Глава первая. Глиндон

Беда приходит темными ночами.

Беззвездными, бездушными, беспросветными ночами.

Именно в такие зловещие ночи и начинается все самое интересное в волшебных сказках.

Я смотрю вниз на грохочущие волны, которые бьются об огромные острые скалы утеса.

Ноги подкашиваются, когда кровавые образы проносятся в моем сознании с разрушительной силой урагана. Все повторяется вновь и вновь. Рев двигателя, падение автомобиля и, в конце концов, призрачный скрежет металла о камни и всплеск смертоносной воды.

Теперь нет ни машины, ни человека внутри нее, ни души, что рассеялась бы в неприкаянном воздухе.

Только шум разгневанных волн и суровость твердых скал.

Но я не решаюсь моргнуть.

Тогда я тоже не моргала. Просто смотрела и смотрела, а потом закричала, как загнанное существо из древних мифов.

Впрочем, он меня не слышал. Парень, чье тело и душа больше не с нами.

Парень, который боролся со своими внутренними демонами, но все равно оставался рядом со мной.

Внезапно дрожь пробегает по моей спине, и я накидываю фланелевую рубашку поверх белого топа и джинсовых шорт. Но не холод пробирает меня до костей.

А ночь.

Ужас перед беспощадными волнами.

Атмосфера до жути похожа на ту, что царила несколько недель назад, когда Девлин отвез меня к этому утесу на острове Брайтон. Это остров на южном побережье Великобритании. Всего в часе пути на пароме.

Как только мы приехали сюда, я и представить себе не могла, что все обернется смертельным исходом.

Звезд в ту ночь тоже не было видно, и, как и сегодня, луна сияла настолько ярко, что своим блеском напоминала чистое серебро на пустом небосклоне. Бессмертные скалы – неприметные свидетели багровой крови, потерянной жизни и всеобъемлющего чувства скорби.

Все вокруг говорят, что со временем станет легче. Мои родители, бабушка с дедушкой, мой психотерапевт.

Однако становится только хуже.

Вот уже несколько недель каждую ночь я сплю не более двух часов, с недавних пор кошмары – мои верные спутники. Всякий раз, стоит лишь закрыть глаза, передо мной возникает добродушное лицо Девлина, но затем он улыбается, и у него отовсюду начинает течь темно-алая кровь, изменяя его черты до неузнаваемости.

Я просыпаюсь, дрожа от ужаса, пла́чу и утыкаюсь в подушку, чтобы никто не подумал, будто я сошла с ума.

Или что мне опять нужна терапия.

Планировалось, что пасхальные каникулы я проведу со своей семьей в Лондоне, но мне не хватило сил.

Даже не подумав зачем, я выскочила из дома, как только все уснули, пару часов ехала на машине, еще некоторое время плыла на пароме и в итоге оказалась здесь после полуночи.

Иногда мне хочется перестать прятаться от всех, и от себя в том числе. Но часто становится слишком тяжело и не получается нормально дышать.

Не могу смотреть маме в глаза и лгать. Не могу глядеть на папу и дедушку и притворяться, что я по-прежнему их малышка.

Наверное, Глиндон Кинг, которую они воспитывали девятнадцать лет, погибла вместе с Девлином несколько недель назад. И мне безумно страшно от того, что они скоро все поймут.

Что посмотрят на меня и увидят самозванку. Позор семьи Кинг.

Именно поэтому я здесь – в решающей попытке избавиться от напряжения, которое ощущаю последние дни.

Ветер треплет мои медового цвета волосы с осветленными прядями и отбрасывает их мне на глаза. Я откидываю волосы назад, провожу ладонью по шортам и гляжу вниз.

Вниз. Вниз…

Тру сильнее, в ритме с усиливающимся ветром и шумом волн в ушах.

Галька хрустит под моими кроссовками, когда я подхожу к краю. Первый шаг – самый трудный, но потом меня словно несет по воздуху.

