Глава 5
Преображение принимало впечатляющие формы и фантастические результаты. Поскольку инопланетные таблетки лечили не только тело, но и восстанавливали душевное равновесие.
Мария Витальевна помолодела лет на тридцать. Лицо её посвежело, а растянутая футболка лишь подчёркивала красоту новенькой груди. А также исчезла седина, вспыхнули сексуальной страстью глаза, и выросли идеально ровные зубы, по качеству и белизне не уступающие новеньким зубам Николая Петровича. И вообще, Мария Витальевна поправилась килограммов на пятнадцать и выглядела очень даже счастливой женщиной, похожей на заморских актрис, на которых похотливым взглядом смотрели все советские подростки – да и зачем скрывать?.. мужики смотрели тоже!
Соседи по дому, наблюдавшие, как жители 38-й квартиры выносят на помойку стопки коробок и семь чемоданов, не узнавали Марию Витальевну, принимая её за какую-то другую женщину-спортсменку. А от рыжеволосого парня нельзя было отвести глаз. Он казался, невероятно красивым и таинственным юношей.
Побрившийся и переодевшийся Николай также внушал соседям уважение. Для солидности он нацепил круглые очки с обычными стёклами. Теперь он походил на инженера проектной организации. А новая клетчатая рубашка лишь подчёркивала, что Николай бросил пить и, наконец-то, стал таким, каким и должен быть нормальный советский человек.
– Ты, Николай, молодец, что побрился! – начальственно хвалил взявшегося за ум соседа полковник Непряев. – Ты, Николай, всё правильно делаешь! Так держать, Николай!
На что крепко протрезвевший гражданин Капустин лишь пожимал плечами, продолжая выгребать из квартиры дерьмо. Но уже сейчас Николай Петрович выглядел ничем не хуже самого полковника Непряева. И сердце у Николая не шалило, и жира в нём было гораздо меньше.
Коробки таскали до вечера. К разочарованию тараканов вынесли всё до последней вонючей тряпки.
В процессе разбора завалов нашлась старенькая раскладушка, которую перетащили на кухню. На ней и собирался провести ночь Гнидо Комиг.
– Сородичи с Махериса тебя по головке не погладят, – шепнул Николай Петрович. – Ты всё-таки на Землю прибыл по своим инопланетным делам, а целыми днями мусор туда-сюда елозишь. Ещё и таблетки раздал…
Гнидо пожал плечами. Задание ему пока не дали и ни к чему не обязывали. Какое-то время он должен был обвыкнуться на планете. Пришелец был предоставлен сам себе, и мусор собирать – не самое худшее из занятий, – хотя Гнидо рассчитывал на нечто большее. В своих мечтах он сражался с врагами, получал ранения, потом награды… и, наконец, прощение.
Но за таблетки точно влетит. А за то, что он в новое тело без ведома куратора забрался, могут и ликвидировать.
– Ты в мои дела не лезь, Николай. Узнаешь лишнее, и запихнут тебе в рот другую таблетку… с обратным эффектом.
Николай Петрович быстро кивнул. Вопросы отпали сами собой. А Мария Витальевна впервые за долгие годы сама отправилась за продуктами, чтобы заодно прикупить кое-какие вещицы для себя, мужа и его нежданного сына, который и спонсировал поход в магазин.
Синяя олимпийка с белыми полосками подчёркивала пикантность преображённого тела. Особенно сзади. Мужики смотрели на жопу Марии Витальевны и присвистывали. А женщины фыркали, хмурили бровки и страшно завидовали подтянутой заднице.
– Отбоя от них нет, – выгружая из авоськи продукты, устало сказала Мария Витальевна. – Пялятся на меня, как на инопланетянку. Надоели, честное слово!
– Кто? – рыкнул Николай Петрович. – Кто пялится?
– Да хотя бы Лапин из третьего подъезда. Он на меня всегда засматривался. Помню ещё по весне, прицепился ко мне – всё в гости звал, полапать хотел… Я, конечно, отказала, поскольку, где ты, а где Лапин…
– Вот скотина! – заиграл желваками Николай. – Этот мутант с лицом неандертальца пристаёт к моей женщине. Прибил бы гада!
