем. Мне нравилось чувствовать его рядом, я так давно была лишена этого, что теперь не могла насытиться.
Иерихон оставил меня, чтобы сходить за напитками, а я не смогла удержаться, прошлась вдоль стены. Картины, которые висели в главном зале, очаровывали, и в отличие от людей они не умели лгать.
– Картина-ребус, – голос приглушён, и казалось, находился от меня на расстоянии.
Я могла видеть только глаза на белом полотне маске, за которой скрывался высокий, статный мужчина. Его маска была выполнена из резких углов и немного искривлённых линий, укрывая всё лицо. На голове треугольная шляпа, на плечах чёрный плащ с алой подкладкой.
– Это Баута?
– Вы изучали значение каждой маски? – снова глухо донёсся вопрос мужчины.
– Слишком любопытна, – ответила честно, разглядывая белые линии. Я заметила, что подобной маски не было ни у кого из присутствующих. Занятно. – Эту маску называют лярвой, что означает…
– Призрак, – одобрительно закончил за меня незнакомец. – Она бесшумна, появляется ближе к ночи, скользит по бальному залу в поисках достойного партнёра. Призрак из страны мёртвых.
Лёгкая дрожь пробежала по коже, заставляя меня отречься от этого разговора. Вспомнив слова, с которыми обратился ко мне мужчина, я решила вернуться к ним.
– Картина-ребус, что вы имели в виду?
Он наблюдал за мной острым взглядом опытного хищника, который обнаружил в лунную ночь слабую жертву.
– Подобный интерес к искусству бывает лишь у того, кто сам живёт этой безумной стихией, – точно подметил незнакомец. – Вы художник?
– А вы? Кто вы?
– Нет, никаких имён, ведь это совершенно идёт вразрез с сегодняшними правилами. Понимаю, нарушать установленные ограничения весело, но ведь так пропадёт всё очарование этой безмятежной ночи. Вы так не думаете?
– Те, кто создаёт правила, слишком ограничены рамками, которые поставил их мозг. Нужно разрушать границы, иначе можно пропустить поистине важные моменты.
Он только хмыкнул или фыркнул, я не понимала, маска каким-то образом искажала голос.
– Картина «Влюблённые» может трактоваться каждым человеком по-своему. Художник использовал визуальные метафоры и загадки. Так скажите, что видите вы?
Не знаю, почему меня привлекли именно эти две картины, на которых была изображена пара, но что-то тянуло исследовать её. Разгадать тайный посыл художника. Ведь каждый, беря в руку кисть, набирая на палитру краски, смешивая цвета, чтобы запятнать полотно работой, вкладывает свой смысл. Внутренние чувства, переживания, трагедии.
Головы мужчины и женщины были укутаны белой тканью, они прильнули друг к другу в мягком поцелуе.
– Возможно, здесь имеет смысл слово слепой? Или это может относиться к самому слову любовь.
Лёгкий шум вальса резонировал позади, но моё внимание полностью захватила данная картина. Я вдыхала её, осматривала, перебирая в уме каждое чувство, желая найти правильную интерпретацию, чтобы перевести в слова, но понимала, это невозможно, если не знаешь истоков истории создания.
– По одному из мнений, здесь выражается слепота любви, ведь и мужчина, и женщина, словно загадка для зрителя. Они так поглощены страстью, что не замечают ничего вокруг.
– Какая же вторая? – не выдержав долгой паузы его молчания, потребовала.
– Вторая заключается в том, что возлюбленные смогли постичь любовь такой величины, что им подвластно принять близость, несмотря на любые покровы тайн и преграды, которые их разделяют.
Я так глубоко погрузилась в те объяснения, что не заметила опасности. Иерихон в своей маске Вольта провёл ладонью по моему плечу, привлекая внимание, совершенно грубо игнорируя присутствие моего собеседника.
– Потанцуй со мной.