Широко раскинув руки, я закрываю глаза. Как будто в меня вселилась какая-то неведомая сила, и я не замечаю, что по-прежнему стою на месте, и у меня чешутся пальцы от желания что-нибудь нарисовать.

Что угодно.

Надеюсь, мама не увидит мою последнюю картину.

Надеюсь, она не будет помнить меня как самую бездарную из своих детей.

Дочь, которая не обладает и частицей ее таланта.

Чудачку, чье художественное восприятие не соответствует общепринятым ожиданиям.

– Мне так жаль, – шепчу я слова, которые, как мне кажется, произнес Девлин перед тем, как улететь в пропасть.

Свет проникает сквозь закрытые веки, и я вздрагиваю при мысли, что, возможно, его призрак поднялся из воды и теперь преследует меня.

И он скажет слова, которые повторяет в каждом моем кошмаре:

– Ты трусиха, Глин. Всегда была и всегда ей будешь.

Эта мысль вызывает образы из тех страшных снов. Я разворачиваюсь так быстро, что моя правая нога соскальзывает, и, вскрикнув, падаю назад.

Назад…

Навстречу смертельной пучине.

Сильная рука обхватывает мое запястье и тянет с такой силой, что выбивает из меня дух.

От резкого движения мои волосы развеваются на ветру, но взгляд все равно останавливается на человеке, который держит меня одной рукой. Однако он не отводит меня от края, а наоборот, удерживает под опасным углом. Одно лишнее движение – и неминуемой гибели не избежать.

Ноги дрожат, скользят по камешкам, отчего я все сильнее наклоняюсь над обрывом. Кажется, что я вот-вот сорвусь в эту бездонную пропасть.

Глаза человека – мужчины, судя по его мускулистому телосложению, – скрыты камерой, висящей у него на шее. И снова ослепительный свет ударяет мне прямо в лицо. Так вот причина той поразительной вспышки минуту назад. Он фотографировал меня. И только тогда я понимаю, что на глазах выступили слезы, ветер превратил мои волосы в воронье гнездо, а темные круги под глазами уже ничто не скроет.

Хочется закричать, чтобы он вытащил меня, потому что я буквально в шаге от смерти и боюсь, что если попытаюсь сама, то просто упаду.

Но затем кое-что происходит.

Незнакомец отодвигает камеру от глаз, и слова застревают у меня в горле.

Учитывая, что сейчас ночь и луна – единственный источник света, то наверняка черты его лица было бы трудно разглядеть. Но я все прекрасно вижу. Как будто сижу на премьере фильма. Триллера.

Или, может быть, ужастика.

Обычно глаза людей сияют от проявления самых разных чувств. Даже горе заставляет их блестеть от слез, невысказанных слов и необратимых сожалений.

Однако взгляд его такой же непроглядный, как самая темная ночь. Но что странно, эти глаза совершенно не выделяются на фоне природы. Если бы я не смотрела прямо на него, то решила бы, что он дикое создание.

Хищник.

Возможно, монстр.

Лицо его с резкими, угловатыми чертами – такими, которые привлекают всеобщее внимание, точно он был создан для заманивания людей в тщательно продуманную ловушку.

Нет, не людей.

Добычи.

Парень обладает весьма внушительной комплекцией, которую не могут скрыть черные брюки и футболка с короткими рукавами.

Это впечатляет, потому что сегодня морозная весенняя ночь.

На его руках выделяются мышцы – никакой дрожи или дискомфорта, как будто он родился хладнокровным. Рука, которой он сжимает мое запястье – и тем самым фактически спасает от смерти, – напряжена, но парень вроде совсем не прилагает никаких усилий, чтобы удерживать меня.

Непринужденно. Вот какое слово идеально подходит.

От него веет абсолютной невозмутимостью. Он слишком холоден… слишком безучастен, так что, кажется, он даже заскучал.

Как будто… его здесь вообще нет, невзирая на то, что он стоит прямо передо мной, во плоти.

Полные, симметричные губы поджаты, а между ними – незажженная сигарета. Он глядит не на меня, а на свою камеру, и внезапно, впервые с тех пор, как я смогла рассмотреть незнакомца, в его глазах мелькает искорка света. Быстрая, мимолетная и почти незаметная. Но я улавливаю ее.

