В преддверии Троянской войны.
22. Яблоко раздора
Некоторые говорят, что не приглашенная Герой на свадьбу дочь чернокрылой Нюкты от мрачного Эреба богиня раздора Эрида явилась сама. Распря как будто в подарок с дерева Геры, растущего в саду сладкоголосых дочерей Нюкты и Геспера похитила большое золотое яблоко и бросила его на пиршественный стол, на нем она коварно сделала крупными буквами надпись «Прекраснейшей».
Эрида разжигает неистовые страсти и сеет непримиримые раздоры, которые часто оканчиваются драками, а иногда и настоящими побоищами, перерастающими в длительные кровавые войны.
Гераклит Эфесский говорит об Эриде, что война общепринята, а Вражда – обычный порядок вещей, и что все возникает через Вражду и взаимообразно… все, даже прекраснейшая гармония рождается, благодаря Распре и Необходимости.
Другие же уверяют, что отвратительная видом Эрида явилась на свадьбу Пелея и Фетиды по тайному приказу Громовержца, задумавшего мировую войну. Она бросила яблоко на середину стола, в то место его место, куда Гермес преднамеренно усадил вместе трех могучих олимпийских богинь Геру, Афину с одной стороны стола и Афродиту напротив них.
Увидев броскую надпись, фиалковенчанная Афродита медленно потянулась к яблоку, посчитав, как само собой разумеющееся, что оно предназначено именно ей – ведь она была самой прекрасной и, кроме того, яблоко было одним из главных ее атрибутов. Любовники или те, кто желал стать любовником, дарили (бросали) возлюбленным или клали яблоки у порога их дома в знак своей любви.
Однако не успела рука, как всегда, мило улыбающейся Киприды взять золотое яблоко, как на нее опустилась могучая рука богини организованной войны, выпрыгнувшей при рождении из головы Зевса с воинственным кличем, с огромным копьем и в доспехах. Слышать хвалу своей красоте и самая мудрая рада. Рука сидящей напротив Афины была столь тяжелой, что Пафийка не смогла не только взять яблоко, но даже пошевелить своей прекрасной рукой.
К спору двух олимпийских богинь тут же присоединилась третья, самая главная из бессмертных богинь – богиня богинь. Гера, сидевшая рядом с Афиной, обведя всех властным, повелительным взором, с царским достоинством потянулась, чтобы взять яблоко, но и она не сумела. Тритогенея наложила свою вторую, не менее тяжелую руку и на ладонь супруги Зевеса.
Каждая из богинь громко, чтоб все слышали сказала, что именно она прекраснейшая и яблоко, по справедливости, принадлежит ей. Спор богинь оказался даже более жестокий, чем ожидали задумавший эту небывалую ссору Зевс и послушный исполнитель его воли Гермес.
Фиалковые глаза златовласой Киприды от гнева стали черными, как влажная смородина и под гнутыми ресницами заблестели, как всепожирающий пламень… Густые брови Афины, сошлись на переносице, как у отца в минуты ярого гнева и так же, как родитель, она вдруг заскрежетала зубами и, отпустив противниц, сжала могучие, как у мужчины кулаки. Казалось, еще немного, и Тритонида изобьет противниц, не признающих ее красоты… Сжатые губы и сузившиеся глаза Геры говорили, что она уже задумывается о злых кознях против своих соперниц, а раздувающиеся ноздри свидетельствовали о еле сдерживаемой ярости.
23. Зевс назначает Париса судьей красоты
Неизвестно чем закончилась бы ссора трех самых могучих олимпийских богинь, если бы Владыка блистательных высей Олимпа не восстал во весь свой огромный рост с высокого трона и не поднял руку, требуя так всеобщего внимания. Зевс не скрывал своего взгляда, обращенного к Афродите, который ясно говорил, что именно ее он считает прекраснейшей. Однако вслух Громовержец этого не сказал и не потому, что боялся скандала с супругой своей или дочкой. Олимпиец не хотел сказать то, что справедливое и любвеобильное сердце ему подсказало, ибо в помыслах тайных он имел другое намерение. И вот в наступившей тишине прозвучало такое вещание Олимпийца, и бессмертные окрест ему безмолвно внимали:
– Слушайте слово мое и боги небес, и богини: я вам поведаю, что мне в груди сердце внушает; и никто от богинь, и никто от богов да не помыслит слово мое ниспровергнуть; покорные все совокупно мне молча внимайте! Покой наш блаженный нарушен: трех наших олимпийских богинь Эрида рассорила. Не знаю кому бросила яблоко Распря, не любимая всеми, и знать не хочу – слишком много ей чести. Однако, что сделано, то уже в прошлом, а прошлое изменить даже я не могу. Затаенная вражда опаснее явной, и нет вражды неукротимей, чем ненависть между своими! Поэтому, чтобы решить спор между великими богинями мирно, сделаем так. Тритония, мудрая моя дочь, и ты грозная Гера, сестра моя и супруга, и ты улыбколюбивая Афродита, все трое вы завтра пойдете с Гермесом на первый в истории конкурс красоты, который я сейчас учреждаю. На нем будет справедливо решен ваш спор из-за яблока с надписью «Прекраснейшей», нарочно брошенного Эридой, обиженной на то, что ее не пригласили на свадьбу Фетиды.