Приняв его ладонь, я повернулась к незнакомцу, подарившему мне тайную историю, и заметила только лёгкий кивок головы. При этом его взгляд так точечно отслеживал движения Иерихона, что наводило на неприятные, опасные мысли. Не успела я обдумать подобный поворот, когда Иерихон прижал меня, соединив наши руки, и повёл в танце.
– Слишком опасно оставлять тебя одну. Коршуны сразу налетели, – грубый, ломающий голос, прорезал тон мягкой мелодии вальса.
Поймав взгляд Иерихона сквозь маску, я испытала смутное, тревожное чувство дежавю, будто смотрела на него совсем недавно, но то был другой человек. Как будто действие повторялось, и я не могла понять, увидела ли это в своём сне или просто сознание сыграло со мной в какую-то затейливую игру?
Иерихон вёл меня, твёрдо держа в своих объятиях. То, как плавно и ловко он скользил по полу, позволило забыть на мгновение все мысли. Мой пульс участился, когда ладонь Иерихона скользнула ниже по пояснице, ласково пройдясь по попке.
– Ты играешь нечестно.
– Тебе не нравится? – коварство так и лилось из него.
– Я этого не говорила.
– Тогда не вижу причины останавливаться.
– Ты её знаешь, – протянула я.
Пока Иерихон ловил ноты музыки, я провела ладонью по его шее, спустилась ниже, пока не остановилась на поясе брюк. Вот тогда он начал осознавать, как нечестно было играть со мной. Он хотел что-то сказать, когда музыка остановилась и пары начали расходиться.
– Мне нужно в дамскую комнату.
– Это приглашение? – жарко шепнул на ухо Иерихон. Он всё ещё держал меня приклеенной к его телу, и я понимала, о чём спрашивал. – Твоя игра привела к моему возбуждению. Боюсь, теперь придётся сделать так, чтобы всё пришло в норму.
Хохоча от его наглого предложения, я отстранилась, когда Лилит подхватила меня под руку и увела. Иерихон, как ястреб не отводил своего взгляда, пока я не скрылась за дверью. Оглядевшись по сторонам, Лилит сняла маску и посмотрела на себя в зеркало.
– Эта штука, как орудие пыток. Постоянно держать зубы сжатыми, в напряжении, слишком бесчеловечно.
Я мягко засмеялась её гримасе недовольства.
– Не к чему было выбирать такую маску, ты сама приняла решение. Можно было отделаться минимальными потерями.
Лилит только фыркнула. Она поймала мой взгляд в отражении.
– Что ты решила по поводу заказа?
Мой вздох казался слишком печальным, обречённым. Размышляя над тем беспрецедентным предложением, понимала, что не смогу ничем помочь. Я пыталась найти в её глазах какой-то ответ по поводу газетной статьи про «убивающие картины», но Лилит была, как всегда, спокойна и слишком уверена. Похоже, мне придётся поверить, что не я нарисовала те картины.
– Ты ведь знаешь, я не занимаюсь реставрацией, а пишу картины начиная с белого листа…
– Тебе не нужно пытаться привести её в порядок, она не для продажи. Тебе просто необходимо дорисовать то, что не смог сделать прежний художник. И это ведь не совсем реставрация в полном понимании этого слова, а доработка.
– Но, боже, как я узнаю, что должна нарисовать? У тебя есть детальное описание? План? Даже если это так, каждый человек видит своё в одном и том же слове. Это просто невозможно, – я всплеснула руками, чувствуя крапинки злости, окрашивающей коричнево-алым моё сознание. – И почему вообще это должна быть я?
Лилит вздохнула, словно принимала какое-то важное и с тем же трудное решение. Она выглядела опечаленной моим очередным отказом. Тот заголовок в газете всё ещё бил по нервным окончаниям, но я не затрагивала этот вопрос. Ведь ложь гораздо слаще и коварнее, чем правда. Решив списать всё на совпадение, ведь те картины мог нарисовать кто-то другой, – я отстранилась. Позволила двери захлопнуться и исчезнуть.