– Ты, Николай, невоспитанный грубиян! И почему сразу мутант? Он вполне приличный мужчина, – заступилась за соседа Мария Витальевна, рассматривая этикетку на банке с кабачковой икрой. – Умом Лапин не вышел, это правда, но рост у него достойный… и лишнего веса ни грамма.
Николай Петрович посмотрел на Гнидо и зашевелил пальцами на руках, подражая движениям клешни рака или стригущим ножницам. Сорокапятилетнего Лапина с третьего подъезда можно было утопить или безжалостно отрезать одно место, а потом всё-таки утопить.
– Может, его того? – прошептал он пришельцу, направив указательный палец вниз.
Гнидо покачал головой. Спору нет, Мария Витальевна – женщина шикарная. Но чтобы из-за неё убивать человека…
– …а если в парикмахерскую схожу, то меня на Мосфильм позовут, – обнюхивала увесистый кусок сыра с дырочками Мария Витальевна. – А что… я женщина видная и не обделённая талантом. Я ведь ещё в институте в КВН играла. Команда наша называлась «Станция Охотный ряд». Оригинальное название, правда ведь?
– Ага… было дело, – кивнул Николай Петрович, вспомнив, что познакомился с Марией Витальевной именно на студенческом КВНе.
Гнидо совсем не волновали воспоминания о молодости двух землян. Он отсчитал ещё двадцать пять рублей мелкими купюрами, чтобы Мария Витальевна привела причёску в порядок. Денег было не жалко. Деньги – пыль! Любой самый задрипанный принтер на Махерисе нарисует подобных денежных знаков хоть сто миллиардов в час.
– Вот тебе четвертак, папа, а я в город схожу, – сказал Гнидо.
Николай Петрович настороженно посмотрел на пришельца. В последнее время гулять вечерами по Москве стало небезопасно. Он переживал за рыжего парня, как за родного. Мария Витальевна тоже переживала и потому скомандовала:
– Ты только не задерживайся. И чтобы в десять часов был дома! Понял Геннадий? – словно с ребёнком разговаривала Мария Витальевна.
На всякий случай, Гнидо кивнул.
– Я тебя провожу… сынок, – сказал Николай Петрович.
Они вышли в подъезд и медленно спускались на первый этаж.
– Город стал чужой. Чужие дома, чужие люди. Молодёжь стала дерзкой, жестокой. Все только и думают о деньгах и шмотках. Легко могут морду набить, если не понравишься. А могут и убить, если послать их к чертям, – предупреждал Николай Петрович, потому что на помойке ему частенько доставалось; какие-то малолетки в него даже стреляли из воздушки.
Гнидо снова кивнул, но в груди всё сжалось, потому что землянин произнёс определение «чужие»; именно так граждане Махериса называли главных претендентов на Землю и другие колонии. Ещё их называли людьми-ящерами или рептилоидами.
– Откуда тебе известно о чужих, землянин? – напрягся Гнидо.
– О каких ещё чужих, махерю… махери? – не мог правильно назвать жителя планеты Махерис Николай Петрович.
– Вообще-то, в космосе нас все зовут махерианцами, – подсказал пришелец. – Так откуда тебе известно о чужих, Николай?
Николай Петрович потрогал рукою лоб пришельца. Гнидо не сопротивлялся, не отпрыгивал. И температуры, вроде бы, не было.
– Ты это, махерианец… ты главное, к людям не приставай. А то народ у нас слишком резкий стал. Рожу тебе враз намылят, ещё и ножичком пырнут. И привет… будешь искать новое тело.
– Ах ты об этом… – выдохнул пришелец и остановился на третьем этаже, точно у дверей полковника Непряева.
«Интересно, если б луч не промахнулся, чтобы я сейчас делал в теле полковника? Наверное, ловил бы злодеев, боролся с преступностью и Родину героически защищал!» – хорошо думал о начальнике отдела кадров Гнидо, а вслух сказал:
– Ладно, понял тебя, Николай… И ты не волнуйся за меня. Приставать к чужим я не стану.