– Знаем мы и твое мирное решение споров, и твою справедливость так же, как и правду Килления, сына твоего хитроумного. Вы с ним выберете такого на конкурс судью, что мир после его суда будет хуже войны…
Одновременно возмущенно закричали Афина и Гера, видно подозревавшие, что Зевс выберет судью, который присудит победу Киприде. Как только Кронид услышал слово «война», он замахал сжатыми кулаками, приказывая супруге и дочери замолчать, и те не были ему не послушны. В наступившей тишине Олимпиец грозно изрек:
– Не забывайте, что я главный охранник справедливости во Вселенной моей, и я решаю, что справедливо. Но, чтоб никто даже не усомнился в моей беспристрастности в этом споре главных богинь, я назначаю судьей…
Сын хитроумного Крона, сомкнув на переносице кустистые брови, сделал красноречивую паузу, как бы мучительно раздумывая, кого бы назначить судьей, и сказал притворно неуверенным голосом, как бы говоря первое, что пришло в голову:
– Никому здесь не известного … какого-нибудь… троянского пастуха.
Затем уже уверенно, тоном, не допускающим возражений, Кронид властно изрек:
– Сын наш с Майей (матушка, кормилица) Киллений, трудолюбивый моих исполнитель желаний, отведет вас к пастуху одинокому, и тот в тихом своем жилище присудит гесперийское яблоко в награду богине, которую сочтет самой красивой.
Афина и Гера, приготовившиеся спорить с владыкой Олимпа, видно, не нашли, что возразить, они лишь недоумевающе переглянувшись и дружно пожали плечами.
Колуф в «Похищении Елены» поет, как Зевс, увидав, что друг с другом богини враждуют, тут же Гермесу дал порученье, при всех к нему обратившись с такими словами:
– У Ксанфа, реки, что близ Иды течет, ты найдешь сына Приама, Париса, прекрасного юного мужа, – он возле Трои в горах обитает, пася свое стадо, – яблоко дашь ты ему – он судьей над богинями будет. Пусть он оценит красу их очей и прелесть их лика.
Та, что всех больше пленит его красотою расцветшей, та и получит в награду тот дар, чем чаруют Эроты.
Вот что Кронид Эгиох велел Гермесу исполнить. Выслушав волю отца, исполнительный его вестник покорился охотно и тут же на своих крылатых талариях отправился в путь, разрезая воздух со свистом.
Некоторые говорят, что Владыка Олимпа не спроста назначил судьей первого конкурса красоты пастуха одинокого, ведь Парис был не обычный пастух, а троянский царевич, а Зевс задумал разжечь великую войну всей Эллады с Троей, самым могучим городом Азии и ее многочисленными союзниками.
Впрочем, говорят так же и то, что Олимпиец, сердцу которого действительно была милее всего справедливость, выбрал именно Париса в качестве бесстрастного, справедливого судьи спора богинь за золото гесперийского яблока по следующей причине. Этот Парис, будучи пастухом, любил развлекаться распространенным в то время состязаньем быков, во время которого они стремились вытолкать рогами противника из очерченного круга. У него был очень мощный бык, победивший всех быков не только из огромного стада Агелая, но и из всех соседних троадских стад, и Парис объявил, что оденет золотой венок на рога быка, сумевшего победить его быка. Когда изнывавший от скуки в мирное время Арес, превратившись в быка, стал победителем, Парис одел на него корону, хотя и чувствовал, что этот бык был не обычный. Царь богов, наблюдавший за соревнованием и последующей наградой, запомнил справедливого троянского пастуха.
Так никому не известному пастуху предстояло судить самых могучих олимпийских богинь на первом божественном конкурсе красоты, и был этот пастух, как видно, из нижеследующей генеалогической схемы одним из сыновей последнего царя Трои Приама.
24. Древо троянских царей и знаменитых героев
Некоторые часто изображают родословную троянских царей так:
25. Основание Трои
Некоторые, как географ Страбон, рассказывают, что прибывшие с Крита под предводительством Скамандра тевкры получили от Аполлона оракул: «остановиться на жительство там, где на них нападут порождения земли»; это случилось с ними около Гамаксита, так как ночью множество полевых мышей высыпало на поверхность и перегрызло всю кожу на их оружии и утвари; там тевкры остановились и назвали Иду по имени горы на родном острове трех морей. Скамандр женился на нимфе Идее, которая родила ему сына, названного Тевкром.
Сын Зевса и плеяды Электры Дардан женился на дочери Тевкра Батии и, став первым царем им построенной Трои, стал называть своих подданных тевкрами и дарданцами. Батия родила Дардану двух сыновей Эрихтония и Ила и дочь Идею, которая стала второй женой сына Агенора и брата Кадма царя фракийского Салмидесса Финея. Ил умер рано, и царская власть перешла к его брату Эрихтонию, родившему третьего царя Трои Троя (Троса), который и дал основанному Дарданом городу свое имя.
Дардан сначала хотел основать новый город на небольшом холме Аты, возвышавшемся над долиной. Однако после получения оракула Аполлона Фригийского о том, что несчастья будут преследовать жителей города в этом месте, Дардан основал город на нижних склонах горы Ида и назвал город Дарданом.
Согласно Аполлодору, после смерти Тевкра Дардан унаследовал от него остальную часть царства, и дал всему царству имя Дардания, положив начало троянскому роду царей и распространив свою власть на многие соседние азиатские народы.
Младший сын Дардана Идей отправился следом за ним в Троаду, неся с собой священные изваяния, с помощью которых Дардан ввел поклонение великой Матери богов Рее-Кибеле и обучил свой народ самофракийским мистериям.
