Снова она… Стоит в шелковом до пят небесно—голубом балахоне и светло—серой шляпке. Не улыбается. Молчит…
Игнатий отер пот со лба и ошалело покрутил головой.
Солнце припекало так, словно это был последний день и после ничего уже не будет, ни пустыни, ни призраков, ни изуродованного миражами горизонта, ни мрачного Бутара изучающего ржавое железо в земле.
«Все, с ума схожу, – тоскливо подумал Игнатий. – Теперь уже немного осталось».
– Кого увидел? Призрака? – Бутар пристально посмотрел на него.
И только сейчас Игнатий понял, что слову «призрак» напарник придает какой—то скрытый от него смысл.
– Лицо у тебя такое, будто мертвого увидел, – пробурчал Бутар, так и не дождавшись ответ.
Он аккуратно вытащил из песка небольшой предмет с двумя ручками. От находки с легкими щелчками отскакивали рыжие чешуйки. Из длинной ручки выскользнул металлический, почти съеденный ржавчиной контейнер и от удара об песок полностью развалился. От него осталась кучка ржавчины и позеленевшие медные цилиндры. Бутар поднял один из них, тщательно обследовал его, даже понюхал.
– Знаешь, что это? – сумрачно спросил он Игнатия.
– Похоже на оружие. Оно везде одинаковое.
– Жаль, что я вырос в мире без оружия… Напрасно ты здесь появился! – как всегда не к месту закончил он, выбросив находку в яму с мусором. – Уходи обратно, еще не поздно.
Игнатий вяло покивал в ответ и ушел к своему раскопу. Вообще, за несколько дней знакомства он заметил, что его напарник не вполне нормален. Говорил он нарочито косноязычно и чаще всего невпопад.
– Опасность от меня исходит! – с раздражением бормотал он. – Надо же какая новость!
Игнатий снова отер пот с лица. Ему показалось, что за последние четверть часа стало еще жарче. Он нервно оглянулся и на песчаном бугре в зарослях засохшей колючки увидел Ее.
Полы ее шелкового балахона развевались от призрачного ветра. Игнатий сплюнул в буроватую пыль на краю раскопа и еще крепче сжал рукоять тяжелого скребка. Он уже готов был заговорить с привидением. Он уже готов был на немыслимые в обычных условиях безумства. Завизжать он был готов от начинающейся истерики.
На его счастье вывернул из—за бугра Ракитин Сук. Издали, зная наверняка, что его не слышат, принялся кричать что—то восторженно—вдохновенное. Из—за чудовищных искажений он казался то очень близко – рукой подать, то дальше, чем был на самом деле.
– Только тебя нам не хватало, – брезгливо пробормотал Бутар, глядя на незваного гостя.
Но призрак при появлении Ракитина Сука исчез. Осталось от Нее только облачко пара. Игнатий вздохнул с облегчением и ослабил хватку. Он уже успел забыть, что держит в руке скребок.
Голос Ракитина Сука доносился, как сквозь вату:
– Счастье!.. – кричал он, – … наши дни! – его голос снова замирал, растворившись в слепящем, удушливом мареве. – Священный ритуал, давший надежду… Хранить и восстанавливать!.. Счастье миров…
Бутар бросил лопату под ноги, присел на ровный срез раскопа и закурил, наблюдая за незваным гостем.
– Здравствуйте, друзья! – тот с жаром пожал им руки.
– Виделись! – Бутар вырвал руку из темных, изуродованных клешней гостя.
Игнатий опасливо отошел от них в сторону и присел на корточки.
– Я убежден в том, что успех придет очень скоро! Очень скоро!!! – с энтузиазмом говорил Ракитин Сук. – Генератор ждет нас в этих сказочных пластах, – он с нежностью погладил край среза. – Совершенный мир ждет нас…
– Его еще собрать нужно и запустить, – перебил его Бутар.
Он вдруг резко оглянулся. От его лица на мгновение отлила кровь, а глаза стали большими и черными. Грязными, залепленными кусочками пластыря пальцами он вычерчивал в воздухе какие—то знаки.
– Сборка Генератора не проблема! – Ракитин Сук шарил по тропинке взглядом. Видимо, силился увидеть призраков Бутара. – В Хрониках Гоца сохранились подробные чертежи. Кстати!.. Утром на Восточном склоне нашли третью деталь. Это успех! Я верю, что остальные детали скоро будут найдены.
– Что же ты раньше молчал?! – Бутар, наконец, оторвался от своего видения. – Игнатий, продолжай чистить на Сто пятом участке. Я скоро вернусь.
Он сбежал вниз по склону. Едва поспевая, за ним бежал Ракитин Сук. Даже на бегу он, как блаженный, выкрикивал что—то вдохновенное.
– Я с вами! – вдогонку им крикнул Игнатий. – Я здесь один не останусь!..
Внизу было немного прохладней. А когда он переходил из плоскости в плоскость, даже ощущался легкий ток воздуха. В плоскостях лежала все та же унылая пустыня. Только в каждой плоскости она имела свой неуловимый оттенок и далекий мираж.
В одной из плоскостей громоздилась огромная желтая Стена. Она была рассечена пополам немыслимым, невозможным в природе зеркальным эффектом. Над его верхней границей лежал гигантский, почти бесконечный город. И, если присмотреться, можно было заметить в городе людей. Они жили и дрались в этом городе и за него, и все время строили и обустраивали свой ущербный мирок.
Была еще плоскость, в которой дымилась у горизонта обугленная земля. В следующей за ней плоскости несла безжизненные воды широкая, полноводная река, впитавшая желтый цвет небес и берегов. Там, где она сливалась с небом, вставали световые столбы. По какой—то непонятной причине они всегда нагоняли на зрителей такую тоску и безысходность, что наблюдать эту картину мог только Ракитин Сук.
Вечерами, когда над пустыней стихал ветер, можно было различить тихие звуки, как будто пустыня дышала огромной грудью. И еще Игнатий заметил, что здесь ему перестали сниться сны. Словно в пустыне они приходили не ночью, а днем. К каждому свой сон, свой призрак. И он все чаще задумывался над тем, что на самом деле привело его сюда. Всю жизнь он стремился порвать оболочку пространства и оказаться в этих пределах. Но это была болезненная тяга и добившись желаемого, он ощутил лишь разочарование и опустошенность.
– Почему меня тянуло к тебе? – спрашивал он ночную пустыню. – Почему я так стремился сюда?.. Ответь мне… Ответь…
Но ответа не было. Хотя Игнатий знал, что разговаривает не с бесплодными песками, а с живым и могучим существом. Он возвращался в свою палатку и перечитывал «Колониальные хроники». В отличие от многих, кто оказался здесь по доброй воле и с намерением изменить свою жизнь и жизнь своих миров к лучшему, он ощущал рабскую зависимость выбранного когда—то пути. Разгадка, словно мираж, отступала от него все дальше и дальше. Наверно, это просто судьба, успокаивал он сам себя. А от судьбы не уйдешь.