Мы проигрываем «Калгари» со счетом 3:0, поэтому в автобусе соответствующая атмосфера. Парни даже не напоминают об идиотском посвящении, но, если честно, мне бы хотелось, чтобы кто-нибудь напомнил. Я немного азартный.
Хотя на фоне последних дней и сегодняшней игры даже шевелиться лень. Я сижу, уткнувшись в воротник хоккейной куртки, и дремлю под мерное покачивание автобуса. Рядом со мной Чейз слишком громко слушает музыку и вдобавок барабанит ладонями по коленям.
Устав от бесконечных дерганий, я пихаю его локтем. Белый наушник вываливается из уха Чейза и падает на пол.
– Черт, Хейз, – возмущается он.
– Чему так радуешься? – интересуюсь я, наблюдая, как Чейз, пыхтя, поднимает наушник.
– А что? – парирует он, выпрямившись. – Начало сезона, мы на четвертом месте в турнирной таблице. Это всего лишь одна игра.
Я задумываюсь над его словами. Действительно.
За окном уже сумерки. В Эдмонтоне мы будем минут через двадцать-тридцать. Поддавшись какому-то непонятному порыву, я сбрасываю с себя оцепенение и подскакиваю с места. Парни удивленно вытягивают шеи.
– Кхм-кхм, – громко откашливаюсь я в кулак, встав посреди автобуса лицом к остальным.
Все, кто до этого дремал, щурятся и выглядывают из-за кресел.
– У тебя объявление для нас, Хейз? – интересуется тренер Зегерс за моей спиной, сидя рядом с водителем, и я улыбаюсь.
– Ну да. Мне надоели их тухлые мины.
Глаза Майкла прищуриваются. Он подается вперед.
– Для непосвященного новичка ты слишком дерзкий.
– У него в архиве уже две шайбы и одна передача, – выкрикивает кто-то позади.
Я благодарно прикладываю руку к груди, туда, где на куртке вышита небольшая эмблема клуба – росомаха в красно-синих тонах с раскрытой пастью.
– Спасибо, но речь не о моих заслугах. Пора сбросить это уныние. Хоули! – Я бросаю взгляд на Чейза, который моментально все понимает и отключает наушники от телефона. Раздается Just Lose It от Eminem.
Атмосфера в автобусе меняется. Не знаю, как это получается. Со стороны, наверное, выглядит весело, когда все подхватывают мой настрой. А порой я ощущаю себя клоуном, но стараюсь отбросить эти мысли. Я ведь просто дурачусь и делюсь с людьми положительными эмоциями. Что в этом такого?
В школе, где я оканчивал выпускной класс, такого не было. Не знаю, в чем именно было дело. В учителях, в самих учениках или я на тот момент чувствовал пустоту и растерянность. А подростки как дикие звери. Они чуют твой страх и пользуются им. В общем, тогда я не был самим собой, и вся моя жизнь на тот момент состояла из черных полос. Я не разговаривал с Эйв несколько месяцев.
Сейчас вернулась не только моя сестра. Мы оба вернулись.
Мы орем и дурачимся в автобусе, а тренер Зегерс ничего не говорит. Улыбнувшись и едва заметно мне кивнув, он качает головой и весь остаток пути смотрит на дорогу.
В фойе арены почти никого нет, когда я вбегаю и оглядываюсь. Остальные уже разъехались по домам, но я обещал Пайку достать билет на игру «Эдмонтона» с «Филадельфией» в эту пятницу. Сам я вряд ли пойду. Лучше высплюсь как следует.
Быстрыми шагами пересекая помещение, я замечаю проблеск неона. И… сразу же забываю, зачем я вообще здесь.
Маккензи реагирует на меня так же, как и в прошлый раз. Она прислоняется затылком к стене и закатывает глаза. По ее губам я читаю слово «черт».
– Я тоже рад тебя видеть, – улыбаюсь я, подходя к ней.
Она смотрит мне в глаза несколько секунд, затем негромко вздыхает.
– Все еще надеешься выставиться перед своей командой? Хватит втягивать меня в это.
Улыбка меркнет. Так продолжается довольно долго. Учитывая, что мы смотрим друг другу в глаза, становится неловко.
В ее глазах вызов. В моих тоже. Сейчас мы друг друга сто́им.
– Мне уже плевать на это, – честно отвечаю я. – Ты стала моей навязчивой идеей.
Она прекрасно понимает, что я играю с ней. Но в моих словах есть доля правды. Бо́льшую часть своего времени я совершенно не думаю об этой девчонке. Ведь мы друг друга даже не знаем. Но стоит увидеть ее на привычном месте, как мысленный маячок указывает в ту сторону.
Оттолкнувшись от стены, Маккензи приближается ко мне. Наши лица слишком близко.
А она смелая. Мне это нравится.