Некоторые говорят, что среди изваяний богов был уже тогда и знаменитый Палладий. Оракул объявил, что основанный Дарданом город, будет неприступным для любых врагов ровно столько, сколько просуществует в нем Палладий, вырезанный Афиной из дерева в честь подруги детства Паллады, которую она по неосторожности убила в детской игре. Могила легендарного основателя троянского рода была видна в той части Трои, которая называлась Дардания до слияния в будущем с поселениями Илион и Троада, образовавшими единый полис.
Другие утверждают, что Ил, обозначив границы строящегося города, обратился с молитвой к всемогущему Владыке Олимпа, чтобы тот явил знамение, и на следующее утро увидел перед своим шатром воткнутый в землю деревянный предмет, упавший с неба. Это был Палладий. Аполлон Сминфейский (Мышиный) дал Илу такой оракул:
– В граде, тобою основанном, боги в чести непрестанной вечно да будут, опекою чтимые, жертвами пышными, молитвой и пляской, ибо доколе пребудет на вашей земле это священное изваяние Зевсовой дщери, упавшее с неба, дотоль неприступным будет твой город вседневно стоять и во всякое время.
Ил воздвиг на Акрополе храм и поместил в него тщательно охраняемое изваяние. Однажды, когда Палладием владели еще троянцы, Ил бросился спасать его во время пожара и за все свои муки лишился зрения, которое, впрочем, Афина потом вернула ему.
Некоторые, подобно Гомеру, часто называют легендарный город и Троей, и Илионом (Илиосом), а иногда и Пергамом.
Малала же эти города разделяет, говоря, что в царствование Приама и сам Илион, и Дардан, и Трою и всю землю фригийскую опустошали ахейцы.
Говорят, так же, что Троя (или Троада) – обозначение страны, получившей имя Троя, а Илион – город, получивший свое имя от Ила. Пергамом же древнюю Трою называют по имени крепости (Акрополя) на самом высоком холме, вокруг которой начала строиться и развиваться Троя. Считается, что Троя основана на холме Аты Фригийской. На этот холм, возвышавшийся над цветущей долиной, упала богиня помрачения ума Ата, когда ее ринул с мощных Олимпийских высот Зевс за то, что она неоднократно вводила его в заблуждение. При падении бессмертная Ата сломала обе ноги и больше не могла вознестись на Олимп, так она навсегда и осталась на многострадальной земле, «на делах несчастного человека».
Впоследствии, после разрушения Трои в память о ее древней цитадели сын Андромахи и Неоптолема, внук Ахиллеса, получил имя Пергам. Возмужав, он основал новый город на западе Малой Азии и дал ему свое имя.
26. Царь Трои Приам и его последняя жена Гекуба
Как только Геракл освободился от второго рабства у лидийской царицы Омфалы, он так сказал сам себе:
– Страшно всем своим старым недругам я отомщу за все обидные униженья, за подлые обманы и другие несправедливости. В первую очередь отомщу Лаомедонту, потом Авгию, Нелею, Гиппокоонту, потом и до других дело дойдет! Никому ничего не прощу! Ведь не радостно даже на свободе жить не отмщенным, ибо это не справедливо и наносит большой ущерб моей доброй славе Эвклее!
После взятия Трои прославленный истребитель чудовищ нашел Лаомедонта и его сыновей и всех поразил стрелами кроме честного Подарка, который, единственный из всех братьев, настаивал на справедливой передаче Гераклу обещанных бессмертных коней и сестры Гесионы. Алкид позволил Гесионе, которую он отдал другу Теламону, дяде Ахилла, выкупить любого из пленных. Она выбрала, конечно, брата Подарка. Когда Подарка выставили на продажу, Гесиона выкупила его, отдав за него золоченое покрывало, сняв его со своей головы. Так Подарк получил имя Приам, что значит «купленный». Предав Трою огню, Геракл посадил Приама на трон Илиона, и тот стал шестым (Дардан – Эрихтоний – Трос (Трой) – Ил – Лаомедонт – Приам) и, как покажет будущее, последним царем Трои.
Гесиону же в качестве наложницы увез Теламон Эакид на остров свой Саламин, что было для Приама одним из великих несчастий. Царь подумал, что несчастья, которые обрушивались на его Трою, объясняются ее несчастливым местоположением, а не гневом богов, и поэтому отправил своего племянника к Пифии в Дельфы, чтобы в знаменитейшем прорицалище узнать, лежит ли еще проклятье на холме Аты. Но жрец Аполлона Панфой, сын Офрия, оказался таким красивым, что племянник Приама забыл о данном ему поручении, влюбился в жреца и увел его в Трою. Разгневанный Приам не нашел в себе силы наказать племянника. Чтобы загладить его вину, он назначил Панфоя жрецом Аполлона в троянском храме, не стал второй раз обращаться к Пифии и отстроил Трою заново на прежнем месте.
К началу Троянской войны Приам, правивший Троей уже 40 лет, был пожилым человеком, царем самого могущественного в Азии города-государства.
Приам чрезвычайно укрепил город и стены, а построенные в них ворота, как говорит Даррет, назвал Антеноровыми, Дардановыми, Илийскими, Скейскими, Фимбрейскими и Троянскими.
Вергилий поет о сотне дочерей и невесток второй жены Приама Гекубы (Гекабы), а еще у троянского царя были братья, сестры, любовницы и первая жена Арисба.
