– Ты можешь называть меня Grand-mére[4], – продолжает она. – Хотя твоя сила – это сила дочери, а не внучки.
– Я не знаю, что это значит, – говорю я и закусываю губу. Часть меня – и, если честно, огромная часть – надеется, что она говорит в переносном смысле.
Похоже, она собирается сказать что-то еще, но затем переводит глаза на остальных и говорит:
– Сядьте.
Как только она произносит это, в комнате возникают стулья.
Несмотря на то, что рядом с ним теперь стоит стул, Хадсон подходит ко мне и усаживается на другое сиреневое кресло. Иден и Мекай тоже садятся, а Флинт и Джексон не сдвигаются со своих мест.
Кровопускательница улыбается натянутой улыбкой и, выгнув одну бровь, поворачивается ко мне. Пропустив мое замечание мимо ушей, она спрашивает:
– Что привело тебя сюда на самом деле, Грейс?
– Я же вам сказала. Зеленая нить.
Она складывает руки домиком и смотрит поверх них на меня.
– Но ты же несколько месяцев знаешь, что у тебя есть эта нить. Что же заставило тебя вдруг явиться ко мне и заговорить о ней?
– Хадсон понял, что, прикасаясь к ней, я делала те же вещи, которые можете делать вы. К тому же отправиться к вам мне посоветовал Алистер…
– Ты видела его? – Кровопускательница щурится и, подавшись вперед, так крепко стискивает мою руку, что я чувствую боль. – Как он? Он в порядке? Где он?
Я слегка отшатываюсь, но она по-настоящему дрожит, и мое сердце смягчается – правда, только чуть-чуть.
– Да, я видела его, но потом он исчез, – говорю я, вспоминая наш разговоре в холле. – Он сказал, что ему надо отыскать свою пару. Что же до того, как он… – Я запинаюсь, не зная, как описать его состояние, ведь сказать, что он «в порядке», было бы натяжкой.
– Он сбит с толку, – опять вступает в разговор Хадсон, помогая мне. – Он тысячу лет просидел на цепи в пещере, где на него то и дело нападали те, кто хотел его убить. Думаю, в таких условиях любой будет немного не в себе.
– Это из-за голосов, – объясняю я. – Он слышит голоса горгулий, которые звучат в его голове. Они все говорят с ним одновременно, просят его вернуться, умолют спасти их. Он не может их заглушить и не может думать, потому что они мешают ему. Их слишком много.
– Слишком много? – спрашивает Флинт. – Сколько же в мире горгулий?
– Тысячи, – одновременно отвечаем Кровопускательница и я.
– Тысячи и тысячи, – продолжает она, когда я замолкаю. – И Алистер был более тысячи лет заперт в пещере с их голосами. Когда он был на пике формы, ему удавалось их фильтровать, но заточенный в той пещере… – Она оглядывает собственную пещеру. – Мне понятно, почему ему не удалось блокировать их, ведь они становились все настойчивее. И их так много.
Я вновь начинаю испытывать сочувствие к ней. Я пытаюсь подавить это чувство, что должно быть не трудно, если вспомнить все те ужасные вещи, которые она натворила. Но тут я думаю о том, что ее пара – это Неубиваемый Зверь, и гадаю: если бы я была заперта в пещере тысячу лет без Хадсона, возможно, я тоже потеряла бы человечность?
Это наводит меня еще на одну мысль: что бы я сделала ради освобождения Хадсона, если бы в тысячелетнем заточении оказался он? Мне не хочется думать, что я поставила бы под угрозу чью-то жизнь или счастье, чтобы спасти его, но я не могу сказать наверняка, как бы поступила. Я готова пойти почти на все, лишь бы знать, что он останется цел и невредим. Именно из этого я исходила, отказываясь лишать его магической силы, потому что убеждена – он впоследствии пожалеет об этом решении.
– Что-то я не понимаю, – говорит Мэйси. – Я думала, Грейс единственная горгулья, родившаяся за последнюю тысячу лет. Когда в Кэтмире она превратилась в камень, это произвело фурор. В школу прибывали эксперты со всего света, чтобы увидеть ее, потому что…
– Потому что они считали, что это невозможно, – заканчивает ее фразу Кровопускательница. – И это было бы правдой, если забыть о том, что она происходит из древнего рода горгулий. Ее мать была горгульей, как и мать ее матери и мать матери ее матери.
