Глава девятая. Глиндон
Красные капли на бетоне.
Темно.
Жутко.
Кап. Кап. Кап.
Смотрю, откуда у него вытекает кровь, и замираю.
Киллиан все еще в красных шортах, но надел черную футболку. Его мышцы напряжены, но, кажется, ему не холодно и не больно из-за синяка на руке или пореза на губе.
Губа кровоточит, пятна на подбородке и ключице.
– Садись в машину, – приказывает он. Безоговорочно.
Кто-то сигналит, потому что этот сумасшедший ублюдок остановился посреди улицы, но Киллиан не обращает на них внимания.
Я качаю головой и пытаюсь обойти его.
– Я всегда могу вернуться обратно и продолжить с момента, на котором остановился. Правда, ты будешь очень сожалеть, когда твой драгоценный Крейтон окажется в гипсе.
Сжимаю кулаки.
– Не надо.
– Слышал, он не останавливает бой. Так что, возможно, в следующий раз, когда ты его увидишь, он будет подключен к аппаратам.
– Хватит!
– Садись в сраную машину, Глиндон.
Парень снова сигналит, и хотя Киллиан, похоже, его не слышит, меня чуть не выворачивает от избытка эмоций.
– Уйди с дороги, ублюдок! – кричит парень из окна с американским акцентом.
Когда Киллиан смотрит на него, тот сглатывает и дает задний ход, а затем врезается в мусорный бак, пока пытается убраться отсюда подальше.
– У тебя есть время, пока я не досчитаю до трех. Если ты не сядешь в машину, я возвращаюсь к Крейтону.
– Я никуда с тобой не поеду.
– Три.
Ублюдок даже не считал.
Он садится в свою машину, и я не успеваю подумать, когда открываю пассажирскую дверь и оказываюсь внутри.
Я тяжело дышу, по коже бегут мурашки, а сердце вот-вот вырвется из груди. Это ненормально, что мои эмоции так зашкаливают, когда Киллиан рядом.
Одной рукой он держит руль, а другую непринужденно опускает на боковую панель, повернувшись ко мне лицом.
– Не так уж и сложно.
Я смотрю на него и скрещиваю руки на груди.
– К твоему сведению, я все еще не доверяю тебе. И вообще, не доверяю еще больше теперь, когда ты доказал, что не только склонен к насилию, но и угрожаешь моей семье.
– Все люди склонны к насилию. Просто я лучше себя контролирую.
– Не убедительно. Особенно, когда твое лицо в крови.
– Переживаешь за меня, малыш?
– Если бы ты истекал кровью, то я бы даже не заметила. А даже использовала бы кровь для смешивания красок.
– Ауч, – говорит он низким голосом. – Ты такая врушка. Просто ужасная. Ты была бледная, как призрак, когда меня избивали.
– Мне не нравится насилие, так что ты ни при чем. Мне было бы тяжело смотреть на любого.
– Предпочитаю верить, что ты была напряжена именно из-за меня.
– Ты бредишь.
– Опять же семантика. – Он тянется к бардачку, а я сжимаю сиденье.
Скрип кожи заполняет салон, и я шепчу:
– Что ты делаешь?
Киллиан берет салфетку и улыбается. Или, скорее, ухмыляется.
– Не волнуйся, не буду кусаться. – Он размазывает кровь по всему рту, а потом окончательно стирает ее. – Пока.
Двигатель ревет, и я вздрагиваю. Меня отбрасывает на сиденье, когда машина ускоряется. Мою голову одолевают бесконечные мысли о том, куда, черт возьми, он меня везет, пока пристегиваю ремень безопасности и изо всех сил цепляюсь за него.
Включаем логику. Северная часть острова не такая уж и большая. Кроме двух кампусов, есть центр города, магазины, библиотека, несколько ресторанов и заведений, которые часто посещают студенты.
Так что здесь он не сможет похитить и убить меня.
Но все равно легче не становится.
– Так и думал, что ты хорошая девочка.
Смотрю на него. Киллиан показывает на ремень безопасности, в который я вцепилась.
– Ради безопасности.
– Не переживай. Я отлично вожу.
Едва сдерживаюсь, чтобы не закатить глаза.
– Уверена, так и есть. Держу пари, ты многое умеешь.
– Пожалуй. Особенно то, что мне интересно.
– И что тебе интересно? – говорю равнодушно, чтобы он ничего не заметил.
Потому что я меняю тактику.