Приам, отдав Арисбу в жены Гиртаку, женился во второй раз на Гекубе, по Гомеру дочери Диманта. Родословную Гекубы по мужской линии можно представить так: Иапет- Прометей- Девкалион – Эллин – Дор – Эгимий – Димант – Гекуба.
Некоторые говорят, что Гекуба была не второй, а четвертой законной супругой Приама. Второй женой Дарданида была Лаофоя, дочь Альфа, царя лелегов, которая ему родила Полидора и Ликаона. О третьей жене Приама известно только ее имя Кастианира и то, что она родила ему Горгифиона.
Как видно, Гекуба происходит от древнего титана Иапета, известного свободолюбием, который так и не покорился новому царю богов и потому был низвергнут им в окружённую тройным слоем мрака бездонную пропасть Тартара, в которой находится Пуп мира и сосредоточены все концы и начала. Следующим ее предком был титан – зевсоборец Прометей (предвидящий), похитивший в горне у бога огня и кузнечного дела Гефеста небесный огонь для людей. Благочестивый Девкалион, уцелевший после Всемирного Потопа, устроенного Кронидом, чтобы уничтожить погрязших в преступлениях и пороках людей железного века, стал родоначальником всех мужчин, появившихся из камней, которые он бросал назад. Кроме того, Девкалион вместе с супругой Пиррой имел и обычных детей, одним из которых был Эллин. От Эллина и нимфы Орсеиды родились дети Дор, Ксуф и Эол. От Дора произошли дорийцы, а от Эола – эолийцы (эоляне). Сын Дора Эгимий стал царем дорийцев, населявших Гестиеотиду. Сыновьями Эгимия были Памфил и Димаант, по именам которых названы филы дорийцев. Димант был убит был в войне Гераклидов за Пелопоннес.
О количестве детей, которые имела от супруга Гекуба говорят по-разному, например, что их было 50 сыновей и 50 дочерей. Первой была дочь Илиона, имена других широко известных дочерей: Креуса, Лаодика, Поликсена и Кассандра. Первенцем Гекубы был Гектор, причем некоторые говорят, что его божественным отцом был Аполлон. Вторым она родила Париса, сыгравшего роковую роль не только в существовании дома Приама, но и всего троянского народа и города Трои. Так же очень известными сыновьями Приама и Гекубы были Гелен и Деифоб.
Перед рождением Париса последняя царица Трои увидела вещий сон.
27. Сон Гекубы
Цицерон в трактате «О дивинации» пишет, что так как сном душа отвлекается от общения и взаимодействия с телом, то она вспоминает прошлое, созерцает настоящее и провидит будущее. Тело спящего лежит точно мертвое, душа же полна жизни и энергии.
Многие сон Гекубы называют одним из самых знаменитых оракулов, полученных во сне притом вне особого храма, где гадание осуществлялось именно по снам. Поэтому о об этом знаменитом сновидении знали многие и рассказывают о нем по – разному.
Аполлодор говорит, когда у Гекубы должен был родиться второй ребенок, ей приснилось, что она родила пылающий факел, который затем сжег весь ее город. Приам узнал от Гекубы, какой сон она видела, и послал за своим сыном от первой супруги Арисбы Эсаком, который был искусным толкователем снов, научившись этому искусству от своего деда с материнской стороны Меропа. Эсак провещал, что, если дитя, которое должно появиться на свет, вырастет, то, возмужав, оно принесет гибель всей родине и поэтому его обязательно следует выбросить так, чтобы ребенок умер.
Хор в «Андромахе» Еврипида поет: о, зачем Париса мать щадила, над своим страданьем задрожав? Пусть Идейских бы он не узрел дубрав! Не о том ли вещая вопила, Феба лавр в объятиях зажав, чтоб позор свой Троя удалила? Иль старшин Кассандра не молила, к их коленям, вещая, припав?
Однако на этот раз Кассандру не послушали не потому, что отвергнутый ею Феб (лучезарный, сияющий) выпросил один поцелуй, во время которого коварно плюнул ей в рот, чтоб ее прорицаниям не верили, а потому, что прославленный в веках трагик ошибся – все говорят, что Кассандра родилась позже Париса и никак не могла вещать при его рождении.
Гигин же говорит, когда Приам, уже имевший многочисленных детей от брака с Гекубой, узнал, что опять беременная супруга увидела во сне, что рожает горящий факел, обратился к оракулам. Все снотолкователи, когда им рассказали об этом видении, велели обязательно умертвить и как можно быстрее новорожденного ребенка, чтобы он не послужил гибели отчизны и всего троянского народа. Поэтому, когда Гекуба после ужасного сна родила ребенка, она отдала его царским стражникам, чтоб они его убили, но те из жалости оставили его живого в горах, где паслись многочисленные стада. Пастухи же, найдя его, вскормили и воспитали, как своего сына и назвали Парисом (у фракийцев это имя означало «юноша»).
Домочадцы царя рассказывают, что, узнав о зловещем сне супруги, Приам запросил у Дельфийского бога, как ему отвратить несчастья, тем сном предвещенные.
Энний в несохранившейся трагедии «Александр» говорит, что оракул Аполлона голосом божественным возвестил, что сын у Приама и Гекубы вскоре родится, и надо воздержаться его растить, ибо тот, возмужав, неизбежным крушением станет для Трои священной и всему роду Приама верной гибелью.
Некоторые говорят, что Приам от природы обладал мягким характером и потому не смог умертвить своего сына от Гекубы Париса и, чтобы успокоить домочадцев и старейшин города, тайно отдал его на воспитание своим пастухам.
