С каждым ударом пульса в теле разносились оттенки боли от терпимого до невозможно больного. Я не пытался двигаться, замер, вдыхая знакомый аромат с яркими нотами горькой полыни, высохших лепестков роз среди трав на ветру. Но самым желанным был запах краски. Он скрывал в себе частичку безумия, и для меня напоминал аромат яблок с травянистым горьким привкусом.
Если я не во владениях Квентина Вирмора, значит, дело в другом. Похоже, он достаточно подождал, прежде чем швырнуть меня к порогу Медеи. Осознав в каком положении нахожусь, сдерживать себя больше не мог. В тот миг, когда открыл глаза и увидел Медею, склонившуюся над блокнотом, захотелось подняться, чтобы прижать к себе, но я не смог сделать этого. Я даже представить не мог, что проснусь обнажённым, в наручниках, руки прикованы к спинке кровати, ноги связаны.
– А ты неплохо подготовилась ко встрече со мной.
Она застыла. Грифель выпал из рук, пальцы судорожно сжали блокнот. Ей понадобилась одна минута и тридцать пять секунд, чтобы встретиться со мной взглядом. Первое, что я думал, увижу, прочту искрой в её взгляде – страх. Следующая эмоция должна была нести название – ненависть. Но не сегодня. Не сейчас. Возможно, Медея всё ещё боится, но столь долгая разлука затмила любые негативные эмоции после той ночи, когда на бархатном небе взошла кровавая луна.
Её взгляд в тот момент, когда наши глаза встретились, казался шокировано-изумлённым. Квинтэссенция наших чувств, словно заваленный много лет назад колодец, дала брешь и забурлила. Спираль пережитых эмоций, как торнадо, крутилась в её глазах, и я знал, в моих Медея читает тот же самый отклик. Бурный. Изнемогающий. Жадный. Голодный.
Мы застыли, прикованные друг к другу, не в силах отвести взгляды. Гравитация сменила свой наклон, не позволяя нам отстраниться. Притяжение – вот чем была для меня Медея. Всегда. Каждую минуту в моих мыслях. Даже когда мы находились в разных городах, разделённые тысячей километров, она всегда царила в моей голове, словно заняла пьедестал, который я охотно уступил.
– Что произошло? – голос слишком тихий, едва заметный, но я почувствовал колебание воздуха и надлом, с которым она задала тот вопрос.
Улыбка моя не была довольной, скорее походила на звериную. Оскал в моменте ярости, полыхнувшей по коже. Это был тот самый миг, когда хищник, зависнув над своей добычей, скалится, не желая делиться. Заявляя права на то, что добыл сам.
– Ты ведь хочешь услышать полную версию, ведь так, моя прекрасная художница?
Когда я говорил, мой голос был ровным, словно кто-то другой открывал рот, позволяя тем словам срываться с языка и падать разбившимися осколками к её ногам. Я видел, как Медея сжала руки в кулаки, как она закусила губу, потянула и позволила тихому шёпоту вздоха выйти наружу. Глаза, в них мерцало пламя злости, которая во мне возрастала во сто крат, набирая обороты.
За окнами полыхнул раскат грома, прокатившись по небу грозным предупреждением. Когда я закончил свой рассказ, Медея сидела неподвижно, не отрывая своего взгляда, в котором плескалось нечто похожее на боль. Она хотела защитить меня, и это сводило с ума. Заводило, натягивая те струны, что мне не следовало вообще затрагивать.
– Тебе следует отдохнуть, – тяжело сглотнув, пробормотала Медея.
В тот момент она была похожа на рака-отшельника, пыталась сбежать, делая неуместные «па» в направлении двери. Это заставило меня напрячься и позволить тем словам зависть между нами горячим потоком жажды.
– Останься со мной, – надлом в моём голосе прозвучал как лопнувшая от сильного натяжения струна. Он резал своими осколками. – Я знаю, что ты спала рядом, чувствую твой запах на коже, в том месте, где ты прикасалась. Не лишай меня возможности просто находиться рядом, Медея.