Хватит просто продолжать получать от него удары вслепую и болтаться, как беспомощная кукла. Мне нужно как-то сделать первый шаг.
Если судить по всему нашему общению, то уверена, что Киллиан асоциальный тип. Как Лэн. А может быть, даже хуже.
Потому что, хотя он чудовище для всего мира, мой брат щадит нас. Ключевое слово – «щадит». Потому что Лэн становится просто невыносимым, когда ему скучно. Именно поэтому мы держимся от него подальше – невозможно понять, какие непредсказуемые мысли могут посетить его голову.
И если Киллиан похож на Лэна, значит, у него тоже должна быть своя одержимость. Стимул. Потребность в чем-то, что поможет контролировать его наклонности.
Для моего брата это занятие скульптурой. Он более адаптирован в обществе, когда занимается искусством. Добровольно можно подойти к Лэну лишь после того, как он выходит из своей художественной студии.
Тогда он на подъеме, в какой-то степени ведет себя нормально и даже шутит с нами.
Хочется верить, что Лэн никогда не превратится в нечто, лишь напоминающее человека, как Киллиан. Надеюсь, что в глубине души мой брат заботится о родителях и о нас.
Еще в КЭШ[7] брат избил детей, которые обзывали Брэна. Он пришел домой весь в крови, а тех ребят пришлось отправить в отделение экстренной скорой помощи.
Еще Лэн порезал шины учительнице, которая назвала мои картины посредственностью, и сказал ей, что она не имеет права оценивать меня, когда сама – бездарность, у которой нет вкуса.
Брэн говорит, что Лэн поступает так, чтобы поддерживать свой имидж, частью которого мы тоже являемся. Но я не настолько пессимистична, как он.
В любом случае нужно выяснить, что злит Киллиана, и бороться с этим.
– Сейчас ты.
Мне не нравится его нейтральный тон, хотя он не отвлекается от дороги. Киллиан превышает скорость, огни и деревья расплываются перед глазами, но сейчас мне не до этого.
– Почему я тебе интересна?
– А почему бы нет?
– Ну, например, мы совсем не знаем друг друга? О, и ты напал на меня в первую нашу встречу.
– Как уже говорил, я спас тебя. Тебе стоит быть более благодарной
– Ты напал на меня, Киллиан.
– Называй это как хочешь. – Он наклоняет голову в мою сторону, в его глазах появляется темный блеск. – Кстати, мне нравится, как ты произносишь мое имя.
– Тогда я больше его не произнесу.
– Знаешь, если будешь постоянно противостоять мне, то быстро устанешь. Все может стать намного приятнее и проще, если ты будешь наслаждаться происходящим и попробуешь расслабиться.
– Дай-ка подумать. Мне придется выполнять все твои желания?
– Очень рекомендую.
– Я лучше задушу себя.
– Могу помочь, но мне больше нравится ощущать биение твоего сердца.
Мои ладони потеют, и я вытираю их о шорты. Не хочу думать, случайны ли слова или нет, поскольку не сомневаюсь, что этот психопат воплотит их в жизнь.
Он действительно сумасшедший.
– Тебе стоит избавиться от этой привычки. – Киллиан смотрит на мои медленно движущиеся ладони. – Выдаешь свой дискомфорт. Или беспокойство? Может быть, нервозность? Или все вместе?
И тут меня осеняет.
Если он такой же, как Лэн, значит, он не переживает эмоции, как все мы. Дело не только в отсутствии эмпатии. Такие парни буквально воспринимают чувства по-другому.
Почти каждая социально значимая эмоция, которая должна быть им присуща, формируется постепенно под влиянием окружающей среды. Шаг за шагом они совершенствуются настолько, что становятся неотличимы в толпе.
Но если кто-то становится с ними близок, то видит то, что скрывается за внешним фасадом. Насколько они неадекватны. Насколько они неестественны.
И насколько… одиноки они на самом деле.
Лэну никогда не нравилось, как мы с Брэном ладим, как сильно мы похожи, потому что он не может вписаться в нашу компанию. Он думает, что выше нас, но мне почти всегда жаль, что он волк-одиночка.
Лэн никогда не узнает, как любить, смеяться, испытывать радость или боль.
Он – мешок молекул, атомов и материи с абсолютной и безграничной пустотой, для заполнения которой ему нужны постоянные толчки.
Он может рухнуть в любую секунду. Как карточный домик.