Я чувствую аромат ее духов и с трудом удерживаю глаза открытыми. Черт, я смертельно устал, ужасно хочу есть, но больше всего я хочу эту девушку.
– Бедняжка, – наигранно поджав губы, произносит Маккензи. – Вот ты и сдал себя и всех своих «Росомах».
– Ты о чем? – не без удивления интересуюсь в ответ я.
Маккензи вскидывает темную бровь, и выражение ее лица меняется. Сейчас у меня слишком противоречивые чувства. Она интригует. И еще действует на нервы своим этим самодовольным взглядом «отвалите от меня все».
– То, что тебя науськали на меня, как песика, – все так же наигранно отвечает она.
Мысленно я ругаю себя, но вида не подаю. Нет, ни за что. Нужно же вызвать у этой красотки хоть какой-то интерес. В прошлый раз почти получилось, но времени было в обрез. Сейчас оно у меня есть, и плевать, что еще немного – и я свалюсь и засну мертвым сном.
Игнорируя последнюю фразу, я придвигаюсь к ней еще ближе.
– Скажи, что ты здесь постоянно делаешь и, возможно, я отстану.
Маккензи отстраняется. Нет, не поверю, что ей надоело играть.
– Тебя это так волнует?
– Разве не очевидно?
Она вскидывает подбородок. Я выше ее на голову, но она явно считает, что это не имеет никакого значения, и уж точно не является моим преимуществом перед ней.
Я поправляю сползающую лямку своей спортивной сумки.
– Что-то наш разговор потерял нить.
– Не было вообще никакой нити, – бурчит она, не глядя на меня.
Мне хочется встряхнуть эту девчонку. Не с силой, беззлобно. Пощелкать пальцами перед глазами и крикнуть: «Эй! Я здесь!»
Да что она о себе возомнила? Или это я слишком навязываюсь?
– Давай поиграем? – наконец, предлагаю я, победив в себе возрастающую волну раздражения.
Она поднимает глаза. Ее пухлые розовые губы дергаются в слабой улыбке. О, ей нравится слово «игра».
– Ненавижу хоккей, – внезапно произносит она.
Я хочу перемотать время обратно, чтобы не слышать этих слов. Это не должно меня бесить, но бесит. Возможно, она просто-напросто желает меня хоть как-то задеть.
– Я не про хоккей, – отвечаю я.
Маккензи пожимает плечами.
– Разве ты умеешь играть во что-то еще?
– Так вот как ты обо мне думаешь?
– Я вообще о тебе не думаю.
Я широко улыбаюсь, качая головой.
Она не улыбается, но в ее глазах искрится заинтересованность. Ей нравится наш тупой и бессмысленный диалог. Что бы она ни говорила, ей это, черт возьми, нравится. Как и мне.
– Так как насчет игры? – напоминаю я.
Маккензи раздраженно поджимает губы.
– Хочешь поиграть в вопросы?
– Нет, просто подыграй мне для команды.
Как только эти слова слетают с моих губ, я издаю мысленный стон. Где-то уже это было…
Маккензи смотрит на меня так, как смотрел бы нормальный здоровый человек, когда ему предлагают подобное. Как на придурка. Я и сам себя таким ощущаю.
– Нет, игра должна быть честной. Всегда.
В моей голове начинают крутиться шестеренки. Так она собирается принимать в этом участие? То есть, если я действительно ее завлеку? Боже, что она имеет в виду?
Уточнить я не успеваю.
Маккензи бросает взгляд за мою спину, затем снова смотрит на меня.
– Удачи.
Я таращусь на нее, когда она с улыбкой проходит мимо, оборачиваюсь и вижу картину, от которой у любого, кто хоть как-то связан с хоккеем, отвиснет челюсть.
Маккензи – маленькая и дерзкая девчонка – подходит к группе людей, только что вышедших из лифта. Среди них я узнаю директора клуба мистера Мэннинга, генерального менеджера Дэвида Нила и настоящую хоккейную легенду Дастина Коффи.
Три кубка Стэнли: один в составе «Монреаль Канадиенс» и два в составе «Эдмонтон Ойлерз». Обладатель Кубка Канады, Кубка мира по хоккею, олимпийский чемпион. Об индивидуальных престижных трофеях наподобие «Харт Мемориал Трофи» и «Арт Росс Трофи» я вообще молчу. У него дома наверняка для них выделена огромная комната.
Сейчас легендарный хоккеист владеет этим самым клубом. И девчонка, которая только что мне дерзила, подходит именно к нему. К Дастину Коффи!
Что за…
Заметив Маккензи, он по-отечески улыбается, кладет руку на ее плечо и, возобновив разговор, они все вместе направляются к выходу.
Я больше не улыбаюсь. Просто забываю, как дышать.
Перед тем как последовать за остальными через дверь, Маккензи оборачивается. Мы смотрим друг на друга. Она улыбается и произносит одними губами:
– Ты уже проиграл.