Они спустились на площадку первого этажа, как вдруг из-под лестничного пролёта выскочила красивая девушка, в короткой юбке, голыми ногами и ярко-накрашенными губами.
– Далеко собрался, Гнидо Комиг? – недобро хмурилась Ксантусия Сахарон.
Из-за её спины появился крепкий парень, с длинными волосами. Он не ждал ответа, а выбросил вперёд руку, сжимая в кулаке странный прямоугольный предмет. А затем раздался щелчок, треск электрических зарядов, и в грудь Гнидо вонзились две тонких иглы на длинных проводках.
«Ебучий парализатор… Меня как животное…» – только и подумал Гнидо, в трясучке падая на спину.
Николай Петрович здорово испугался. Нет, он не был трусом, просто очканул. И ему показалось, что он уже когда-то встречал эту красивую девушку. Имя Николай не помнил, а фамилия у неё была какая-то сладкая, то ли Конфеткина, то ли Мармеладова. Но где и когда состоялось знакомство, он точно сказать не мог.
– Вы кто такие, товарищи? – спросил Николай Петрович, после чего крепкий парень снова выбросил руку и две острых иглы воткнулись землянину из 38-й квартиры куда-то под соски.
– Су-у-уки-и… – затрясло Николая Петровича, и он рухнул рядом с Гнидо Комигом.
Ксантусия Сахарон склонилась над Гнидо и открыла ему веко.
– Готов! – победоносно произнесла она.
– Парализатор никогда не подводит, босс! Я сам его заряжаю, сам иглы меняю, и не поверишь, иногда даже испытываю на себе… ну чтобы в реальном бою он сработал чётко и безотказно! – набивал себе цену крепкий парень.
Оценив отключку Гнидо, кураторша проверила состояние Николая Петровича и тоже открыла ему веко.
– Ты на кой ляд землянина уложил, проверяльщик? – зло спросила Ксантусия, а её левый глаз нервно дёрнулся, словно она вот-вот выхватит такой же парализатор и выстрелит крепкому парню прямо в лицо.
– Босс, я подумал, что этот тоже нам пригодится, – оправдывался крепкий парень.
Ксантусия встала, встряхнула причёской и уже спокойно сказала:
– Дристан, хватай обоих в подмышку и тащи в машину. А я пока за руль сяду.
– Там же старухи! – кивнул в сторону выхода из подъезда Дристан, а потом показал парализатор и предложил: – Может быть, их тоже этой штуковиной ебануть?
– Ой, ну дурак! – покачала головой Ксантусия. – Ты тащи мужиков, будто они пьяные. А сам немного покачивайся. Только не падай. И ни в кого стрелять не придётся. Понял?
Здоровяк посмотрел вниз на два тела и почесал макушку.
– Ну чего ты телишься? Поднимай их живее! – прикрикнула Ксантусия. – Сейчас полковник объявится, сам будешь с ним разбираться!
Дристан присел, как-то неуклюже по-богатырски сгрёб тела и довольно легко поднял обоих. Гнидо болтался справа; слева – волочил ноги бесчувственный Николай Петрович.
Наступал вечер, но старухи всё ещё сидели на лавочке, будто несли круглосуточную караульную службу у второго подъезда.
Ксантусия бегом пробежала мимо старух и запрыгнула на место водителя в синие «Жигули».
Следом из подъезда вышел Дристан.
А Николай и его рыжий сынок – лыка не вязали.
– Опять нажрался наш помоечный Николашка! – захихикала одна из бабушек.
– Горбатого могила исправит, – вторила ей другая старуха.
– И рыжий-то пьянью оказался! – сплюнула третья бабка.
Как учили, Дристан тащил вырубленные тела и покачивался. Он даже решил добавить импровизации и запел:
– Я хочу быть с тобой! Я так хочу быть с тобой…
– Будешь-будешь, чушпан! – заржали старухи.
Ксантусия потянулась назад и открыла дверь «Жигулей». Дристан уложил на заднее сиденье тела, сам забрался на пассажирское место.
