6
Темнота кружилась, множество голосов что-то шептали, выкрикивали, причитали. Невыносимая боль клевала виски. Мира открыла глаза и сразу зажмурилась от приступа дурноты.
– Ой, очнулась, очнулась! – Бронислава Павловна положила горячую руку Мире на лоб. – Водички хочешь?
Мира слабо мотнула головой. Алая вспышка боли тут жеударила по затылку.
– Потерпи, деточка, сейчас скорая приедет. – Бронислава Павловна сидела рядом, не выпуская тонкое запястье Миры из своей руки. В воздухе парил запах прелой осенней листвы, спину обдавало идущим от земли холодком – значит они где-то на улице, скорее всего во дворе школы.
Мира сделала еще одно усилие открыть глаза: земля качнулась, закрутилась как карусель, пятнами поплыла перед глазами. Миру затошнило и вырвало.
– Давай, давай, – приговаривала классная, помогая Мире лечь обратно. Она обтерла ей лицо мокрым платком и снова спросила – Легчает?
Мира утвердительно промычала. Боль чуть-чуть уменьшалась и земля наконец перестала вращаться.
– Сюда! Сюда! – Завопила Бронислава Павловна, резко подскочив. – Доктор идёт. Слава тебе Господи!
Мира попыталась сесть, но тело не слушалось. Руки и ноги будто весили тонну. Ну хоть голова не кружится.
–Лежи! – приказала Броня, махая изо всех сил скорой.
Парень в синей спецовке, с оранжевым чемоданчиком быстрым шагом направлялся в их сторону.
Мира на него: доктор был молодой, улыбчивый, в круглых очках, с длинным кудрявым хвостом и как будто светится весь. Точно за спиной у него гирлянда новогодняя горит. Мира моргнула и сияние исчезло.
Доктор присел рядом на корточки, взял Мирину руку, нащупывая пульс.
– Долго пробыла без сознания?
– Минут пять или десять. Школу тряхануло, свет вырубило, а потом дым пошел. Мы давай учеников эвакуировать быстро, – сбивчиво рассказывала Бронислава Павловна, что произошло, – Все выбежали уже, а я смотрю – кто-то лежит. Видно, упала и головой стукнулась. Подхватили с мальчишками её и на воздух. Вот только в себя пришла.
Доктор измерил давление, покачал головой.
– Голова не кружится?
– Вырвало ее только что, – поспешила сообщить Броня.
– Со мной всё в порядке. – твердо сказала Мира и опираясь на еще слабые руки кое-как села, прислонившись к дереву. На ней было всё то же белое короткое платье, только кто-то снял с нее сапоги. Рогов, слава богу, тоже не было. Боль разливалась горячей лавой по затылку, но была уже скорее ноющей, чем режущей.
Доктор внимательно осмотрел Миру и принялся, что-то строчить на бумажке.
– Родителей вызвали?
– Я здесь! – услышала Мира мамин взволнованный, запыхавшийся голос.
Мама подбежала, ледяные тонкие пальцы коснулись плеча Миры.
– Я здесь, доча, – повторила мама, с тревогой глядя на Миру.
– Сотрясение есть, но ничего критичного. – успокоил доктор, протягивая маме листочек. – Соблюдайте постельный режим пару дней и проконсультируйтесь у невролога.
– Господи, никогда ж такого не было, чтоб в Москве да землетрясение! – Бронислава Павловна схватилась за сердце. – Ой и мне давление смерьте пожалуйста, доктор, голову аж повело.
Броня захватила внимание молодого доктора. А Миру словно холодной водой окатило от её слов.
–Землетрясение? А папа где?
– Машину паркует, сейчас подойдет., – сказала мама, махнув рукой в сторону паркинга, – Мы дома были, когда толчки начались. Люстра ходуном ходила. Жутко, конечно. Но сейчас уже всё успокоилось.
Мама гладила Мирину руку. Ее пальцы уже не были такими ледяными.
– Ты как?
– Нормально, только затылок болит, – ответила Мира, возвращаясь к своим мыслям: землетрясение, пожар… – А наводнения не было?
– Этого еще не хватало, – охнула Бронислава Павловна, рассасывая Валидол, который дал ей доктор, – Трубу в туалете только прорвало. Проклятье какое-то.
Проклятье… Миру снова замутило. Она глубоко вдохнула холодный воздух и прикрыла глаза.
– Мам, поехали уже домой.
7
Папа отнес Миру в машину и они направились к дому. Москва была похожа на банку с муравьями, которую только что хорошенько потрясли. Все суетились, сигналили, спешили.
По радио сообщили, что землетрясение магнитудой шесть баллов в Москве – это отголоски подземных колебаний в море Лаптевых. Пострадавших и раненых нет.
– Шесть баллов, – покачал головой папа.
Мира смотрела в окно. В груди металось тяжелое чувство, которому сложно было придумать название: смесь страха, вины и тревоги. Разве можно вызвать землетрясение по желанию? Одной мыслью?