От боли от этого предательства у меня сжимается горло, и из комнаты будто разом выкачивают весь воздух. Я поняла, что моя мать должна была быть горгульей, когда Алистер сказал мне, что я его потомок, но, услышав это из уст Кровопускательницы, я осознаю, что мама так и не сказала мне, кто я. Это надрывает мне сердце. По-видимому, Хадсон чувствует мое смятение, потому что он кладет мою руку себе на колени и, переплетя свои пальцы с моими, сжимает их.
– Моя мать знала, что она горгулья? – судорожно шепчу я, с трудом выдавливая слова из своего сжавшегося горла. – И не сказала мне об этом?
Глаза Кровопускательницы широко распахиваются, когда она видит мою реакцию.
– Она не знала, кто она, как и ты сама.
Я смаргиваю слезы, пытаясь разобраться в том, что сказала мне Кровопускательница. Меня жутко раздражает, что она выдает информацию по кускам, выбирая, что нам нужно знать, а чего не нужно.
– Почему вы никогда не говорите правду целиком? – Я качаю головой. – Мы же могли убить вашу пару, когда вы отправили нас за сердечным камнем, так и не сказав, кто он на самом деле?
Кровопускательница самодовольно улыбается.
– Нет, не могли. Его не зря окрестили Неубиваемым Зверем. – Увидев по моим поднятым бровям, что я по-прежнему не понимаю, она пожимает плечами. – Дело в том, что он сопряжен с богиней, Грейс.
Я бросаю быстрый взгляд на Хадсона и сглатываю. Затем спрашиваю ее:
– Значит ли это, что Хадсон бессмертен, по-настоящему бессмертен, как и я, потому что он моя пара?
Но она качает головой.
– Я родилась богиней и всегда буду богиней, даже если моя сила уменьшилась до уровня полубожества, когда сестра отравила меня. – Она откидывается на диванные подушки. – Ты потомок полубожества и горгульи, поэтому ты никогда не станешь чем-то большим, чем полубожество. Если только ты не трансцендируешь, однако это уже тема для отдельного разговора.
Мои плечи опускаются. На секунду я позволила себе представить такой мир, в котором мне не надо бояться, что что-то или кто-то отнимет у меня мою пару, в котором я никогда не потеряю того человека, которого люблю больше всего на свете, как потеряла родителей.
Я стискиваю зубы.
– Как бы там ни было, не кажется ли вам, что было бы проще, если бы вы просто выложили все карты на стол? И хотя бы раз рассказали нам все?
– Да, тогда нам, возможно, не пришлось бы смотреть, как умирают наши друзья, – резко бросает Флинт, и я морщусь – от муки, которая звучит в его голосе, а еще от страха перед тем, как Кровопускательница может отреагировать на его слова. Ведь она только что подвешивала его под потолком, как вешают туши на рынке.
Но она даже не удостаивает его взглядом. Вместо этого она продолжает пристально смотреть мне в глаза.
– Я предложу тебе то, чего обычно не предлагаю никому, Грейс, – говорит она наконец. – Я дам тебе возможность выбрать. Я могу рассказать тебе, как отыскать Армию горгулий – ведь это и есть настоящая причина твоего появления здесь… – Мэйси ахает, но Кровопускательница и ухом не ведет. – Но тогда мне придется рассказать тебе все о том, кто ты такая и что представляешь собой на самом деле. И я не могу обещать, что тебе это понравится… Или же… я могу рассказать тебе, как сбежать и спрятаться от Сайруса навсегда. И как спрятать от него твоих друзей. И то, и другое остановит Сайруса на какое-то время, но, если ты выберешь бегство, это не спасет тех учеников, которых он похитил. Это также не помешает ему продолжить поиски того, что даст ему безграничную власть, зато ты сможешь жить полной жизнью. Жить вдалеке от смерти и разрушений, от боли и мук – настолько далеко, насколько вообще может надеяться человек. Выбор за тобой, Грейс.