Однако другие отзываются о последнем троянском царе иначе. Они утверждают, что Килла, сестра Гекубы (или, согласно Аполлодору, самого Приама), жена брата Приама Фимета родила от любвеобильного Приама сына Муниппа в тот же день, когда Гекуба родила Париса. Узнав пророчество, что рожденный в тот день ребёнок погубит Трою, Приам спрятал Париса и собственноручно убил и Киллу, и её сына, либо приказал это сделать своим охранникам при нем, чтобы лично проследить за исполнением.
28. Парис (Александр)
Малала в «Хронографии» говорит, когда у Гекубы родился Парис, его отец Приам отправился в прорицалище Фебово и вопросил оракула о своем новорожденном сыне. И дал ему оракул такой ответ:
– Родился у тебя сын Парис, дитя которому предначертано принести несчастье ужасное, ибо когда он достигнет тридцати лет, он погубит не только тебя и твою семью, но и все царство Фригийское.
Услыхав это, Приам тотчас же дал сыну другое имя – Александр и велел отнести его в глухое селение Амандр, чтобы рос он там у какого-нибудь селянина, пока ему не минет тридцать лет, о которых говорил оракул. Приам, обнес это селение высокой прочной стеной и назвал его городом Парием. Так и вырос Парис-Александр в тех местах. Он был изрядного роста, красивый, сильный и проворный, но трусливый, речистый и стремящийся к всяческим удовольствиям. Он был хорошо воспитан и образован, и сочинил похвальную речь Афродите, в которой в том числе утверждал:
– Выше златой Афродиты нет богини, и ни Гере, ни Афине ее не превзойти. Ведь Афродита – это самое сильное желание, а от желания рождается все, ведь охота пуще неволи…
Когда минуло тридцать два года, Приам подумал, что срок, определенный Парису оракулом, миновал, и он, уже ничего не опасаясь, послал за ним и вернул его, ведь он любил сына.
Согласно Филострату, Александра возненавидели все троянцы, он не был хорош в бою, хоть видом был весьма красив, с пышными волосами, приятным голосом и обходительными манерами. Он мог сражаться всякими способами, но предпочитал лук и в стрельбе из него не уступал самому Пандару. Он любил носить шкуру барса и, подобно Аполлону, не выносил ни малейшей грязи на волосах или коже даже во время сражения, чистил до блеска ногти на пальцах. У него был чуть крючковатый нос, очень белая кожа, одна бровь немного выступала вперед.
Большинство склоняются к тому, что Приам не умертвил новорожденного сына от Гекубы, но приказал рабу Агелаю отнести его на склон горы и убить. Мягкосердечие Агелая не позволило ему воспользоваться верёвкой или мечом – он просто оставил ребёнка на горе Иде. В подтверждение того, что он все-таки выполнил повеление Приама, Агелай принес царю отрезанный собачий язык, и потому говорят, что Агелая подкупила Гекуба, чтобы он не убивал Париса.
Брошенное дитя, согласно Ликофрону и Элиану, стала вскармливать медведица и кормила его в течение пяти дней, или, как говорят некоторые – в течение года.
Говорят, через некоторое время Агелай пришел туда, где оставил ребенка и увидел, что тот жив и невредим. Принеся к себе домой ребенка в котомке, Агелай стал его воспитывать, как своего, назвав мальчика Парисом потому, что похожим словом называлась котомка. Когда Парис подрос, он выдавался среди других юношей своей красотой и силой. Он отбивал пиратские набеги и защищал стада овец, и за это его прозвали Александром (защитник мужей).
Юный Парис пас идейские стада, и в это время его первой возлюбленной стала дочь бога троянской реки Кебрена (или Эния) нимфа Энона, искусная во врачевании, которому она, будучи совсем маленькой, научилась у Аполлона, когда он служил у Лаомедонта.
Овидий в «Героидах» приводит письмо Эноны к Парису, в котором она попрекает своего возлюбленного:
– Знатен ты не был еще, но я и тогда не гнушалась, – дочь великой реки, нимфа, – союза с тобой. Сыном Приама ты стал, но – стесняться нечего правды! – Был тогда ты рабом, и раба, нимфа, взяла я в мужья… Тополь, я помню, стоит на речном берегу над водою, есть и поныне на нем в память мою письмена. Тополь, молю я, живи у обрыва над самой водою и на шершавой коре строки такие храни: «В день, когда сможет Парис дышать и жить без Эноны вспять, к истокам своим, Ксанфа струя побежит». Ксанф, назад поспеши! Бегите, воды, к истокам! Бросив Энону свою, дышит Парис и живет.
В это «пастушье» время Парис по непререкаемой воле Мойры Лахесис и по распоряжению Зевса стал судьей первого на земле конкурса красоты, в котором участвовали три бессмертных обитательницы блистательных высей Олимпа.
29. Гермес приказывает Парису решить какая богиня красивее [30]
Все три олимпийских богини о своей красе в тот день, когда был назначен суд красоты, неустанно радели. Замысел хитрый тая и, сбросив повязку, Киприда косы густые свои распустила и пышные пряди нитью златой обвила и венком золотым увенчалась. После, Эротов призвав, им грудным голосом, но мелодичным и нежным такое дала наставленье:
– Битва о красоте уж близка, дети мои! Придите ж к родимой на помощь. Мне придется предстать на суде красоты, богиней и непревзойденным образцом которой я с рожденья являюсь, и все ж я немного боюсь! Не другой ли богине достанется золото яблока из гесперийского сада? Ведь Гера с самим Зевсом ложе и престол разделяет, и сама скипетром царским владеет, а могучую Афину – царицу войны и сражений, еще все называют богиней мудрейшей. Поэтому летите со мной и сделайте так, чтоб троянский пастух яблоко мне присудил.