Лишь на одну секунду, когда маска равнодушия на его лице дрожит, темнеет, отходит на задний план и в конце концов исчезает.

– Потрясающе.

Я проглатываю тревогу, подползающую к горлу. Причина моего беспокойства не столько в сказанном слове, сколько в самой манере говорить.

Глубокий голос звучит обольстительно и словно окутан черным дымом.

Наверное, дело в вибрации голосовых связок: слово пронеслось в воздухе между нами подобно смертельному яду.

И, кажется, у него есть американский акцент?

Мои предположения подтверждаются, когда взгляд парня скользит по мне с той убийственной самоуверенностью, от которой сводит дрожащие мышцы. Почему-то появляется ощущение, что если буду дышать неправильно, то рано или поздно встречу свою гибель.

Свет уже давно исчез из глаз незнакомца, и теперь на меня устремлен его прежний мрачный взгляд – приглушенный, тусклый и абсолютно безжизненный.

– Не ты. Фотография.

Точно американец.

Но что он делает в таком пустынном месте, куда даже местные жители не суются?

Парень ослабляет хватку на моем запястье, отчего я тут же скольжу назад, несколько камней падают и достигают земли. По воздуху разносится истошный вопль.

Мой.

Не раздумывая, обеими руками хватаюсь за его предплечье.

– Какого… какого черта ты творишь? – Мне не хватает дыхания, сердце бешено стучит в груди. Страх разрывает изнутри, такого я не испытывала уже несколько недель.

– А на что похоже? – Он все еще говорит непринужденно, как будто обсуждает завтрак с друзьями. – Завершаю начатое тобой дело, чтобы потом, когда ты будешь падать, запечатлеть этот момент. Чувствую, ты станешь хорошим дополнением к моей коллекции, но если нет… – Он с безразличным видом пожимает плечами. – Просто сожгу фото.

Мой рот открывается, когда разные мысли одолевают разум.

Он только что сказал, что добавит к себе в коллекцию снимок, на котором изображено мое падение? Вопросов накопилось слишком много, но самый главный из них – какую коллекцию собирает этот сумасшедший?

Нет, не так – главный вопрос в том, кто, черт возьми, этот парень? Он выглядит примерно моего возраста, по общественным меркам считается красавцем, и он явно иностранец.

О, и кажется настоящим преступником. Не мелкая сошка, не простой исполнитель. А тот, кто сам по себе. Одиночка.

От него исходит опасная энергетика, сулящая одни неприятности.

Главарь, что управляет бандой головорезов и обычно находится в тени.

И каким-то образом я встала у него на пути.

Проведя жизнь в окружении мужчин, которые способны съесть на завтрак кого угодно, я научилась распознавать опасность.

И также могу понять, от каких людей следует держаться подальше.

И американец передо мной как нельзя лучше олицетворяет эти два качества.

Мне нужно убраться отсюда.

Прямо сейчас.

Вопреки нервозности, что разливается по венам и подрывает мое и без того хрупкое душевное состояние, я заставляю себя заговорить тоном, не терпящим возражений.

– Я не собиралась бросаться с утеса.

Он приподнимает бровь, и сигарета во рту подрагивает от легкого движения губ.

– Правда, что ли?

– Ага. Так ты… вытащишь меня?

Я могла бы использовать его предплечье, чтобы подтянуться самой, но любое резкое движение, вероятно, окажет прямо противоположный эффект, и парень может отпустить меня навстречу моей судьбе.

Все еще небрежно держа меня за запястье, он достает зажигалку свободной рукой и прикуривает сигарету. Кончик вспыхивает цветом насыщенного оранжевого заката. Незнакомец не спеша убирает зажигалку обратно в карман и пускает облако дыма мне в лицо.

Обычно я не переношу запах сигарет, но сейчас это наименьшая из моих проблем.

– И что я получу взамен за оказанную помощь?

– Мою благодарность?

