9
Неделю Мира провела не снимая пижамы. Смотрела телевизор, играла в Роблокс. объедалась маминой выпечкой.
Оленьи рога, костюм и все воспоминания о недавних школьных событиях Мира убрала подальше в шкаф. «Ничего такого не случилось. Просто совпадения», – сказала Мира, заправив поглубже торчащие в разные стороны мысли про удаганок.
В пятницу невролог не нашел никаких отклонений и выписал её со справкой «Здорова». В школу совсем не хотелось. И даже не из-за учебы, с которой у Миры тоже были натянутые отношения, особенно по литературе. Дело было в другом. Дома ей удалось спрятать позор своего выступления, а в школе Антипин, и Крис, и Броня – они-то вряд ли так легко забудут. Поныв немного и изобразив головную боль, Мира выиграла-таки несколько дней свободы. Но что дадут три дня? Нужно как минимум недели две, чтоб память Антипина заполнилась чем-то другим.
Вот бы заболеть. Простыть – слишком очевидно Да и не получался такой номер у Миры никогда. Сколько бы она ни стояла под открытой форточкой перед контрольной, иммунитет побеждал все возможные болячки.
Нужно что-то такое, чтобы никто не заподозрил, что Мира это нарочно. Какой-нибудь внезапный приступ. Астма например или отек Квинке. У мамы такое было однажды: во время уборки в бабушкиной квартире: у нее заслезились глаза, начался удушающий кашель, а потом ее лицо раздулось как шарик. Потом мама неделю пила лекарства от аллергии и спала как сурок. Идеально. Одна проблема, где найти пыль в их квартире?
Дома никого не было. Родители ушли на работу. Мира прошлась по комнатам в поисках пыльного угла, но в выходные мама как на зло «прогенералила» всё. Единственное место куда она редко заглядывала – это кладовка.
Мира порылась в ключнице и, найдя нужную связку, отперла кладовку в надежде найти там свое пыльное спасение. Внутри было тесно. По середине стоял стеллаж с верху донизу набитый вещами. Мира обвела глазами кладовку, стащила с полки первую попавшуюся коробку и принялась изучать содержимое.
В коробке лежали старые папины книги по программированию, конспекты и прочие пылесборники. Мира вдохнула поглубже, приступ аллергии сам себя не заработает. В следующей коробке она обнаружила оленьи рога и поспешила убрать их обратно. Рога теперь стойко ассоциировались со школьным позором. Рядом с рогами в толстой черной папке Мира увидела свои старые рисунки. В детстве она очень любила лошадей и изрисовывала ими все альбомы. Сейчас на ее рисунках больше герои и сюжеты из любимых аниме-сериалов. Она погладила ладонью нарисованную лошадку.
«Джесегей» – пронеслось в голове непонятное слово. Мира аж поперхнулась и закашлялась. Может у нее аллергия начинается? Но нет, кашель прекратился а всплывающие в памяти якутские слова уже начинали порядком пугать. Ведь Мира не учила якутский.
– Наверное, когда-то услышала от мамы. – Такое объяснение Мире показалось логичным.
Надо будет потом спросить, что значит это «Джесегей». А сейчас найти бы что-то очень старое, где пыль еще с прошлых времен затаилась. На верхней полке хранились вещи из бабушкиной квартиры – пойдет.
Мира принесла табуретку и из самого дальнего угла достала пакет. Там оказались альбомы с фотографиями.
«Пять лет» прочитала Мира на обороте фото, где сидела счастливая девочка с пухлыми щечками, аккуратно заплетенными косичками, озорные черные глаза сияли, а брови и ресницы были как у всех нормальных людей одного цвета. Мира отложила карточку. Вот была же она когда-то как все! А теперь как корова пегая!
В другом альбоме были старые открытки с изображением Якутска и куча черно-белых фото. Люди сурово смотрели с фотографий, почти не улыбаясь. Наверное, это были каки-то родственники, но Мира никого из них не знала.
Она пролистала фотографии и собиралась уже убрать их обратно в пакет, как вдруг из какого-то альбома выпал старый почтовый конверт. Странно, как Мира его пропустила, ведь она внимательно всё просмотрела.
Конверт был запечатан, но не подписан. Внутри что-то лежало. Немного поколебавшись, Мира осторожно оторвала край конверта. Две пожелтевших фотографии легли ей ладони.
Огромная лиственница возвышалась над бревенчатым трапециевидной формы домом, крыша которого как париком поросла травой. Это был тот самый дом из ее сна.
У Миры перехватило дыхание. На другой расплывчатой фотографии сидел сухонький старик, которого она столько раз видела во сне. Лицо его покрывали морщины, глубоко засевшие на лбу и вокруг глаз. Тонкие губы спрятались под густыми закрученными кверху усами, переходившими в узкую короткую бородку. Волосы непослушным ежиком топорщились по сторонам. И цепкий взгляд внимательных глаз изучал Миру. Словно не она смотрит на фото, а старик с фотографии ее разглядывает. «Дед Митрий» – подписал кто-то красивым ровным подчерком.