Улыбколюбивой Киприды слова услыхав, Эроты матери милой веленья охотно послушались: следом все полетели они за ней веселой толпою. Скоро достигли они крутых перевалов Идейских, где юный Парис сторожил стада, достоянье Приама, но сделать ничего не успели.
Шкурою горной козы был одет Парис в ту пору; спускалась с плеч его низко она, покрывая и спину, и бедра. Посохом крепким своим быков погонял он, и часто
брал в свои руки свирель и, бродя за пасшимся стадом, песню звенящую петь заставлял тростники луговые.
Тут пастух Гермеса узрел с жезлом златым, петасом крылатым на голове и такими же талариями на ногах. Тотчас в страхе отбросил свирель, песню лишь только начав, ее оборвал, не закончив, ведь бессмертных богов он дотоле не видел. С речью такой обратился Киллений к застывшему пастуху, пораженному страхом:
– Брось ты подойник пастуший и с пастбищем пышным на время расстанься, будешь, любезный, ты нынче великих богинь, бессмертных обитательниц неба, судить судом справедливым. Прелесть их дивной красы оцени и яблоком этим златым ту, что прекраснее всех, ты наградой желанной порадуй.
Вот что, передавая гесперийское яблоко, Гермес приказал; и, взор устремив безмятежный, суд свой Парис попытался свершить над каждой богиней. Блеск их очей он узрел, в золотых ожерельях точеные шеи, и пышность уборов, и роскошь нарядов, тонких лодыжек размер и узкий след от подошв.
30. Париса, как судью, соблазняют дарами богини [30]
Парис улыбнулся и руку поднял; но суда не дождавшись, с речью такой к нему тотчас совоокая обратилась дева Афина:
– Чадо Приама, свой взор отврати ты от Зевса супруги, и Афродиту не чти, что царит лишь в спальных покоях, честь быть самой красивой ты могучей Афине воздай! Я за это вдохну в тебя великую силу, будешь ты героем могучим, спасителем тысяч мужей в тяжелых сраженьях, грозной Эни́о рука тебя поразить не посмеет, выберешь меня, – и я научу тебя доблести ратной…
Много еще чего говорила Парису воинственная дева Афина, но, прервав ее властно, благоухая сладостным ароматом амбросии и чистейшего масла, которыми она умастила свое прелестное, как у совсем молодой женщины тело, белорукая молвила Гера:
– Не слушай ее, юноша, если хочешь стать Приама наследником! Если присудишь ты мне награду прекрасную нынче, я властелином тебя не только над Троей – над Азией всею поставлю. Презри же воинский труд! Что за дело самому царю до сражений? Царь повелевает и самыми храбрыми, и самыми сильными. Так же пренебреги красотой Афродиты, ведь она подобна красоте наложницы или гетеры, которых ты можешь много иметь за золото или подарки. За тебя, юного владыку Троады, выйти замуж будут рады самые знатные, красивые и добродетельные девы.
Такие обещания Парису Гера давала, но тут пеплосом Киприда взмахнула высоко, складки его чуть приподняла, на миг со стыдливостью женской расставшись, Пояс слегка распустила. Грудь бесподобную слегка обнажила Киприда свою и ее несравненную красоту показала, после ж со сладкой улыбкой она к пастуху так обратилась:
– Глянь на мою красоту и забудь обо всем – и о войне, не нужны тебе на поле боя победы, и скипетр не нужен тебе, как и Азии страны. Ведь судишь ты красоту, а не сраженья и власть. Я дам тебе в жены самую красивую женщину, когда – либо жившую на земле – Елену Прекрасную, и ты очень скоро взойдешь на ложе этой любимой дочери Зевса.
Это сказав, замолчала Киприда, влажно мерцающие фиалковые очи в таинственном ореоле гнутых черных ресниц так потупив, что от них глаз было не отвести.
31. Парис присуждает золотое яблоко Афродите
Некоторые говорят, что Парис очень серьезно и по делу подошел к своему судейству. Он, преисполнившись дерзости, попросил:
– Надо бы, чтобы вы, богини, разделись, ибо самая красота женщины под одеждами скрыта.
Некоторые, подобно Еврипиду, говорят, что богини, омывшись в серебристых волнах, предстали обнаженными перед Парисом.
Однако другие говорят, что именно Афина и Гера никак не могли раздеться перед смертным.
Добродетельная Гера от возмущения даже дара речи лишилась. Поднятые брови образовали морщинки на лбу, зрачки расширились, а приоткрытый рот принял сначала округленную форму, а потом уголки губ опустились и застыли в хищной улыбке; она только часто дышала и грозила пастуху пальцем.
Афина же, задрав подбородок и, стараясь не дать вспыхнуть неодолимому гневу, во время которого она легко могла Париса убить, надменно сказала:
– За то, что Тиресий не закрыл бесстыжих глаз, когда я обнаженной купалась, их я ему вырвала из глазниц. Тебе же надо бы вырвать нечестивый язык из поганого рта…
Тут предусмотрительный Гермес с криком «не забывайте, что этот конкурс сам Зевс учредил» воткнул свой кадуцей в землю между Парисом и взбешенной Афиной. Жезл Аргоубийцы мог и усыплять, и будить, но главное – он мог мирить даже заклятых врагов, и потому Афина успокоилась, хотя раздеваться, как и Гера не стала.