– Мне она не нужна.

Я поджимаю губы и изо всех сил пытаюсь сохранять спокойствие.

– Тогда зачем ты вообще поймал меня?

Парень касается края своей камеры и гладит ее с такой чувственностью, с какой мужчина ласкает женщину, от которой не может оторваться.

Почему-то у меня повышается температура. Он похож на того, кто часто прикасается к женщинам.

Очень часто.

И с той же уверенностью, которую сейчас излучает.

– Чтобы сделать фото. Может, закончишь начатое и подаришь мне шедевр, за которым я сюда приехал?

– Ты сейчас серьезно говоришь о том, что твоим шедевром станет моя смерть?

– Не твоя смерть, вовсе нет. Она будет слишком кровавой и до жути неприятной, особенно когда твоя голова разобьется о камни. Кроме того, при таком освещении не удастся сделать хороший снимок. Меня интересует именно падение. Твоя бледная кожа будет прекрасно выделяться на фоне воды.

– Ты… больной.

Он пожимает плечами и выпускает еще больше ядовитого дыма. Даже прикосновение его пальцев к сигарете и сам процесс курения кажутся непринужденными, тогда как воздух между нами потрескивает от напряжения.

– Значит, твой ответ – нет?

– Конечно, нет, психопат. Думаешь, я умру только ради твоего снимка?

– Шедевра, а не снимка. И у тебя нет выбора. Если я решу, что ты умрешь… – Парень наклоняется вперед и постепенно разжимает пальцы на моем запястье, его голос понижается до пугающего шепота. – Ты умрешь.

Я кричу, когда моя нога подгибается, и впиваюсь ногтями в его руку, не желая умирать и испытывая в этот момент отчаяние загнанного в клетку животного. Заключенного, долгие годы просидевшего в одиночной камере.

По всей видимости, я оставила на нем царапины, но если он и пострадал, то не подает вида.

– Не смешно, – задыхаясь, произношу я.

– А разве я смеюсь? – Его длинные пальцы обхватывают сигарету, и он затягивается, прежде чем отвести ее от губ. – У тебя есть время подумать, пока я не докурю. Предложи мне что-нибудь.

– Что именно?

– Все, на что ты согласна ради моего рыцарского поступка – помощи девушке, попавшей в беду.

От меня не ускользает, как он выделяет слово «рыцарский» или с каким подтекстом и расчетом использует любые слова. Точно они оружие из его арсенала.

В его распоряжении целый батальон.

Ему ведь все это нравится, правда? Ситуация, начавшаяся с моих попыток отвлечься и забыться, обернулась для меня настоящим кошмаром. Я бросаю взгляд на почти выкуренную сигарету, и как раз в тот момент, когда судорожно думаю о том, как продлить время, он затягивается и выбрасывает окурок.

– Твое время вышло. Прощай.

Парень пытается отцепить мои пальцы, но я впиваюсь ногтями еще сильнее.

– Подожди!

Даже когда ветер треплет его волосы, ничего в нем не меняется. Не сомневаюсь, что он чувствует, как меня пробирает дрожь от паники и страха за свою жизнь.

Кажется, уже ничто не в силах повлиять на него. И ужас начинает ползти по моей коже, оставляя на ней липкий след.

Как кто-то может быть таким… хладнокровным?

Таким отчужденным?

Таким бездушным?

– Передумала?

– Да. – Голос дрожит, хоть я и стараюсь успокоиться. – Подними меня, и я сделаю все что захочешь.

– Уверена, что правильно сформулировала мысль? Мои желания могут не одобряться широкой общественностью.

– Мне все равно. – Как только окажусь в безопасности, то сразу сбегу от этого психопата.

– Что ж, ты сама согласилась. – Парень беспощадно обхватывает мое запястье и с поразительной легкостью оттаскивает меня от края.

Как будто я и не находилась на волоске от смерти.

Как будто скалы внизу не обнажали свои клыки, желая загрызть меня. Хотя и существует небольшая вероятность, что это не такой уж плохой вариант, учитывая, с каким дьяволом я сейчас нахожусь лицом к лицу.

