Жизнь продолжала преследовать Джастина. На второй неделе занятий, когда он шел к раздевалке после физры, тренер по атлетике оттащил его в сторону.
– Кейс! – рявкнул Тренер. – Ты не думал всерьез заняться бегом?
Боб навострил уши. Он любил хорошенько побегать.
Джастин смотрел куда-то вбок.
– Эй, Кейс! Ты меня слышал?
Джастин кивнул.
– Ну так как? Нам не хватает людей в этом году.
– Я не умею бегать.
– Чушь, – выпалил Тренер. – Посмотри на себя. Немного потренироваться, и сможешь бегать кроссы хоть круглые сутки.
Джастин уставился на Тренера с недоверием. Дэвид Кейс никогда не выглядел как спортсмен. Одно дело поменять гардероб, и совсем другое – собственное телосложение.
– Кейс, ты что, слабоумный? – нетерпеливо огрызнулся Тренер. – Раз так, то ты непригоден.
Джастин покачал головой. «Я же ненавижу спорт, – подумал он. И в следующую же секунду: – Супер!»
Тренер закатил глаза.
– Ответь, Кейс. Просто ответь хоть что-нибудь.
– Ладно, – сказал Джастин. Боб завилял хвостом.
Питер усмехнулся, когда услышал новости.
– Тебе понравится, – сказал он. – Не сразу, конечно, сначала будет кромешный ад. Но со временем привыкнешь.
Джастину было все равно, понравится ему или нет, сразу или потом. Кроссы представлялись ему неким извращенным способом саморазрушения, который заключался в бесконечных изнурительных забегах по неприглядным городским окраинам под аккомпанемент едких издевок садиста-тренера, чью жизнь загубила посредственность.
Команда Тренера ни разу не завоевала титул чемпиона графства. Сам Тренер не вырастил ни одного будущего олимпийца. Еще ни один выпускник средней школы Лутона не возвращался туда спустя годы и не заявлял, что бег сыграл важнейшую, да что там говорить, ключевую роль в его жизни. Надбавка к зарплате за те три дня в неделю, когда Тренер терпел презрение и равнодушие бесталанных подростков, и близко не покрывала размах его разочарования.
Даже зная все это, Джастин втайне был рад открывшимся для него спортивным перспективам. Никогда еще ему не говорили, что он вообще способен бегать, уж тем более целый день. Дэвид Кейс определенно не атлет, но Джастин? У Джастина явно были задатки.
Его тело уже и так начало незаметно меняться. За последние восемнадцать месяцев он вырос на пятнадцать сантиметров. Его ноги, всегда непропорционально длинные по отношению к торсу, стали еще длиннее, а ступни вытянулись на два с половиной размера. Но весь он был какой-то мягкий, медлительный. Требовалось немалое воображение, чтобы представить, что он когда-нибудь изменится.
На первой же тренировке его погнали наматывать круги по школьному стадиону в бешеном, как ему казалось, темпе. Боб радостно скакал вокруг. Через десять минут Джастин начал выдыхаться. Тридцать минут спустя он свалился на обочине дорожки, с трудом переводя дыхание: дрожащие ноги свело судорогой, легкие горят, горло пересохло, живот ходит вверх-вниз. Боб лизнул его лицо, а потом изящно опустился рядом, чтобы вздремнуть.
– Слабак! – прошипел кто-то из команды.
Один за другим они пробегали мимо по серой спортивной дорожке, и каждый пытался отличиться самым уморительным оскорблением:
– Привет, бабуля!
– Кис-кис-кис.
– Придурок.
– Вставай, Психейс!
Последнее крикнул Тренер.
Джастин едва слышал оскорбления. Его больше волновало, как восстановить приток кислорода к мозгу.
Питер ничего не сказал, когда пронесся мимо, но его молчание было исполнено сочувствия.
Семерых из пятнадцати мальчиков в команде Джастина отобрали потому, что они смогли убежать от местных полицейских. Еще пятерых принудили к участию шантажом, поскольку с их академической успеваемостью приходилось искать другие оправдания, чтобы оставить их в школе. Когда Тренер ненадолго отлучался, большинство из них пользовались моментом, чтобы затянуться сигареткой прямо у дорожки.
Джастин не курил, и вместо этого продолжал бегать, обнаружив со временем, что в предсказании Тренера была доля правды. С каждым днем он бежал все лучше и лучше. Прогресс шел медленно, но верно. Вскоре у него четче обозначились крепкие граненые мышцы на ногах и нижняя челюсть. Он стал выглядеть по-другому – стройнее, подвижнее, – и, самое главное, оказалось, что он может бежать почти без остановки. Бывали моменты, когда его грудь сдавливало от напряжения и нехватки кислорода, мускулы начинали молить об остановке, но боли требовалось все больше времени, чтобы подступить, и она беспокоила его все меньше, становилась все привычнее. Он мог не сбавлять темп все дольше, а если удавалось бежать наравне с Питером, он ликовал.
Ему помогал пес, с легкостью и изяществом грациозно скакавший рядом. Когда Джастин падал духом, он сосредотачивался на Бобе, на его легкой поступи, на его благородном облике.
Джастин бежал и думал: «Я борзая, мне нет равных среди собак. Я несусь сквозь пространство и время со скоростью мысли. Неизвестное – вот моя добыча, и я придавливаю ее к земле одним грациозным прыжком».
Он явственно ощущал, как его лапы отбивают двойной ритм по дорожке, как его узкая морда рассекает воздух, и не слышно ни звука, только стук его огромного благородного сердца. Он бежал бесшумно. Он прыткий пес, он гончая в безжалостной погоне за зайцем, тугой лук, звенящая стрела. Много минут подряд он был грациозен и полон радости.
Оскорбления сыпались на него все реже, по крайней мере от Тренера.
– Как я пробежал? – Джастин задыхался, ноги у него дрожали, все тело было покрыто потом.
– Господи, – пробормотал Тренер, уставившись на секундомер. – Десять тысяч метров меньше чем за тридцать восемь минут.
Джастина распирало от гордости. Еще пару недель назад он едва тащился по дорожке.
У него появилась надежда.
Возможно, ему удастся убежать от чего угодно.