Афродита же разделась и сделала это так, что не только Парис и Гермес, но даже Афина и Гера застыли завороженные. Лицо Киприды дышало неземной красотой, оно было недосягаемым ни для кого эталоном и живым образцом красоты. Голубые белки глаз с фиолетовыми зрачками излучали какую-то непостижимую тайну, небольшой чуть вздернутый нос говорил о ее негреческом происхождении. Над изящным ртом с чуть припухлыми розовыми губами виднелась небольшая родинка, которая как раз и дополняла неизъяснимую словами гармонию всего лица.
Вот из неестественно медленно ниспадавшего покрывала показалась высокая грудь с торчащими кверху набухшими розовыми сосками, упругая, как у девушки, от которой не могли отвести завороженного взгляда не только мужчины, но и обе женщины. Эта грудь была верхом совершенства – гармонией выпуклости и линий. Покрывало, наконец, упало к точеным ногам Афродиты и взорам открылась тонкая как у юницы талия, плавно переходящая в женственно округлые, но стройные удлиненные бедра. Пафийка прикрыла ладонями самый низ живота и грудь так, что было ясно – она прикрыла лоно и грудь не из стыдливости, а для того, чтоб еще больше приковать внимание к самым сокровенным метам своего бесподобного тела. Не только мужчины, но и женщины наслаждались красотой Афродиты, всем казалось, что она вобрала в себя всю красоту мира.
– Теперь я, наконец, понял почему тебя называют Каллипига, ты действительно прекраснозадая; эти два больших полушария совершенны, с ними могут сравниться только малые полушария твоей груди со вздернутыми, как наконечники стрел Эрота, розовыми бутонами.
Так, заикаясь, говорил, тряся головой, бог красноречия, рожденный красивейшей из семи Плеяд (звездных девушек) Майей от Зевса, пытаясь избавиться от наваждения.
После обыденных слов вестника олимпийских богов и юный судья пришел в себя от потрясения и решительно крикнул, оглашая окончательный приговор:
– Лучшая из всех – Афродита, она Богиня Красоты и Матерь Любви!
И Пафийке, не колеблясь, Парис, как приз за несравненную красоту яблоко отдал, семечкам которого Мойра выпряла прорости в огромное дерево кровавой войны мировой.
Яблоко, взяв, Афродита опустила руки, прикрывавшие лоно и грудь и, не обращая внимания на Килления и Париса, с насмешкою злой обратилась к своим бывшим соперницам Афине и Гере, такое надменно промолвив им слово:
– Что ж, богини великие – теперь вам придется отказаться от распри, если вашим сердцам справедливость не чужда. Мне уступите присужденную на конкурсе красоты и заслуженную по рожденью победу! Я – богиня красоты, ее общепризнанный образец, и потому я красотою любима. Волоокая Гера, ты царица Олимпа, вот и царствуй на небе и не стремись к власти везде. И ты Главкопида (совоокая) Афина побеждай всех на поле брани и не лезь воевать на брачное ложе, которому ты от рождения не причастна. Вы обе очень красивы, но и только, я же – красивее всех, я – эталон красоты, которым ее измеряют!
32. Был ли суд Париса на самом деле?
В Пафосе на малой родине богини красоты и любви говорят, что Афродиту после этого конкурса прозвали Никифорос (Победительница), и она еще больше полюбила яблоко, и сделала его знаком влюбленных.
Так Геру с Афиной оскорбив, как женщин, дерзким предложеньем раздеться и унизив, как великих богинь, предпочтя им богиню любви, Парис присудил победу Киприде.
Впрочем, некоторые сомневаются, что суд Париса был когда-то на самом деле. Например, некоторые, как Дион Хрисостом, говорят, что немыслимо, чтобы добродетельной супруге самого Зевса было бы недостаточно его приговора ее внешности, зачем ей мнение еще и какого-то пастуха на Иде. Невероятно, чтобы две самых умных и даже мудрых богини спорили за первенство в красоте с богиней красоты Афродитой. Равно непостижимо и то, что победившая в споре Афродита сделала присудившему ей победу Александру в благодарность такой ужасный дар, как Елена Прекрасная, принесший несчастья тысячам воинов, гибель огромному городу и позорную смерть самому троянскому царевичу – пастуху.
Можно добавить к сказанному Дионом, что и самой богине красоты и любви придется сильно помучиться и пострадать – она получит ранение в руку острой медью от героя Диомеда, и будет мстительной избита Афиной. При этом не только олимпийские боги, но и прорицатели знали не только когда начнется и закончится Троянская война, но и ее основные события, к которым относится и пребывание бессмертных на поле брани.
Некоторые говорят, что вся роковая цепь событий (пророчество о сыне Фетиды, бросание Эридой, неприглашенной на свадьбу Фетиды яблока раздора, суд Париса над тремя могучими богинями, дарение Афродиты Елены Прекрасной в жены Парису…) закономерно и неизбежно вела к войне, предначертанной Мойрой Лахесис. Поэтому у милоулыбчивой богини не было «выбора в выборе» дара Парису.