Сомнение в глазах смыло волной желание остаться рядом. И я гадал, хватит ли ей храбрости признаться нам обоим в том, что она скучала так же сильно, как я? Сможет ли Медея преодолеть тот хоровод бешеных мыслей, которые кричали ей: «Стой. Не делай этого».
– Я всё ещё прикован к твоей кровати, – я попытался пожать плечами, будто выглядел безобидным пушистым кроликом, но мы оба понимали, насколько иллюзорный тот образ.
Мягкие шаги, которые она сделала, заставили меня выдохнуть ком боли, застрявший в горле. Сердце стукнуло о грудную клетку, когда Медея забралась на кровать и легла ко мне лицом. Между её бровей залегла маленькая морщинка, вероятно, она перемалывала те чувства, которые я подбросил в её копилку. Пыталась найти выход. Нужную, правильную дорогу, но её не было.
Я следил за беспокойным сном Медеи, позволяя времени, что мы провели вдали друг от друга, нагнать меня, дробя кости на мелкие осколки. Мне нравилось следить за её лицом то безмятежным, то взволнованным. Сны, она видела их, в то время как я давно был лишён подобного покоя. Как только закрывал глаза, всё окрашивалось в алые цвета, чёрные нити паутины, которую сплёл Квентин. Не было радужных пони и безоблачного неба только те ужасные проступки, что я совершал на протяжении прожитых лет.
– Ты видение, что преследует по пятам. Ты в моих мыслях по дням и ночам, – шептал её образу тихие слова, которые обретали истинный голос в ночном шёпоте, теряясь в звёздах, что висели яркими точками в небе. – Опустошение, словно я потерял важную часть своей души, – вот что произошло, когда ты покинула Шартре. Будто кто-то залез и рукой вырвал то, что спрятано за рёбрами. То, что не должно болеть, а меня изнутри подрывает. Глодает от боли, что удушающим обручем свернулась на шее и с каждой секундой стягивается всё сильнее.
Всю ночь она лежала рядом, а я не смог сомкнуть глаз наблюдая за тем, как меняются эмоции на её лице. Следил за темпом дыхания, чувствуя, как тело затекло, но не смея разбудить Медею. Мне так отчаянно хотелось прижать её к себе, просто чтобы знать, Медея в моих руках и никуда не уйдёт. Больше не покинет, не сбежит, потому что я превращусь в злого волка, готового растерзать ягнёнка.
– Развяжи меня, – как только лучи солнца окрасили комнату в тёплые тона, прошептал её образу.
Медея открыла глаза, и, я думал, в момент пробуждения увижу испуг, страх, желание сбежать, но не это плескалось тоской в её омутах. Медея смотрела на меня долгим взглядом, и я видел ту борьбу, которую она вела сама с собой. Противостояние, одна сторона говорила «нельзя», другая кричала «к чёрту».
– Поверь, я не испытываю никакого желания нападать на тебя. Мои эмоции гораздо глубже и опаснее нападения, – в том, как грубо и хрипло прозвучало признание, заставило напряжение между нами наэлектризоваться.
Медея сглотнула слюну, словно жаждала упасть в тот ядовитый похотливый поток моих мыслей и чувств. Я испытывал необузданное желание окунуться в омут горячей страсти и затянуть её на самое дно. Чтобы мы упивались друг другом без остановки, без вопросов и сожалений.
Пока Медея развязывала мои руки, я прикрыл глаза из-под полуопущенных ресниц, наблюдая за её движениями. Мне следовало остановиться, прекратить подпитывать те горячие, как лава желания и отстраниться.
– Ты звонила ему, – я не спрашивал, то было логическим исходом подобной ситуации. Тристан наверняка уже на полпути сюда. Нам слишком опасно оставаться наедине. – Сколько прошло времени?
– Почти вторые сутки, – голос хриплый, в глазах плещется безумие и та же дикая жажда воссоединения.
Я видел её руки и знал, что на внутренней стороне есть какое-то слово. Моя жажда узнать, какое слово преобладало в её душе, превысила здравый смысл. С Медеей «стоп» никогда не работал, только полный вперёд.
