Мне знакомо это чувство.
Это похоже на превращение в камень и в то же время не похоже. Обычно, становясь горгульей, я испытываю странное покалывание, начинающееся в моих ступнях. Затем очень быстро оно охватывает мои ноги и руки, после чего я начинаю ощущать его во всем теле – это похоже на слабые электрические импульсы, которые обостряют мои чувства вместо того, чтобы притуплять их. Я острее чувствую, как бьется мое сердце, как наполняются воздухом легкие, как по жилам бежит кровь. Обостряется и мое восприятие: я вижу и чувствую все, время замедляется, а мои реакции ускоряются.
Но сейчас все не так, совсем не так.
Превращение происходит так же быстро, но теперь я чувствую каждую клеточку тела, чувствую, как электричество захватывает каждое нервное окончание, и это не слабое покалывание, а резкие удары. Боль атакует ноги, руки, грудь, плечи, и она почти невыносима. Когда она доходит до головы, я открываю рот, чтобы закричать, но уже поздно. Мое тело обратилось в сплошной камень, и он заглушает крик.
Мои чувства так перегружены – я так ошеломлена, – что мне только через секунду удается восстановить дыхание, а на то, чтобы разобраться что к чему, у меня уходит еще несколько секунд. Хотя я по-прежнему понятия не имею, что сейчас произошло и где я нахожусь – здесь или где-то еще. Оглядываясь по сторонам в попытке найти ответ хотя бы на один из этих вопросов, я обнаруживаю, что могу видеть не дальше, чем три фута от моего лица. Все остальное окутано туманной пеленой.
Сначала мне кажется, что я здесь одна, и меня охватывает паника, а в голове начинает роиться множество возможных сценариев. Что, если это какая-то ужасная ловушка, которую Сайрус расставил для меня вместе с этим человеком? Что, если он с самого начала хотел, чтобы мы освободили Неубиваемого Зверя, только чтобы залучить меня сюда?
Но когда я оборачиваюсь и в нескольких футах от себя вижу Неубиваемого Зверя в его человеческом обличье, ко мне возвращается способность мыслить здраво. Неубиваемый Зверь ненавидит Сайруса – ненавидит не меньше, чем его ненавидит Хадсон, а может быть, и больше. Король вампиров посадил его на цепь в пещере и продержал там тысячу лет, так что теперь, когда он наконец свободен, он ни за что не станет ему помогать. Я никогда в это не поверю.
Подумав об этом, я делаю несколько шагов в сторону древней горгульи – сейчас он сидит на корточках. Подойдя ближе, я вижу, что он так же ошеломлен, как и я – а может быть, даже больше. Его глаза широко распахнуты, рот слегка приоткрыт, и он трогает пальцами сверкающий пол под нашими глазами.
– Это реально? – шепчет он, ощупывая пол вокруг себя.
– Я собиралась задать этот вопрос тебе, – говорю я, наблюдая за тем, как по его обеспокоенному лицу разливается улыбка – я вижу его улыбающимся впервые с тех пор, как мы встретились.
Это удивительная улыбка, и она полностью преображает его. Благодаря ей он выглядит моложе, красивее, сильнее и горделивее. Когда он выпрямляется, это впечатление усиливается. Теперь он уже не тот изнуренный и потерянный Неубиваемый Зверь, которого мы встретили на острове. Нет, этот человек представляет собой нечто совершенно иное.
Нечто величавое.
Нечто могучее.
Роста в нем шесть футов шесть дюймов – он выше, чем Хадсон и Джексон, и шире их в плечах. Его мускулистые руки туго обтянуты рукавами черной рубашки, поверх нее надета черно-серая бархатная туника, доходящая до середины бедра. Его ноги облегают черные рейтузы, он обут в черные сапоги, и, когда он проводит рукой по тонкому бархату, до меня доходит, что я вижу.
Это горгулья в свои золотые годы – до того, как Сайрус заманил его в ту пещеру и превратил в Неубиваемого Зверя. И внезапно – это как удар в грудь – я понимаю, кто он. Кем он должен быть. Этот красивый величавый человек, одетый в богатое платье, которому тысяча лет, не кто иной, как король горгулий. Истинный правитель Двора горгулий, на который я претендовала во время турнира Лударес. Истинный хозяин Короны, которая сейчас красуется на моей ладони.
И внезапно я ловлю себя на том, что понятия не имею, что мне ему сказать. И не следует ли мне отвесить поклон. К счастью, сам он не страдает от такой проблемы. Осмотрев себя и одернув свою тунику, он снова оглядывается по сторонам.
– Хорошая работа, Грейс, – говорит он. – Молодец.
Он говорит с сильным акцентом, но я не могу определить, с каким. Это знакомый английский акцент – не британский, как у Хадсона, не австралийский, как у некоторых из моих любимых актеров, и определенно не американский, но все равно знакомый.
– Вряд ли это моя заслуга, – честно говорю я. – Ведь я совершенно не представляю ни где мы находимся, ни как мы сюда попали.
Его улыбка становится еще шире.
– Ты действительно не понимаешь, где мы находимся?
Я оглядываюсь, всматриваясь в туман, но почти все, что находится дальше, чем в трех футах, окутано тайной.
– Не имею ни малейшего понятия.
– Жаль, что мы дошли до такого. – Он с легкой грустью качает головой, затем машет рукой, и туман рассеивается, так что я наконец вижу, что скрывала его пелена. – Моя дорогая Грейс, добро пожаловать ко Двору горгулий.