Другие же, подобно Диону, говорят, что Афродита не помогала Парису соблазнять и тем более похищать Елену. Этот Приамид сам был первый красавец во всей Ойкумене, только такие герои – красавцы, как Титон и Эндимон могли с ним сравниться. Даже чуть выступавшая правая бровь не нарушала гармонию его прекрасного лица, и потому любвеобильная дочь Леды и Зевса влюбилась в Париса с первого взгляда.
Согласно Афинею, суд Париса у старинных поэтов был не чем иным, как выбором между наслаждением и добродетелью: выбор пал на Афродиту, то есть наслаждение, и тогда все в мире пришло в смятение.
Впрочем, некоторые говорят о выборе Париса иначе. Например, афинский ритор Исократ в «Похвале Елене» говорит, что Александр, ошеломленный видом богинь, не был в силах судить об их красоте и, вынужденный выбирать один из предложенных ему даров, предпочел всему прочему близость с Еленой. При этом он больше всего хотел сделаться зятем царя богов. Он считал, что оставит детям самое прекрасное на свете достояние, устроив так, что они будут потомками Зевса не только со стороны отца, но и со стороны матери. Ведь всякое иное счастье (власть, сила, богатство) может закончиться, благородное же происхождение всегда остается у человека. Таким образом он думал, что его выбор Афродиты, а по сути – Елены, окажется на благо всего его рода, остальные же дары будут иметь цену только на время его жизни.
33. Возвращение Париса в семью
Гигин рассказывает, что у Париса был любимый бык. Когда пришли стражники, посланные Приамом привести этого быка, Парис спросил, куда они его поведут. Они рассказали, что ведут его к Приаму, чтобы он стал наградой тому, кто победит на погребальных играх Париса, устраиваемых царем. И он, охваченный любовью к своему быку, вышел на состязания, в которых участвовали Нестор, Гелен, Деифоб, Полит, Телеф, Кикн и Сарпедон. Всех победил, превзойдя даже своих братьев, Парис. Деифоб, негодуя, обнажил против него меч, и он бежал за спасением в храм к алтарю Зевса.
Присутствовавший на играх пастух Агелай устремился к Приаму и рассказал ему, что юноша, победивший в играх, это его выживший сын Парис. Недоверчивый царь тут же позвал Гекубу, которая при виде котомки и погремушки, которые показал ей Агелай, получивший их когда-то вместе с новорожденным младенцем Парисом, признала в нем своего сына. Тогда с большим почетом Парис был препровожден во дворец, где радостный Приам по-царски отпраздновал возвращение сына пышным пиром и отборной гекатомбой богам.
Драконций иначе поет о возвращении Александра в семью: от кормилицы льстивым ребенком знал все о роде своем Александр: от чьей крови родился, с чем подброшен он был, и сразу после суда над тремя богинями прямо в Трою отправился. Во время шествия к храму, троянский пастух появляется перед процессией, приветствует всех и голосом громким кричит:
– Возрадуйтесь все! Блаженен будь, царь, и вас я приветствую, сверстники, братья, той же я крови, что вы, Приамова отрасль родная; той же Гекубой рожден, подброшен, ни в чем не виновный, вырос Парис пастухом в предгорьях божественной Иды. Но не презренный сейчас я пастух: раздор прекратил между богинями; подобные распри небу с тех пор неизвестны. Братья, коль верите мне (надеюсь, и царь не замедлит признаться в грехе, и сына мать не отвергнет), то поглядите, с чем был когда-то на Иде подброшен.
После того, как Парис показал свидетельства царского рода, его в объятья
уж заключает Приам, и радости слезы на сына льются обильным дождем. Счастливая мать прибегает, ликуя, в крепких объятиях сын, и оба родителя вместе шею его и красивое, как у Феба лицо покрывают лобзаньями; отталкивают друг друга в споре, кто его нежнее и жарче обнимет.
Среди многочисленных детей Приама были двое – Гелен и Кассандра, обладавшие даром прорицания, и они, как могли, противились появлению живого и невредимого Александра – Париса в Трое. Пользовавшийся уважением благоразумный и обычно спокойный Гелен в этот раз громко вопил, тряся не давно появившейся бородкой:
– Отец мой и матерь, что в благочестье своем вы творите, ведь вы, приняв Париса, губите город? Вот он, несчастная мать, тот факел, что тебе ночью явился, тот, что всю Трою спалит и отцовское царство до основанья разрушит.
Так брат – прорицатель пока говорил вбегает, как обычно беснуясь, Кассандра, рыжеволосая дева с глазами зелеными. Мать, трясущимися обхватив руками обеими, пророчица Феба в горний эфир погружает горящий свой взор и, внемля мощному дыханью бога, ей и отцу вдохновенно пророчит:
– Что делаешь, мать, безрассудно?! Что ты, несчастный отец вытворяешь?! Этим родительским своим благочестием готовите всем нам неизбежную вы могилу! Зевса зятем станет этот пастух и получит полный триумф, чтобы после пасть самому. Ахилл убьет Гектора и много других моих братьев, а потом Пирр, сын его появится под стенами Трои и их разрушит, Пергам обречет на сожженье. Тебя самого, мой несчастный родитель, гневом кипя, он мечом у алтаря обезглавит…
Однако даже после этих слов троянский владыка с недоверчивым негодованием отнесся к прорицанию дочери и сына и со слезами умиления в водянистых темных глазах с белесыми ресницами, восторженно прокричал:
– Пусть падет даже священная Троя, пусть и меня убьют, но лишь был бы жив и здоров мой вновь обретенный любимейший сын, пред которым я так виноват!