– Подойди ко мне, – голос упал сброшенным валуном со скалы в пространство между нами, когда Медея отстранилась, развязав путы, сковывающие мои движения. – Ближе.
Мой затяжной взгляд прошёлся по её телу, замерев на внутренней стороне левой руки. Чернила немного стёрлись, будто впитались в кожу и растворились, но я смог прочесть то слово.
– Сломленный? – тихий шёпот, когда она инстинктивно подняла правую ладонь и прикрыла буквы.
Протянув руку, я нашёл её тёплую кожу и потянул на себя. И так было каждый раз, когда мы касались друг друга, в месте соприкосновения – точка пульса и как последствие непреодолимой чёрной связи, ожог, которого никто не увидит, но тот, что почувствует душа.
В тот миг, когда я почти склонился, чувствуя её быстрое дыхание на своей коже, и готов был впитать поцелуй, раздался стук в дверь. Нет, то не было нежное приглашение, скорее тяжёлый говорящий: «открой немедленно», грохот.
Мои губы прошли вскользь по её горячей коже. Большой палец застыл над трепещущей веной, а глаза смотрели прямо в душу. Тот миг расколол пузырь расстояния между нами, и, если бы не голос, раздавшийся с той стороны двери, я бы послал всех к чёрту.
– Медея, открой! – требовательно заявил Тристан. – Сейчас же, иначе я снесу дверь с петель. Не искушай, мне слишком сильно хочется это сделать.
Медея подскочила и направилась к входной двери, оставив меня на кровати. Тело чувствовалось немым мешком, который растерзали и бросили, позволив крови, сочится из ран. Тристану понадобилось ровно тридцать секунд, чтобы ворваться ураганом в комнату. Очевидно, он ожидал увидеть не меня, а разъярённого хищника, готового кромсать всех и вся, но я им не был.
Тристан понимал, что прервал нечто слишком откровенное и нерушимое. Он видел моё возбуждение, скрытое тканью простыни, но не стал комментировать губительность тех чувств. Поджал губы и прошёл вперёд, заняв место Медеи.
– Оставь нас, – мягко велел Тристан, когда Медея заколебалась, замерев у двери.
Я перевёл свой взгляд на неё, давая понять, что мы и близко не закончили то, что проскользнуло пламенем между нами в этой кровати. Её щёки окрасились в нежный румянец, а глаза ответили на то заявление. Медея не станет убегать или прятаться – это всё, что мне было нужно. Голод ожидания подпитывался годами, и очередной виток времени ничего не изменит. Мой трон принадлежал только ей.
Когда мы остались наедине, Тристан внимательно осмотрел моё тело, отметив каждую рану. Он ничего не сказал, но я читал его с лёгкостью, которая доступна братьям. Он жаждал подробностей, детального рассказа о том, через что провёл меня Квентин в этот раз.
– Он затеял новую игру, в которой главную роль отвёл мне. Как это прозаично новый город, новый приказ и роль, которую я даже не понимаю.
Тристан внимательно слушал рассказ. Его глаза сощурились за очками, на скулах ходили желваки, делая лицо более острым, линии ровнее и чётче, словно высеченые из гранита. После моего рассказа он открыл рот, но я уже знал, какой вопрос брат затронет.
– Ты больше не заберёшь её. Я не отпущу.
Тристан откинулся назад, уставившись в потолок. Колёсики мыслей крутились в его голове, и я знал, о чём он думает.
– Я нашёл её, – в тихом омуте тех невысказанных слов, произнёс.
Тристан поднял голову и встретил мой взгляд. Он не понимал, о чём я говорю.
– Кого?
– Душу, что успокоила мою.
Его губы скривила понимающая улыбка. Похоже, те чувства, что разрастались в Академии между ним и Береникой имели свои последствия. Теперь он гораздо глубже понимал ту тягу, которую я испытывал по отношению к Медее.
– Ты не оставляешь мне выбора, – наконец, оторвавшись от созерцания потолка, выдохнул Тристан. Он поймал мой взгляд и подался вперёд. – Нам придётся остаться…
– Глупо.