– Молодчик! – похвалила здоровяка московская кураторша и завела машину.
***
Запястья Гнидо были стянуты верёвкой. Он висел на вытянутых руках. Ноги его не касались пола. Глаза стягивала плотная ткань. Было темно и как будто бы вокруг сыро. Слышалось, как методично и звонко бились о металлический лист капли воды. Вероятно, он находился в подвале, и его собирались пытать.
Рядом, не касаясь плеча Гнидо, висел Николай Петрович. У него тоже были связаны руки – и ноги не доставали до пола. Его голова также была обмотана чёрной лентой.
Вдруг послышались шаги. Приближались двое. Слышался цокот каблучков по кафельной плитке и тяжёлые шаги кого-то второго, очевидно, того, кто стрелял иглами из парализатора.
– Сейчас я сниму с тебя повязку, Гнидо, – послышался мужской голос. – Ты только не дёргайся.
Здоровяк отбросил тряпочную ленту. В глаза Гнидо ударил электрический свет.
Это был действительно подвал с высоким потолком и без окон. Гнидо висел на верёвке, прикреплённой к ржавому крюку. Николай Петрович болтался чуть правее. Вдоль стены находились бетонные стеллажи, обделанные плиткой. Это место чем-то напоминало пыточную или, скорее, скотобойню.
– Ну, привет, Гнидо Комиг! – сказал здоровяк.
Гнидо не спешил с ответом. Он щурился, рассматривая парня с длинными волосами, которые были заправлены в хвостик как у женщины.
– Ты кто такой? – спросил Гнидо.
– Я-то? – рассмеялся здоровяк. – Не узнаёшь? Я же Дристан! Мы сидели с тобой в одной камере…
Узнать в новом теле человека, с которым общался всего минут пятнадцать, невероятно сложно. Но этого урода Гнидо узнал, хотя Ксантусия наплела, что отправила его на дно кормить ракообразных. Значит, Ксантусия наврала. Вероятно, хотела запугать новобранца Комига.
– Привет, Дристан, – изобразил улыбку Гнидо.– Смотрю, ты не рад нашей встрече.
Здоровяк улыбнулся в ответ. Зубы у него были один к одному, значит, тоже принимал таблетки. Там на Махерисе он выглядел куда ужаснее. За что чалился Дристан, Гнидо точно не помнил; вроде бы, за торговлю живым товаром, то есть за работорговлю в одной из колоний.
– А я смотрю, ты не ты, – лыбился Дристан, трогая пальцами рыжие волосы Гнидо, словно выбирал товар на продажу. – И знаешь, друг, я тебя понимаю. Ради такого тела я б тоже рискнул и не послушал Ксантусию Сахарон. Ведь таким я тебя и запомнил: рыжим и наглым. Но мне всё же непонятно, как могло так случиться, что на Земле оказалась оболочка схожая с твоим телом на Махерисе?… И знаешь, у меня есть предположение, Гнидо. Я предполагаю, что это божественное провидение; что так задумано свыше, чтобы тебя отправили колонизатором на Землю, и ты нашёл здесь копию себя самого, чтобы познать себя самого. Как думаешь, это провидение или чепуха какая-то в мою голову пришла?
– Ну нет, какая же это чепуха? Это знаки судьбы. Это настоящее провидение! – продолжал улыбаться Гнидо, хотя жутко ломило руки; висеть на крюке и не касаться пола было больно и немного обидно.
– Ты б развязал меня, землячок, – попросил Гнидо. – И товарища моего развязал. Он ни в чём не виноват. К тому же махерианцам нельзя издеваться над землянами… Отпусти нас.
– Не могу тебя отпустить, – покачал головой здоровяк.
– Почему? Ты только верёвку срежь. Ты сможешь, – упрашивал Гнидо.
– Не развяжет он тебя, сколько ни умоляй, – послышался голос Ксантусии Сахарон. – Не развяжет, потому что Дристан исполняет мой прямой приказ.