Он никогда не будет жить, как все мы.
И Киллиан тоже.
Я просто не чувствую симпатии к этому ублюдку.
И именно поэтому я могу его спровоцировать.
– Я сама решаю, показывать свои эмоции или нет. По крайней мере, у меня они есть, в отличие от некоторых.
– Сейчас я должен обидеться? Может быть, заплакать?
– Да, и пока найди свое сердце.
– Мир не будет функционировать правильно, если все мы будем эмоциональными, морально правильными существами. Должен быть баланс, иначе хаос поглотит всех.
– Шутишь, что ли? Это вы, парни, сеете хаос.
– Организованный хаос отличается от анархии. Я предпочитаю поддерживать стандарты общества, господствуя над ним, но не разрушая его. – Он делает паузу. – А что за парни?
Я хмыкаю, но ничего не говорю.
Киллиан постукивает пальцем по рулю.
– Я задал вопрос, Глиндон.
– Если ты не понял, я не собираюсь отвечать.
Большая рука опускается на мое обнаженное бедро. Прикосновение мозолистой ладони такое собственническое, что моя кожа вспыхивает диким пламенем.
– Как бы мне ни нравилось, что ты сопротивляешься, иногда не стоит провоцировать меня.
Я хватаю его за запястье, пытаясь убрать руку, но словно пытаюсь сдвинуть стену. Страшно представить, сколько у него силы. Какой же слабой и хрупкой я чувствую себя в его присутствии.
Невозможно остановить наглые пальцы, которые касаются моей кожи, провоцируя мурашки. В его прикосновении столько власти, как будто я – крепость, которую он намерен заполучить.
Знаю, что если хочу избавиться от его внимания – надо наскучить ему, а любое сопротивление с моей стороны, вероятно, разжигает его интерес, но я не могу с ним соглашаться.
Просто не могу позволить ему так обращаться со мной.
Подобное окончательно меня разрушит.
И тогда я вновь поеду к обрыву, но больше не вернусь домой.
Поэтому я хватаю его пальцы, а мое сердце бьется все сильнее и чаще.
– Отпусти меня.
– А как мне еще получить ответ на заданный вопрос? – Его пальцы с искусной легкостью проскальзывают под ткань моих шорт. Вторую руку он держит на руле, управляя машиной.
– Не надо, – шепчу я, когда подушечки его пальцев касаются края моих трусов. – Я говорю тебе «нет», Киллиан.
– Слово «нет» меня не пугает, малыш. Для нас, парней, не имеет значения отказ или отсутствие такового. Кроме того, разве «нет» иногда не означает «да»?
– Не в этот раз.
– Спорно. – Его голос понижается до опасного шепота. – Дело в том, что мне, возможно, не свойственно испытывать эмоции так же, как всем остальным, но я могу распознать их в других людях, зачастую лучше, чем они сами. И прямо сейчас я ощущаю твой страх, который смешан с чем-то совершенно другим. Ты боишься, что я снова сделаю то, что произошло у обрыва, и лишу тебя контроля, но и одновременно ты вся трепещешь от предвкушения такой возможности, втайне желая этого. – Его пальцы проникают в мои трусики, и я хнычу. – Ты уже совсем мокрая от желания, малыш.
– Не трогай меня. – Мой голос срывается. Я не могу справиться со стыдом, охватывающим мои слова, и слезами, наполняющими мои глаза.
– Ты не можешь заманить хищника добычей и оставить его голодным. – Пальцы Киллиана скользят по моим складочкам, его рука раздвигает мои бедра, несмотря на мое сопротивление. – Держу пари, тогда ты тоже была мокрой, когда задыхалась от моего члена, когда твоя жизнь висела на волоске. Твоя маленькая киска трепетала и жаждала прикосновений? Не сомневаюсь, она была вся мокрая и болела. Мне понравилось, как твои губы обхватывали мой член, как их покрывала сперма. Наверное, не следовало оставлять твою киску без внимания. – Он заводит палец под мои трусы и вводит его глубоко внутрь. – Спорим, эти губки будут смотреться еще лучше на моем члене, который разорвет их.
Я изгибаюсь, частично из-за вторжения, а частично из-за стыда, который, должно быть, написан на моем лице.
Сочетание грубых слов и таких властных прикосновение пробуждает во мне странное чувство. Этого я никогда не испытывала раньше. Ощущения даже хуже, чем когда разрушается мое душевное равновесие и в голове вихрем проносятся мрачные мысли.