Да ладно! Совпадение. Так не бывает.
– А море Лаптевых – это где-то рядом с Якутией? – спросила Мира с надеждой, что папа сейчас начнет смеяться над ее познаниями в географии. И ни Якутия, ни Мира не имеют никакого отношения к этому землетрясению.
– Да, в Заполярье. Там же твои родичи живут? – Папа повернулся к маме. Он был за рулем, а мама перебирала содержимое сумочки.
– Да, Усть-Янские по отцу.
– А по матери? – Эти названия ни о чем Мире не говорили, но что-то внутри кольнуло – спроси.
– Из Вилюйска. – ответила мама коротко.
– Это где знаменитая Удаганка жила?
От папиных слов у Миры по спине полезли мурашки.
– Удаганка? – переспросила она, вдруг послышалось.
– Это так женщин-шаманок называли. Раньше они лечили людей, могли вызвать дождь, засуху. – Папа любил всякие истории, особенно связанные с мистикой и загадками. – Говорят, и сейчас встречаются такие люди. Ань, твоя же тетка рассказывала про какого-то шамана в вашем роду?
Мама нахмурилась.
– Не забивай ребенку голову. Мало ли кто, что говорил.
Маленькая морщинка, похожая на птичку села ей на лоб. Мира знала, что птичка-морщинка – это знак, что дальше разговаривать с мамой бесполезно.
– Интересно просто, это же как-то наследуется, – папа птичку-морщинку похоже не заметил.
Мира на заднем сиденье ловила каждое слово. Однако мама молча смотрела куда-то в сторону.
– У нас вот точно ничего подобного не было в роду, – продолжал папа.
Он родился в Заречье. А его мать из Ростовской области по распределению в Якутск приехала, там и встретила деда. Наверное, это от нее у Миры кожа белая как фарфор.
– Ну и Слава Богу, – отозвалась мрачно мама и вдруг добавила сердито, – Быть шаманом – это не дар, а ноша, нести которую приходится в одиночестве. Никому такого не пожелаешь.
Папа наконец увидел птичку-морщинку на мамином лице и, озабоченно крякнув, переключил свое внимание на дорогу.
В машине повисла тишина. Только где-то в далеке позвякивали маленькие колокольчики. «Тень-Дзень, Тень-Дзень». Настойчиво с каждым разом всё громче и ближе. Мира взглянула в окно, между машин прямо по дороге шла женщина в старинном якутском длинном платье в цветочек. В черных заплетенных в длинную косу волосах звенели колокольчики и бубенцы. «Тень-Дзень», —пропели они. Женщина обернулась, и протянула Мире руку, будто звала к себе.
В ужасе Мира отпрянула от окна. Руки дрожали, будто тонкие пальцы женщины все таки коснулись её.
– Ты чего дёргаешься? – спросил папа в недоумении.
– Там женщина какая-то странная, – быстро проговорила Мира показывая на ряд машин где-только что её видела.
Папа повернулся. На обочине и правда была женщина, но выглядела она иначе: в грязной футболке, рваных штанах, с короткими всклокоченными волосами. Женщина что-то бормотала и показывала кулаки водителям.
– Сумасшедшая, наверно. – кивнул на женщину папа. . – Тут таких полно.
Мира вжалась в кресло, ей еще слышался звон колокольчиков где-то далеко.
«Видимо, я сильно головой ударилась», – сказала себе Мира, но дрожь внутри не поддалась уговорам.
8
Папа сдержал обещание, на ужин заказали пиццу. Аппетита у Миры не было. Голова болела и от запаха еды тошнило. Поэтому она закрыла шторы и легла. Сон не шел. В голову лезли разные мысли. Мира взяла телефон, чтоб отвлечься. Чат класса бурлил сообщениями про пожар и землетрясение, а до него фотками и видео с конкурса. К счастью, выступления Миры никто не успел заснять. Интересно сильно ужасно она пела?
– Кюнней Кардашевская, – написала в поисковике Мира. Гугл выдал несколько видео с выступлениями. «Талантливая певица, Маленькая Мисс мира» – гласили заголовки статей. И в самом низу Мира обнаружила уже знакомое слово: Кюнней Кардашевская была удаганкой.
Пройдя по ссылке, Мира увидела фото: красивая девушка с выразительными карими глазами, широко улыбалась. Прочитав статью несколько раз, Мира задумалась. Девушка, которая выглядела как самый обычный подросток, лечила людей и творила невероятные вещи типа левитации. В это сложно поверить.
А что тогда сегодня случилось в школе? Если не считать прорыв канализации наводнением, а небольшое замыкание пожаром, то все это можно списать на совпадение.
Или это песня Кюнней? Сама Мира точно не могла сделать подобное.
«Это не дар, а тяжелая ноша», – вспомнила Мира слова мамы. С экрана телефона на нее смотрела озорная девчушка, ушедшая из жизни совсем юной.
–Просто совпадение. Так бывает. – Мира сделала глубокий вдох, а потом медленно выдохнула, как советовали психологи в интернете, и выключила телефон. – Меньше знаешь, крепче спишь.
