Иван Кобылин Меньшой сидел на лавке в помещении своей мастерской, что на Оружейной слободе в Заречье, пристально осматривая носки своих сапог, тускло блестевших в местах, на которые он недавно поплевал и растёр сукном, дабы привести их в божеский вид. Частенько во время создания ружейных замков, сидя за верстаком или наковальней один на один со своими думами, Иван Меньшой проговаривал какие-то свои отрывочные мысли вслух, доверяя их разложенным на верстаке деталям, инструментам и своим сырым почернелым стенам. Замочных дел мастер Иван не сразу оборотился на шумно вошедшего в мастерскую Максима Перфильевича Мосолова, старосту корпорации казённых кузнецов, основная обязанность которого, – быть на Туле в Оружейной (кузнецкой) слободе для усмотрения в оружейных делах над оружейными мастерами.
– Как продвигается твоё замочное дело Ивашка? – прямо с порога поинтересовался Мосолов.
– Давеча сладил 19, нонче ужо 14-й скован да склёпан! – слёту отрапортовал Кобылин Меньшой.
– Да ты стал большой мастер, молодца… и доселе лучший! – оглядев готовые изделия, похвалил Ивана Максим Перфильевич, – точь-в-точь в поверочный калибр делаешь!
Казенный интерес, именно – организационно-техническое обеспечение производства – тогда была главнейшая забота старосты и его помощников, и с этим интересом связаны все их обязанности. На старосту того времени, а было это в мастеровой Туле 1722 года, возлагалась обязанность завести книгу для записи всех тульских казенных кузнецов, организовать учет их отлучек и работы по найму. Очерченный в указе царя Петра круг лиц, привлекавшихся к управлению слободой, невелик: староста и товарищи, определенные к нему для помоществования и у приему: мастера замочный, станочный и два – ствольного дела, и для помощи просто замочник и промышленник плавильных кузниц, а также и солдат.
– Что Максим Перфильич ты нонче такой весёлый? – спросил Иван, осмотрев довольного старосту.
– Обмозговали в магистрате новые реформы. Послабления вышли. Давеча Его Величество царь Пётр разрешил всем без исключения людям всяких чинов и званий, которые похотят вечно или временно работать в одном из оружейных цехов, записываться у цеховых старост. Было то, что …начальник на начальнике и начальником погоняет… Как позапрошлого году семь человек, да с Андреем Ареховым в два тура были избраны для отправления здесь в Оружейной слободе мирских наших собственных дел и между нами всякого счету, и для выбору в надзиратели, в целовальники и в иную службу к оружейным и протчим государевым делам, – вспомнил Максим Перфильевич, почесал за ухом и добавил, – эвона, рыбу в Упе ловить не давали, да ещё эти десятники и сборщики мирских денег на нашу голову. Так нонче послабления.
– Добрые, однако…, вести!
– Есть разные и путаные и добрые. Сенат и Синод вишь определили просить Петра I принять наименование Императора, Великого и Отца Отечества. Крестьяне в слободу потянулись, так их обучить надо новому для них ремеслу. А патриархов то больше у церкви нет.
– Как так.
– Новое устройство с каким-то коллегиумом, прости господи.
– Ну и дела, да-а-а…, – перекрестился замочный мастер.
– А мы то теперь вишь регулярными и нерегулярными стали. Поди разбери. Гильдии! – поднял палец Максим Перфильевич, – банкиры, купцы, доктора и аптекари, шкиперы, граверы и ювелиры, художники и ученые мужи. Они таки избавлены от обязательного рекрутства. Коллегии какие-то создали на смену московским приказам. Теперь Берг-коллегия нами ведает… Да тут путаница есть… Петр Великий основал при каждом полку гарнизонную школу на несколько десятков человек солдатских сыновей. Повелел обучать грамоте, письмоводству, ремеслам, музыке и пению. Из их числа поступали цирюльники, лекари, музыканты, писаря, сапожники, шорники, портные, кузнецы-ковали.
– Кто ж нерегулярные?
– Нерегулярные – подлые, низкого происхождения люди: чернорабочие, наймиты, поденщики. Так то теперь городское устройство…
Вспоминая позже этот разговор, Иван Меньшой про себя смекнул: «…брат двоюродный, Василий отписывал с нарочным, что де царь Петр повелел всех офицеров и нижних чинов гренадеров, которые по удостоверению окажутся неспособными к службе за ранами, увечьями или старостью, определять на жительство в богадельни и выдавать им пожизненно содержание по гарнизонным окладам; может быть и будет брат на Москве. Чем бы мог подмогнуть. Но как его найти…».
Максим Мосолов, видя усердие и возникшее мастерство Ивана Меньшого в замочном деле, вспомнил тем временем, что и конфузов разных у других старост имело место быть.
То, что с какого-то времени эта система перестала удовлетворять казну, объясняется тем, что она не справилась с расширением производства. Действовавшая удовлетворительно, пока заказы были невелики, она начала давать сбои при продолжавшем увеличиваться их объеме. Показателен провал, имевший место летом 1697 года, когда в Москву были доставлены фузеи: из 450 фузей испытание выдержали только 337, «а достольные… все порвала и раздула; а по осмотру в целых стволах многое число нутры были ручными сверлами не сверлены, …а в прорваных стволах по осмотру явилось железа самое плохое и нутры были ручным сверлам не верны и не правлены». Больше того: оказалось, что невозможно даже оперативно установить виноватых: «А по скаске Володьки Баташева те рваные стволы по клеймам, которых кузнецов мастеров заварка, того он сказать не упомнит».
– Старосты сказывали, – продолжил прерванный разговор Мосолов, – летом 1697 года, когда в Москву были доставлены фузеи, изготовленные по наряду на 7204, то результаты испытания выявили огромную цифру брака в стволах.
– Так со стволами конфузы и ныне бывают, – ответствовал Кобылин.
– Вот я, Иван, говорю тебе не лезть в конфузное производство. Сиди на замках с курками. Оно хоть не так прибыльно, да спокойно.
– В замках и курках я теперь дока, – не преминул похвалить себя Кобылин, – и я не собираюсь брать на себя другие фабрикации.
– Вот, вот. К отказавшемуся назвать по клеймам виноватых Володьке Баташеву – бывшему старосте, возглавлявшему доселе систему самоуправления слободы, в части обеспечения производственного дела, стали предъявлять все больше претензий. И царский указ тогда вышел. В нём по поводу кузнецов, изготавливавших оружие для партикулярной продажи, сказано, что «от того их плутовства великого государя казенному оружейному делу от них чинитца остановка, и старосты, укрывая их воровство, о том на них» челом не бьют.
– Старики всегда говорили: «не иди на выставленное копье в ярости, остановись, не лезь на рожон», – сказал Кобылин. А про себя подумал: «мудр однако наш староста; мир без старосты что сноп без перевясла».
Основатель династии Мосоловых – тульский казенный кузнец-оружейник Максим Перфильевич Мосолов, в своей оружейной слободе выделялся предприимчивостью и разворотливостью, даже избирался кузнечным старостой. Вместе с Никитой Демидовым Мосолов поставлял в Оружейную палату ружья, а при постройке тульского оружейного завода занимался устройством всей его механической части. По примеру Никиты Демидова Максим Мосолов уже тогда задумал вместе с родными братьями Алексеем, Иваном Большим и Иваном Меньшим в пользу общенародную построить своим капиталом водяной железный завод где-нибудь недалеко, например в Тарусском уезде … на речке Мышеге1. Типичный был бы для того времени железоделательный завод с водяным двигателем, домной, молотовым амбаром и кузнечным горном.