– Хочешь быть с ней рядом в надежде, что обойдётся без последствий? Думаешь, он остановится? – резко пресёк мой ответ Тристан. – Готов рискнуть её жизнью ради своего желания?
Его слова так долго утопали в сознании, что я не мог выбраться. Волны одна за другой накатывали с бушующей страстью, не позволяя найти точку опоры.
– Думаешь, я хочу просто трахнуть её? – рычание зверя в моменте охоты.
– Я говорил не о том, Иерихон. Не забывай, я и сам вступил в эту игру и понимаю тяжесть, всю глубину твоего желания остаться рядом. Защита – первый из этих пунктов, но оставаясь рядом ты только навредишь.
Хуже могло стать в любой момент, но я не готов был просто уйти. В тот миг, когда увидел её всё стёрлось, будто кто-то провёл ластиком. Между нами были слишком тёмные, опасные чувства и ситуации, но то, что я разглядел в глазах Медеи, безвозвратно унесло мою горечь. Я не мог контролировать то, что совершил в прошлом, и сделаю в будущем, если на то будет воля Квентина, но я не стану упиваться болью страха, которую причинил ей, неготовый отступить. Потерять Медею снова, не вариант.
– В любом случае, как бы ни обернулась ситуация, ты не можешь уйти, – с обречённым вздохом донёсся до меня голос Тристана. – Я предлагаю вариант, который устроит меня, чтобы Медея была в безопасности. Мы с Береникой останемся здесь, пока не начнётся новый виток истории.
– Зачем ты притащил её сюда? Не думаю, что тебе нравится мысль подвергать Беренику опасности. Она пережила слишком много потрясений в прошлом году. Не думаешь, что это слишком?
То, каким диким взглядом полыхнул по мне Тристан, заставило понять: он такой же, как и я.
– Чем ближе она ко мне, тем безопаснее. Я не могу находиться на расстоянии и не знать, что происходит.
Тихо хмыкнув от его признания, я откинулся на подушки. Вот он и понял мои мотивы и истинные цели. Я хотел видеть Медею, чтобы знать, она в порядке.
– Послушай, ты слишком хорошо знаешь Квентина и понимаешь, он только начал игру. Полагаю, он осведомлён о том, что я буду рядом. Пока на его стороне эти знания мы в проигрыше, как бы ни повернулась ситуация, – Тристан потёр подбородок двумя пальцами, всё ещё переваривая мою историю. – Ты сказал, он скрывал истинную принадлежность, значит, Квентин знает твоих родителей.
Эта мысль не приходила мне в голову, и когда Тристан озвучил её, ударила отбойным молотом. Родители – неизвестное в моём уравнении жизни. Я не понимал значения этого слова.
– Кем бы они ни были, я не вырос в лоне семьи.
Не знаю, чего больше было в моём голосе, он звучал пустым. Я просто констатировал факты своей жизни. Моя семья – это Тристан. Я помнил день, или то ночь была, когда мы впервые встретились…
– Нам стоит подумать об этом. И попробовать копнуть глубже, чтобы найти дорогу, по которой Квентин намеревается тебя провести. Очевидно, главные роли уже распределены, но, если мы сможем найти ответ, думаю, тогда игра обернётся нам на пользу, а Квентин окажется позади. Он не ожидает от нас подобного шага, предполагая, что я буду рядом охранять Медею, и мы позволим ему верить в это.
Отличный план, как и прежние попытки отыскать логово Квентина, которые заканчивались полным провалом. Основатели со своими связями и возможностями всё ещё были позади, как и мы с Тристаном. Квентин обладал ноктюрной и мог создать вокруг себя очень мощный круг доверенных лиц.
Я часто спрашивал себя: все, кто подчинялись ему, делали это на тех же условиях, что и я под действием принуждения? Или на добровольной основе, за более высокую оплату? Но самым важным было то, что Квентин всегда опережал нас, как бы мы ни действовали. В этот раз не станет по-другому, я понимал это, потому должен был найти другой путь. Тот, который позволит мне покончить с угрозой.