Лилит встряхнула волной кудрявых волос, оторвав от меня свой взгляд, взяла маску, будто больше не хотела вести со мной разговор и повернулась к двери.
– Нам следует вернуться, а то можем пропустить самое интересное.
– Что именно? – подойдя к ней, спросила. Поведение Лилит меня немного смутило и заставило нервничать. – О чём ты говоришь?
Она только пожала плечами и приложила Моретту к лицу, зажимая шпенёк зубами. Толкнув дверь, вышла, и я последовала за ней. На душе было неспокойно и противоречиво. Хотелось вернуть Лилит и узнать в чём дело? Я ведь чувствовала что-то не так. С тем предложением она изменилась и стала немного пугающей, пытаясь до отчаяния убедить меня, принять участие.
Лилит тут же влилась в толпу приглашённых гостей, и я потеряла её, не успев остановить. Протискиваясь сквозь многочисленных людей, как будто в один момент все решили столпиться в общую кучу, почувствовала укол в бедро. Оглянувшись, заметила растение с колючими шипами. Провела по ткани платья ладонью, ощутив лёгкое покалывание на коже.
Вытянув шею, пыталась найти взглядом Иерихона, но среди пёстрого множества масок, нарядов и людей, это казалось практически невозможно. Все маски Вольто, которые выхватывала отдельными точками, не подходили, ведь я искала светлые волосы, заплетённые в тугую косу.
Музыка сменилась на что-то более глубокое и зловещее. Вытянув шею, я мельком заметила лестницу, ведущую на помост, на котором стоял большой рояль. В тот миг мужчина, оглушающе играющий по клавишам, поднял глаза, оторвавшись от своих рук. Тот незнакомец, который рассуждал о значении картины влюблённых сейчас, словно искусный ангел играл жгучую, мрачную мелодию. И в том, как встретились наши взгляды, было нечто запретное. Ему не нужно было смотреть на руки, чтобы играть, они знали ту мелодию и продолжали порхать по клавишам.
Я сделала шаг вперёд, повинуясь тому запретному зову, и покачнулась. В один момент стало слишком жарко и тесно в этой толпе гостей.
– Осторожнее, – шикнул мужчина, когда я снова покачнулась. Он взял меня за локоть так бережно и мягко, словно передумал грубить. – С вами всё в порядке? Слишком много шампанского выпили?
В его тоне не было осуждения, простая лёгкая ирония. Я не могла внятно ответить, будто опьянела, и язык не слушался, но я ведь выпила всего один бокал, это казалось смешным.
– Пойдём, выйдем на свежий воздух, – я даже не смогла сказать «нет», как он потянул меня к противоположной стороне от рояля. – Вот так, осторожнее.
Когда мы поворачивались, я заметила вспышку белых волос и гневный взгляд. Вспомнила слова Иерихона о том, что меня нельзя оставлять одну, коршуны тут же хватают добычу и пытаются утащить в своё гнездо. Не помню, как мы вышли на улицу, но прохлада воздуха остудила кожу, полыхающую от жара. Я хотела обернуться, чтобы снова найти взгляд Иерихона, но мужчина не позволил.
– Ну же, двигайся, я ведь джентльмен и не могу просто закинуть тебя на плечо. Это вызовет подозрения и осуждение.
В его словах был скрытый смысл, который барабанил в сознание, словно в закрытую дверь. Никакого отклика. Тишина.
Чёрная большая машина с матовым покрытием. Мягкая кожа на сидении, ласкающая мои обнажённые бёдра и плечи. Запах дорогой обивки и салона. Шум двигателя. Плавная дорога, когда за окном мелькали вспышками проносящихся домов, огоньки. Я просто была. Не понимаю, как смогла запомнить те детали, но с каждым километром, отдаляющим меня от Иерихона, становилось всё меньше вопросов.
Я не могла предположить, что эта ночь может обернуться моим похищением. Думала, Иерихон будет рядом, оберегать и защищать, но ведь зло всегда побеждает, правда?