Потом послышался цокот каблучков. Кураторша обошла висящие тела и встала рядом со здоровяком, которого распирало от удовольствия: почётно служить великому Махерису, а исполнять приказы Ксантусии Сахарон – подобно чаепитию с мёдом.
– Ты же сказала, что распилила Дристана. Обманула, выходит? – подмигнул красивой девушке Гнидо.
Несмотря на свои немалые годы, которые прожила сущность Ксантусии, московская кураторша была очень даже хороша. Просто спелый махерийский персик какой-то.
Она приблизила лицо к лицу Гнидо и жадно втянула воздух ноздрями.
– Я не обманывала тебя, Гнидо Комиг. Я действительно распилила бывшее тело Дристана и выбросила куски плоти в реку. Я уничтожила тело, в которое он залез без моего разрешения, а сам Дристан остался жив… И как ты уже успел заметить, Дристан исправился и больше не несёт в себе угрозы нашей общей работе.
Ксантусия вытянула вперёд руку, схватила повязку на глазах Николая Петровича и сорвала её.
– Когда убиваешь землян, они так громко кричат. Вероятно, им очень больно, – улыбнулась кураторша. – Сначала они просят о пощаде, а потом льются сопли и крики до хрипоты.
Ксантусия погладила рукой подбородок Николая Петровича, затем схватила его за горло.
Землянин зажмурился, но пощады не просил и сопли не пускал.
– Ты тоже меня порадуешь своими воплями? – спросила Ксантусия.
Николай Петрович молчал. Режим героя был активирован.
Его с детства готовили к войне с немцами и пиндосами. В школе Коля был примерным пионером, а во дворе он никогда не играл за фашистов и каждую игру попадал в плен, где его пытали и душили, желая знать, где прячутся партизаны. Но Коля никогда не кололся и своих не предавал. Правда, во дворе его били лишь понарошку, а сейчас хотели распилить на живую, как сучковатую чурку.
– Оставь его в покое, Ксантусия! – заступился за землянина Гнидо. – Накажи меня и накажи тех, кто направил луч в тело землянина. Этот человек не просил, чтобы в него вселялся колонизатор. Он не заслуживает ликвидации!
Кураторша подняла вторую руку и в этот раз вцепилась в горло самому Гнидо Комигу.
– Жалеешь его? – хмыкнула она. – Думаешь, он поступил бы также, если поменять вас местами?
– Не знаю, – хрипло ответил Гнидо, потому что пальцы у караторши были невероятно сильными и крепко держали пришельца за «яблочко». – Он может принести пользу. У хорошего колонизатора должны быть осведомители…
Ксантусия ослабила хватку, а затем и вовсе убрала руку.
– Спасибо, – сказал Гнидо.
– Нет проблем, – ответила кураторша и убрала руку с горла Николая Петровича
– Николай будет служить нам, – искал выход Гнидо.
– Допустим, – кивнула кураторша. – Тогда давай у него и спросим.
Ксантусия посмотрела точно в глаза землянину:
– Ты хочешь служить великому Махерису?
Николай Петрович отрицательно замотал головой и ничего не ответил.
– Вот видишь, он не хочет служить нам, – повеселела кураторша.
– Подожди! – снова заговорил Гнидо и, повернув голову, задал ещё один вопрос: – Николай, ты будешь служить великому Махерису?
В этот раз Николай Петрович утвердительно кивнул и даже заговорил:
– Я не хочу служить Махересу, но я буду служить Махерису! – твёрдо заявил он.
Ксантусия внимательно смотрела на землянина. Николай Петрович был суров. Он активировал и вторую несгибаемую функцию – «русские не сдаются».
В жутком помещении повисла пауза, все чего-то ждали. Ксантусия разглядывала Николая. Николай строил из себя героя. Дристал зачем-то чесал собственный зад. А Гнидо надеялся, что его и Николая сейчас развяжут.
Вдруг послышался мужской голос:
– Похоже, что мы всё-таки договоримся. И слава Махерису, никого в этой комнате не сегодня убьют, – сказал голос, а Гнидо увидел, как в просторное помещение вошёл человек представительной внешности, похожий на важного начальника или даже министра.