– Мит-те-рей, – шепотом произнесла Мира. Старик кивнул.
Мира выронила от неожиданности фотографии. В кладовке горела всего одна лампочка, тусклый свет едва пробивался сквозь царивший там полумрак.
– Показалось. – успокаивала себя Мира.
– В который раз. – проскользнули по задворкам в голове мысли.
Мира подняла фотографии. Старик сидел на скамейке возле дома. На нем была светлая рубаха, темные штаны, заправленные в высокие сапоги. Старик больше не кивал, но смотрел так, будто готов был ответить на все её вопросы.
Мира собрала альбомы в пакет и закинула на полку. А конверт оставила себе. Идея с аллергией явно провалилась, но Мире уже было не до того. Мысленно она возвращалась к большой лиственнице, мохнатому домику и пронзительному взгляду старика Миттерея.
Мира зашла в свою комнату. На стенах застыли в разных позах нарисованные ею мультяшными глазами герои. И вдруг ей неистово захотелось их сорвать. Один за другим она отрывала листочки со стен. Черно-белые, карандашные наброски, разукрашенные маркерами – Мира не успокоилась пока не остались недоумевающие голые стены. Затем она села за стол, взяла лист бумаги и, не задумываясь, начала рисовать.
Лошади с буйными гривами, высокой холкой, мощным крупом били копытами по белым альбомным листам.
– Дьесегей. – услышала уже знакомое слово Мира.
Мира обернулась, рядом с письменным столом стоял Миттерей. Точно такой же как на фотографии: в рубахе, штанах и сапогах.
Воздух отчего-то стал плотный, будто комната наполнилась водой, а звуки существовали только в Мириной голове. Не было ни страха, ни беспокойства, ни каких других чувств.
– Дьесегей – покровитель лошадей, – Миттерей провел ладонью по рисунку в альбоме и Мира услышала звонское конское ржание.
– Пойдем, – Миттерей протянул Мире руку, – Здесь у тебя есть дверь.
Теплая, невесомая ладонь деда коснулась плеча Миры. Мысли словно рыбы проплывали рядом, будто сами по себе, существующие отдельно от Миры.
«Это всего лишь сон, – шептались они. —А может быть и не сон. Определенно не сон.»
Обитая черным дерматином неизвестно откуда взявшаяся дверь в межкомнатной стене, скрипнула. Повеяло сыростью. Мира встала из-за стола и в след за дедом вошла в открывшийся проход. Если это сон, то можно всё. А если не сон, значит такого просто не может быть. Это галлюцинация.
Сначала было темно. Темнота необычно, живая, шевелилась, издавала звуки и украдкой касалась колючим холодком Мириных ног. Затем они летели, как на карусели, по кругу вверх. И наконец темнота осталась позади, зеленый луг распростерся перед глазами Миры. По лугу гуляли лошади: белые, черные, пегие. Свободные, не оседланные, дикий табун.
Если б Мира встретила табун лошадей в городе, её непременно б одолел страх. Сильное животное, с диким непредсказуемым нравом пугало. Здесь всё было иначе.
Мира казалось будто она маленькая. Ей пять лет, а трава в поле выше головы и хочется бежать по этому зеленому морю, захлебываясь радостью. Небо огромное голубое, глаза деда добрые, ласковые.
– Хочешь погладить лошадку?
Лошадь была теплая, с гладкая и пахла свежим сеном. Мира прижалась щекой к мощной шее, обняла руками. Грубый конский волос защекотал нос, Мира громко чихнула и засмеялась. Смех вместе с трепетным чувством счастья разливался теплом внутри.
А потом они шли по дороге: Мира, дед, лошади. А сверху на них глядело, улыбаясь солнце.
–Дальше – сама. – Миттерей остановился
Дорога обогнула широкое поле и поднималась в верх, на пригорке виднелась знакомая красная крыша родного дома.
Мира кивнула, путь был ей хорошо известен.
– Мимо старого балагана не ходи! – крикнул старик вслед.
Мира взбежала на пригорок, вприпрыжку обогнала соседский коровник и пролезла под забором во двор.
Во дворе никого не было. День клонился к концу, вся семья наверняка уже собралась на веранде за большим дубовым столом ужинать.
Мира спешила к ужину, к маме, домой, совсем не ожидая подлой подножки от непонятно откуда взявшегося камня. Она споткнулась и полетела вперед головой, больно ободрав коленки.
Старый балаган тревожно глядел на Миру темными заколоченными окошками. На крыше что-то шевелилось. Черная тень взметнулась в воздух, закружилась и обернувшись вороной полетела прямо на маленькую Миру.
– Мама! – заорала Мира и кое-как встав, опрометью бросилась прочь от балагана.
– Кёр! Кёр! – вопила ворона, хлопая тяжелыми крыльями у Миры над головой. Железные когти царапнули спину.
– Мама! – кричала Мира, задыхаясь от боли и ужаса, – Мама!
Ворона, сделав небольшой круг, снова набросилась. Мира упала. И гадкая птица, улучив момент, больно клюнула в левую бровь.