Но уснуть так и не удлось. Поворочавшись, Мира встала и пошла попить воды.
На кухне горел свет, мама сидела за столом и вышивала двух белых танцующих птиц. Птицы получались совсем как живые, стежки ложились ровно и аккуратно.
– Красиво, – сказала Мира, поглядев на мамину вышивку.
– Это стерхи. Говорят, увидеть танец стерхов – к счастью.
Когда мама вышивала, все морщинки на ее лице разглаживались. Пальцы ловко управлялись с иголкой и рисунок вышивки проявлялся как по волшебству.
– Кыталык. – слово само сорвалось с губ Миры, будто это не она произнесла, а кто-то другой.
– Что? – Мама подняла растерянный взгляд, – А, да, Кыталык – стерхи по-якутски.
Мира отхлебнула воды, с каких пор она говорит по-якутски? Что это вообще было?
– Мам, а это правда, что в твоем роду были шаманы? —неожиданно спросила Мира вопрос, который так волновал.
Иголка в маминых руках замерла на мгновение, а затем сделала три быстрых стежка. И у танцующей птицы на крыльях стало появляться черное оперение.
– Я не знаю, бабушка не любила рассказывать о своих родственниках. Её маленькой на воспитание в другую семью отдали.
– Зачем?
– Да, кто же знает. Семья у них была не бедная, может от болезни прятали или еще по каким своим причинам. Потом, конечно, забрали, когда ей уже четырнадцать было. А она школу как закончила, замуж вышла и уехала в другое село. С семьей общалась мало. И меня однажды сильно выругала, когда я фотографию пра-прадеда взяла.
Мама говорила не отвлекаясь от рукоделья. Она вышивала гладью, словно рисовала кисточкой масляными красками по холсту. И при этом светилась, совсем как тот доктор сегодня. И почему раньше Мира этого не замечала?
–Я совсем маленькая была, помню спала и вдруг проснулась резко, словно окликнул кто-то. Я давай маму, бабушку звать, а в доме никого. Дом старый, половицы скрипят, точно ходит кто-то и вздыхает тяжело. Мне страшно стало. Смотрю, на комоде фотография стоит: сухонький старичок, седой весь, а глаза добрые-добрые. Я фотографию схватила и разговаривать с ней начала, как будто не одна я в доме, а с дедом. И что интересно, он мне отвечал. Приснилось, наверное. Бабушка меня спящую с этой фотографией нашла и как давай ругать, даже мама испугалась.
– А деда как звали? Что он тебе говорил? – Мире старик из сна сразу вспомнился.
– Миттерей деда звали – Дмитрий по-русски. Что говорил – не помню. Только потом, когда уже в университете училась, к бабушке приезжала в старый дом и там мне дед приснился. Во сне сказал скоро дочка у меня родится и мир принесет. Мне так слово «мир» запомнилось, так тебя и назвали. На твое рождение действительно все родственники собрались, бабушка даже сестер позвала, а потом мы к ним в Вилюйск ездили. Помнишь?
– Нет, когда это было? —Мира нахмурилась. Она правда мало что помнила про Якутск, а про эту поездку вообще впервые слышала.
– Тебе четыре года было, – Мама замолчала, будто раздумывая рассказывать ли дальше. Она разгладила вышивку рукой и продолжила:
– Бабушка тогда отказалась ехать и нас всё отговаривала. А я давно в Вилюйск хотела, с родственниками познакомиться, да и вообще тянуло что ли. А надо было бабку послушаться.
– Почему? Там что-то случилось?
Мама зажмурилась. Уголка уколола палец. Красным бисером на коже выступила кровь.
– Там старый бревенчатый дом, да? А рядом с ним огромная лиственница? – Спросила Мира, перед глазами у нее стоял дом, что столько раз видела во сне про старика.
– Ты помнишь что ли? – Мама посмотрела на Миру настороженно, как будто увидела в Мире что-то иное, непривычное.
– Да, нет, кажется на фотографии в альбоме видела, – поспешила ответить Мира как можно более равнодушно, боясь, что мама как раковина, снова резко захлопнется.
– Да, наверное, у нас где-то лежат старые фотографии, – Мама склонилась над вышивкой. Яркая нитка цвета спелой рябины легла на белую канву, превращаясь в красивый изгиб птичьих лап.
– Мам, ты не дорассказала про поездку в Вилюйск.
Мама вздохнула, завязала нитку в узелок и свернула вышивку. – Поздно уже, спать пора. Как-нибудь в другой раз.
Этот другой раз может и не случится никогда. Раковина захлопнулась. Мама редко рассказывала что-то про своих родственников, как будто вспоминать Якутск ей сложно или больно.
Свет на кухне погас. Мама ушла в спальню. Мира зажгла фонарик на телефоне и развернула вышивку. Две изящные птицы замерли в танце. У одной было черное оперенье на крыльях, а другая полностью белоснежная.