После литературы целую вечность шла математика. Доска обрастала причудливым узором примеров и формул, пол покрывался меловой крошкой, ученики – испариной. У Миры от дробей пухла голова. Они складывались, вычитались, но все равно никак не умещались в уме. Последнее время учеба давалась ей плохо. Временами Мира словно отключалась. Она слышала, видела, записывала, всё что требовалось, но как-то машинально. Будто расщепляясь. Тело послушно сидело за партой, корпело над задачами, а душа уходила гулять по другим измерениям, возвращаясь лишь к звонку.
Когда большая перемена освободила наконец из плена математики шестой «В», народ рассосался кто куда. Самые голодные помчались в столовку, кто при деньгах – срулили в магазин, будут потом до конца уроков хрустеть чипсами и шуршать обертками от шоколадок. Мира обычно на переменах отсиживалась в библиотеке. Книжный ассортимент не богатый, но зато тихо, спокойно и риск быть растоптанной стадом очумевших первоклашек сводился к минимуму.
Она вышла из кабинета, просочилась сквозь толпу одинаково черно-белых учеников и поднялась по лестнице на самый верхний этаж. Там было значительно тише. Четвертый этаж был скорее пристройкой школы, где располагалась библиотека, малый спортивный зал и туалетные комнаты для девочек. После математики лоб немилосердно гудел. Будто на уроке каждый пример вбивали молотком. Лицо горело как при простуде и Мира свернула в туалет, охладиться.
Подставив ладонь под струю ледяной воды, она зажмурилась. Прохлада по руками медленно поднималась по телу. Холодными пальцами Мира коснулась лба и пожар внутри шипя, начал гаснуть. Раскаленные гвозди боли остывали, превращались в лед, а затем подтаяв, выступали капельками пота на коже. Мира чудилось, будто она лежит на мягком, чистом, искрящемся снегу. Острые снежинки щиплют щеки. И мучавшая ее боль отступает.
– Одна что ли? – от грубого толчка в бок, Миру отлетела в сторону.
Она и не заметила как популярити зашли в туалет и выстроились в ряд у рукомойников. Все, хоть убей, одинаковые. Брови нарисованы на один манер, волосы локонами по бокам, и одежда в стиле корейских школьниц. Мира даже имена их никак запомнить не могла. Все как одна плохая копия Крис.
– Эй! Звезду поймала? Отойди говорю! – завопила толкнувшая Миру девчонка. Корейская юбочка растянулась на весь свой предел на её крутых широких бедрах. С такими спорить себе дороже.
«Чувствуй габариты!» – говорил папа, когда мама вскипала за рулем на очередного «водятла». Вот и сейчас Мира понимала, что надо чувствовать габариты, но какого черта? Они что королевы Вселенной? Вслух она, конечно, этого не сказала. Только языком цокнула, сощурила злобно глаза и пошла к выходу. Вроде как ответила, а вроде и нет. Но популярити словно того и ждали. Они моментально вспыхнули, вздернули носы, обступили Миру как стая бродячих собак и залаяли.
– Ты на кого цокаешь? А?
– Офигела, чучундра?
– Самая талантливая что ли? Зазвездила?
Видимо, первое место предназначалось Крис. А нечаянная победа Миры прилично так резанула по самолюбию. И хоть самой Крис здесь сейчас не было, свора явно отстаивала её интересы. Вот к чему были эти косые взгляды с утра.
Мира дернулась к двери. Сделала попытку прорваться через плотное кольцо популярити. Но куда там. Эфемерные тяночки уже перевоплотились в банду из Южного Бутово. Мира нервно засмеялась. Серьезно? И что теперь? Побьют? Стычки, конечно, бывали в школе. Но так, чтоб кого-то толпой в туалете…Это абсурд. Не девяностые же.
Сзади кто-то резко дернул. Черно-белый рюкзак полетел смайликом вниз к ногам самой борзой. Кажется ее звали Милена. Или Милана. Подходящее имечко. Ничего не скажешь.
– Отдайте! – рванулась к рюкзаку Мира. Понятно, что зря. В фильмах про лузеров, рюкзак сначала под безуспешные метания объекта насмешек с улюлюканьем летает по кругу, а потом закидывается куда подальше.
– А то что, заплачешь? – хихикнула борзая Милена-тян и схватила рюкзак.
Рюкзак беспомощно раскрыл пасть, словно хотел укусить потянувшуюся к нему вражескую ладонь. Но его нутро тут же грубо вывернули, выпотрошили на грязный кафельный пол уборной. Карандаши, ручки, тетрадки, учебники разлетелись по сторонам как стая испуганных птиц. Кстати, Мелена – это черный понос. Есть такой медицинский термин. Подходящее имечко. Да. Грамота в золотой рамке разбилась на мелкие кусочки и Мелена-тян глядя на Миру с удовольствием наступила на нее ногой сорокового размера.
– Мамочке нажалуешься? Или к Броне плакаться побежишь? – она изогнула бровь дугой.
Мира задохнулась от злости. Ей не было жалко грамоту, да провались она пропадом. Скорее рюкзак. Черно-белый смайлик. И себя.
Их было шестеро. Кто-то из девчонок крепко держал Миру за руки. Разве что ей удастся изловчиться и пнуть ту, что ближе всех. А там уж будь что будет.
Значки на толстовке у Миры зазвенели. Злая сила кипевшая внутри Миры будто на дыбы встала. Ощетинилась. Оскалилась. Выросла черным голодным зверем за спиной, готовая сорваться с цепи. Пол покачнулся. Перезвон в ушах, сменился знакомым старушечьим голосом:
– Кёр бу… Кёр бу..
– Выпусти! Вы-пу-сти! – нетерпеливо взревел по-звериному женский.
В груди клокотало, рвалось наружу. По делом им. Сами напросились. Мира смотрела в упор на Милену ледяными черными глазами. Та дрогнула. Отступила на шаг. И свет погас.
Сначала ничего. А потом темнота ожила. Зашептала. Зарычала. Завыла. Заскребла острыми как ножи когтями по стенам.
– Кто тут?
– Что происходит?
– Это не смешно!
Орали как резанные популярити. Уже не такие крутые, да? Они рванулись к двери. А двери-то нет. Ха-ха. Только темнота. Черная, живая, полная кошмаров.
Темнота хватала ледяными пальцами за шиворот. Царапала острыми когтями спины, визжавших от ужаса популярити.
Вот она какая эта сила? Мира засмеялась. Как дикая. Как одержимая. Как сумасшедшая. Сквозь темноту она увидела популярити. Жалкие, сбились в кучу, точно щенки, и рыдают. Мира облизнула с губ металлический привкус чужого страха. Мерзкий, липкий.
Темнота качнулась. Накренилась. Еще мгновение и рухнет. Заберет с собой. Проглотит Миру и этих несчастных дур. Вот она какая эта сила? Да?
От вкуса крови во рту мутило. Мира, не задумываясь, подалась вперед и с силой толкнула трусливую Милену тян и остальных, туда, где, она чуяла каким-то десятым чувством, выход.
Темнота недовольно зашипела. Входная дверь хлопнула. Кто-то выбежал. Мира уже не видела. За руки и за ноги её тащили вниз. Рыча и улюлюкая. Впиваясь железными когтями в тонкую кожу на запястьях.
«Дверь откроется, они войдут. Они возьмут своё, когда дверь откроется. Они выбрали, они всё знают.» – повторял холодный женский голос.