Они более темные, но более эротичные и губительные по своей природе, что их невозможно контролировать.
– Ты сказал, что хочешь, чтобы я тебе доверяла, – выкрикиваю я, решив изменить тактику. – Так моего доверия не получишь.
– Ты сказала, что никогда не будешь мне доверять, так почему я должен пытаться завоевать его?
– Я… подумаю об этом, когда ты остановишься, но если ты и дальше будешь лишать меня выбора, то я возненавижу тебя.
– Ты уже ненавидишь меня, так что все не имеет смысла. – Легкая ухмылка кривит его губы, когда он добавляет еще один палец и вводит глубже. – Кроме того, я дал тебе возможность выбора. Я не виноват, что ты решила пойти другим путем. Тебе уже хорошо, так что расслабься.
Я прерывисто выдыхаю, а между ног нарастает боль.
И нарастает.
И нарастает.
Мои нервные окончания разом пробуждаются, и как бы я ни старалась подавить в себе эту жажду наслаждения, у меня не получается.
Но и не могу позволить ему лишить меня этого. Поэтому я изо всех сил хватаюсь за его предплечье и качаю головой.
– Что мне сделать, чтобы ты остановился?
– Я чувствую, как твоя маленькая тугая киска сжимается вокруг моих пальцев. Ты действительно хочешь, чтобы я остановился, когда ты на грани?
– Не твое дело. Просто отпусти меня. – Я скорее умру от сексуальной неудовлетворенности, чем кончу на его пальцах.
Он пожимает плечами и бросает на меня короткий взгляд.
– Я подумаю, если ты скажешь мне, что за парни?
– Мой брат и кузен, – выдыхаю я. – Они не похожи на нас.
– Хм. – Выражение его лица не меняется, но рука останавливается, хотя пальцы все еще глубоко во мне.
Пульсация усиливается, и я вздрагиваю, безуспешно пытаясь сдержать ее. Мои бедра дрожат, и мне кажется, что я смещаюсь вперед.
Мои глаза расширяются, когда до меня доходит, что я сделала. Кажется… Я лишь насадилась на его руку.
Я надеюсь, желаю и молю всех богов планеты, чтобы он ничего не заметил.
Но кого я обманываю?
Волчья ухмылка искажает его губы, и Киллиан вновь вводит в меня пальцы. Его большой палец обводит мой клитор, когда он дико входит так глубоко, что начинает казаться, будто он действительно разорвет меня на части.
– Ты сказал, что… подумаешь.
– Да, и я решил не останавливаться. Кроме того, ты течешь на мои пальцы, малыш.
Больше не могу притворяться. Или останавливать его. Больше не хватаю его руку, когда волна проносится по моему телу.
Тот факт, что мы мчимся на огромной скорости по темной дороге, совсем не пугает меня, а лишь усиливает возбуждение.
Я зажимаю рот рукой, заглушая крик, когда разбиваюсь на осколки вокруг его пальцев.
Я вспоминала о том падении, о другом, и всегда представляла его опасным.
Пугающей тенью.
А то, что произошло сейчас? Это полная свобода. И у меня нет сил ненавидеть себя.
Не сейчас.
– Ты сказал, что остановишься, – повторяю в кромешной тьме, упорно храня напрасную веру в то, что мое падение не было таким греховным.
– Нет, не сказал. Это ты так предположила. К тому же ты двигала бедрами, как озабоченная шлюшка, так что хватит дерзить из принципа. – Он вынимает пальцы из меня.
Мои уши и шея краснеют, когда он поднимает пальцы и смотрит на них, блестящие от моей смазки.
– Хочу задать тебе еще один вопрос. – Он потирает пальцы, которые были внутри меня, о свой большой палец, размазывая влагу, а мне хочется заползти в нору и умереть. – Кажется, я кое-что почувствовал, и мне любопытно.
Он засовывает палец в рот и демонстративно облизывает его, прежде чем добавить второй, не сводя с меня пристального взгляда. И, наверное, стоит побеспокоиться о том, что мы во что-то врежемся или разобьемся насмерть.
Но сейчас я не могу об этом думать.
Или я все еще кончаю, или окончательно свихнулась, потому что во рту пересыхает, а бедра начинают дрожать.
Последний раз облизнув пальцы, он вынимает их изо рта.
– Скажи-ка мне, Глиндон. Я только что трогал твою девственную киску?