Его голос звучит так напряженно, так властно, что я резко сажусь на кровати.
Мое сердце колотится, в ушах ревет кровь, и это похоже на полноценную паническую атаку. Вот только мое сознание остается совершенно ясным, и огромное количество адреналина вызвано волнением, а вовсе не страхом.
Я смотрю на Хадсона, он в кои-то веки спит. Он ровно дышит, на щеке видны еле заметные синяки – напоминание о том, что он пережил за последние два дня. Большая часть отметин от его драк в тюрьме уже зажили, но для того, чтобы прошла усталость и исчезли темные круги под глазами, требуется нечто большее, чем кровь. Я протягиваю дрожащую руку и провожу пальцем по его щеке. Его веки вздрагивают, и я пугаюсь, что разбудила его. Но он со вздохом поворачивается и снова проваливается в сон.
Жаль, что я не могу сделать того же.
Взглянув на свой телефон, я обнаруживаю, что проспала чуть больше семи часов – значит, до утра еще есть время. Когда я встаю, солнце только-только показывается из-за вершины Динейли. Весной на Аляске восход начинается рано – уже в четыре утра.
Небо расписано красным и темно-фиолетовым, и через вытянутые полуподвальные окна комнаты Хадсона видно не только его, но и громады гор. Картинка красивая, что и говорить, но в ней есть что-то зловещее – кажется, близится гроза. Как будто с неба на горы льется кровь, омывая мир печалью и страхом.
Впрочем, не исключено, что я переношу на здешнюю природу собственные переживания. Видит бог, у меня такое чувство, будто сейчас весь мой мир омывает кровь.
Может, вернуться в кровать и поспать еще? Нет, этот поезд ушел. А поскольку у меня нет желания надевать грязную одежду, мне надо добраться до своей комнаты и взять чистые шмотки прежде, чем мы оставим Кэтмир.
Я с трепетом иду через разгромленный вестибюль и, поднимаясь по лестнице, вспоминаю, как впервые бродила по здешним коридорам, потому что тогда моя жизнь круто изменилась и я не могла заснуть.
Сейчас я словно нахожусь на краю еще одной пропасти, и мне кажется, что с каждым новым шагом ее край немного осыпается. С той первой ночи столько всего изменилось – моя горгулья, Хадсон, Джексон, даже сам Кэтмир, – и все же у меня такое чувство, будто некоторые вещи не изменились совсем.
Кажется, что здесь вот-вот появится пара человековолков-убийц и захочет выбросить меня на снег. Я говорю себе, что мои страхи смешны – Сайрус вряд ли отправит сюда своих волков теперь, когда он похитил всех учеников, – и тем не менее поднимаюсь по лестнице к моей комнате, перепрыгивая через ступеньки. Если на нас все-таки нападут враги, я бы хотела по крайней мере быть в штанах во время драки.
Когда я вхожу в нашу комнату, Мэйси крепко спит, так что я стараюсь не шуметь. Я включаю фонарик на телефоне, чтобы не бродить в темноте, в очередной раз досадуя на то, что в отличие от вампиров и человековолков не могу видеть в темноте. Я направляю луч вниз – света хватает только для того, чтобы не споткнуться и случайно не упасть на спящую Мэйси – и направляюсь к своему гардеробу.
Я беру черный рюкзак и засовываю в него вещи, которые мне понадобятся, если останусь в комнате Хадсона. Пару джинсов, футболку, нижнее белье, косметичку, несколько резинок для волос и – конечно же – коробку вишневого печенья «Поп-Тартс». Если я что-то и уяснила для себя за последние семь месяцев общения с вампирами, так это то, что если я не хочу голодать, то стоит брать с собой перекус. Засунув все это в рюкзак, я надеваю худи, затем сажусь на пол и натягиваю носки и свои любимые ботинки.
Поднявшись с пола, я оглядываю комнату, чтобы удостовериться, что не забыла ничего важного, затем вспоминаю две вещи, без которых я бы не хотела покидать Кэтмир. Я тихонько подхожу к своей шкатулке для драгоценностей, стоящей на туалетном столике, открываю крышку и достаю бриллиант, который мне подарил Хадсон, и кулон, который мне подарил Джексон. Я засовываю обе вещицы в передний кармашек рюкзака на молнии и кладу туда же розовый бальзам для губ, подаренный мне Мэйси, затем перекидываю рюкзак через плечо и на цыпочках иду к двери.
Мэйси шевелится и стонет во сне. Я застываю – вдруг я ей нужна? – но, тихо застонав еще раз, она опять начинает храпеть, к чему я уже привыкла за последние месяцы.
Этот звук вызывает у меня тоску по тому времени, когда еще не началось это безумие, когда я только прибыла в Кэтмир и беспокоилась исключительно о том, насколько громким может стать храп моей кузины – а он порой бывал очень громким. Я смотрю то на Мэйси, то на мою кровать, размышляя о том, не стоит ли мне поспать еще несколько часов… ведь никто не знает, как долго у нас не будет возможности нормально отдохнуть.
Я даже не снимаю ботинки, просто ложусь поверх одеяла, кладу голову на подушку, и убаюкивающий ритм храпа Мэйси помогает мне заснуть.
Нет времени!
Голос в моей голове будит меня. Я смотрю на свой телефон и вижу, что проспала еще два часа. Мэйси все еще негромко храпит, но я знаю, что больше не засну. Возможно, если повезет, я смогу проскользнуть в комнату Хадсона, не разбудив его.
Когда я дохожу до лестницы, в моей голове опять начинает звучать голос Неубиваемого Зверя. Нет времени. Нет времени. Нет времени.
Нет времени для чего? – мысленно спрашиваю я.
Я замолкаю и, обойдя лестничную площадку, обнаруживаю, что эта древняя горгулья в человеческом обличье сидит за разломанным шахматным столиком у подножия лестницы и держит в руке одну из уцелевших шахматных фигур.
Меня накрывает муторная волна дежавю, когда до меня доходит, что это фигура самой королевы вампиров.