В ночной тишине мое отрывистое дыхание напоминает рычание.

Я пытаюсь отдышаться, но не получается.

Меня учили проявлять стальную волю и внушительную силу. Я родилась в семье с известной фамилией, с друзьями и родственниками, которые притягивают к себе внимание, куда бы мы ни пошли.

И тем не менее в этот момент все, что я знала, кажется, вылетает из памяти, словно я отделяюсь от той, кем должна быть, и становлюсь другой личностью, которую даже сама не могу понять.

И все это из-за стоящего передо мной человека. Выражение его лица напоминает бесчувственную маску, глаза по-прежнему тусклые и бездушные, как любой темный цвет в палитре.

Если бы меня попросили назвать самый подходящий для него цвет, это определенно был бы черный – бесстрастный, холодный и бездонный оттенок.

Я пытаюсь вырваться из его рук, но он крепко сжимает запястье. Возникает ощущение, что он намерен сломать мне кости, только чтобы получше разглядеть их.

Прошла всего минута с момента нашего так называемого знакомства, но я не удивлюсь, если он действительно это сделает. Ведь хотел же он сфотографировать мое падение.

И при всей его странности он вызывает откровенный ужас. Потому что я точно знаю, что этот чужак из Америки способен причинить боль в мгновение ока, даже не задумавшись о последствиях.

– Отпусти меня, – резко говорю я.

Уголки его губ подрагивают.

– Попроси вежливо, и, возможно, отпущу.

– Что для тебя значит «вежливо»?

– Добавь «пожалуйста» или встань на колени. Сгодится и то, и другое. Настоятельно рекомендую использовать оба варианта одновременно.

– Как насчет ни того, ни другого?

Парень склоняет голову набок.

– Бессмысленно и глупо. Ведь ты в моей власти.

Он стремительно толкает меня к краю. Я хочу воспротивиться этой безжалостности, но мои попытки ничтожны перед его грубой силой.

Секунда – и мои ноги оказываются на краю обрыва, однако на этот раз я хватаюсь за ремешок его камеры, за его футболку и за все, во что могу вонзить ногти.

Холод.

Он такой холодный, что у меня замерзают пальцы и перехватывает дыхание.

– Пожалуйста!

С его губ срывается одобрительный звук, но незнакомец не оттаскивает меня назад.

– Не так уж и сложно, правда?

Отчаянно не хватает воздуха, и все же мне удается сказать:

– Может, довольно?

– Нет, ты не выполнила вторую часть нашей сделки.

Я смотрю на него, вероятно, с ошеломленным видом.

– Вторую часть?

Парень опускает руку мне на голову, и тогда я замечаю, какой он высокий. Настолько, что это пугает.

Сначала он просто заправляет несколько моих прядей за ухо. Жест настолько интимный, что у меня пересыхает во рту.

Мое сердце бьется так сильно, что кажется, оно вот-вот вырвется из груди.

Никто и никогда не прикасался ко мне с такой непоколебимой уверенностью. Нет-нет, не уверенностью. Властью.

Всепоглощающей властью.

Его пальцы, которые только что гладили волосы, впиваются в мою голову и давят так сильно, что у меня подкашиваются ноги. Именно так.

Никакого сопротивления.

Ничего.

Я падаю.

Падаю…

Падаю…

Представляю, что он все-таки толкнул меня навстречу смерти, но мои колени ударяются о твердую землю, в точности как и моя душа.

Когда смотрю вверх, то снова вижу этот блеск в его глазах. Прежде мне казалось, что это вспышка света, словно белый цвет играет с черным.

Я ошиблась.

Насыщенный черный.

Абсолютная тьма.

В его взгляде светится неприкрытая жестокость, когда он удерживает в руках мою голову, и самое страшное, что если он отпустит меня, то я наверняка упаду в пропасть.

Пугающая ухмылка играет на губах мерзавца.

– Все же советую стоять на коленях. А теперь наконец-то начнем?

Загрузка...