– Виола. – Голос Мэйси дрожит, когда мы все поворачиваемся к ведьме в роскошных лиловых одеждах, благодаря которой мы получили нашу аудиенцию у короля и королевы. – Что ты здесь делаешь?
– Я почувствовала, что началась суматоха, и решила выяснить что к чему. Только представьте себе мои изумление и ужас, когда я поняла, что моя дорогая сестра выгнала это дитя на Piazza de Castello, не дав ей ни лучика надежды, не объяснив, куда она попала. – Она машет рукой, и всю площадь заливает яркий нездешний свет.
– Некоторые из нас чувствовали себя очень комфортно в темноте, – выдавливает из себя Лайам, всем своим видом показывая, что он сыт ведьмами по горло.
Мэйси нервно смотрит на него и вворачивает:
– А вот я не люблю темноту, так что спасибо тебе.
– О, мне это было нетрудно, – отвечает Виола. – Но некоторые ведьмы и ведьмаки могут особенно хорошо рассеивать темноту, моя дорогая, и ты одна из них.
– В каком смысле? – спрашиваю я, а Мэйси одновременно со мной восклицает:
– В самом деле?
Виола склоняет голову набок и смотрит на мою кузину. Вид у нее задумчивый, как будто она пытается решить, что можно нам открыть, а что нет. Но это кажется мне нелогичным, ведь это она пришла к нам, а не наоборот. Разве она не должна была уже решить, что именно ей хочется нам сказать?
Должно быть, остальным тоже не терпится услышать ее ответ, потому что никто не произносит ни слова, пока Виола наконец не говорит:
– Я знаю только одну ведьму, способную заставить даже самых свирепых обитателей темноты в страхе пуститься наутек, и думаю, что ее помощь может понадобиться вам прежде, чем ваше путешествие завершится.
– Почему? – спрашивает Байрон. – И как нам ее разыскать?
– Она не терялась – так что вам нет нужды ее искать. Она состоит при Дворе вампиров. Что же до того, кто она… – Она поворачивается к Мэйси. – Я думала, что ты это уже поняла.
– Что ты имеешь в виду? – недоуменно спрашивает Мэйси. – Я не знаю никого, кто занимался бы магией теней.
– Да нет же, моя дорогая, знаешь. Твоя мать – большая искусница по этой части.
Ее слова повисают в воздухе, как фейерверк перед тем, как разлететься – веские, взрывоопасные, необратимые.
– Моя мать? – шепчет Мэйси, и кровь отливает от ее щек. – Моя мать пропала. Много лет назад. Никто не знает, где она.
– Это не совсем так. – Виола вздыхает. – Мне не хотелось становиться той, кто сообщит тебе эту весть, но… она сейчас находится там же, где была все эти восемь лет. При Дворе вампиров, где она служит Сайрусу.
Кажется, Мэйси бледнеет еще больше, если такое вообще возможно.
– Этого не может быть. – Ее голос звучит бесцветно, в глазах появляется лихорадочный блеск. – Моя мать не стала бы этого делать. Она просто не могла этого сделать. Не могла пойти на службу к Сайрусу. Она могла бросить нас, могла исчезнуть с лица земли, но они с моим отцом всегда презирали Сайруса. Она бы ни за что не стала на него работать.
Виола пожимает плечами, будто говоря: посмотрим, кто из нас прав.
– Запомни, дитя мое, в мире Сайруса дела очень редко обстоят так, как он утверждает. И никогда так, как кажется на первый взгляд.
– Ты что, защищаешь его? – В голосе Мэйси звучит возмущение.
– Я бы никогда не стала защищать этого скота, – рявкает Виола, и на этот раз на ее лице отражается искренний гнев. – И можешь не сомневаться – если хоть один волос упадет с голов наших детей, то он испытает такие мучения, что ад покажется ему детской площадкой.
– Тогда кого…
– Я защищаю твою мать. Это опасный мир, и иногда, чтобы выжить в нем, приходится заключать самые сомнительные союзы. Иногда нужно делать ужасные вещи, потому что выбора у тебя нет.
– У человека всегда есть выбор, – возражает Дауд, засунув руки в карманы своих джинсов.
– Возможно. – Виола смотрит на человековолка сверху вниз. – Но иногда хороших вариантов у тебя просто нет, а есть только те, которые не дадут тебе или тем, кого ты любишь, погибнуть. И любой, кто думает иначе – наивное дитя.
Мэйси замолкает – замолкает не так, будто ей больше нечего сказать, а так, будто она не знает, что сказать. Или что чувствовать. Пять минут – слишком мало для того, чтобы она переварила весть о том, что ее мать жива и состоит при Дворе вампиров, не говоря уже обо всем остальном.
Мне в голову приходит мысль. Когда мы находились при Дворе ведьм и ведьмаков, было ясно что король и королева знают, что именно может делать Корона.
– Виола, я могу задать тебе вопрос?
Она устремляет на меня пронзительный взгляд своих фиалковых глаз.
– Конечно, можешь, хотя я не могу гарантировать, что я тебе отвечу.
– Резонно. – Я киваю, затем делаю глубокий вдох и трясущимися руками обхватываю себя за талию. Не знаю, почему мне так страшно задавать ей этот вопрос, но я все же вскидываю подбородок и говорю: – Ты знаешь, в чем именно сила Короны? Почему король и королева – и Сайрус – так боятся ее?
Глаза Виолы округляются, как будто она не ожидала, что я задам ей именно этот вопрос.
– Значит, когда ты получила ее, никто тебе этого не сказал?
Я качаю головой.
– Вообще-то это… необычно. – Она делает паузу, будто раздумывая, говорить мне или нет, но затем, видимо, решает, что я должна это знать, и подается вперед, словно сообщая секрет. – Горгульи тысячу лет были в мире сверхъестественных существ силой, которая поддерживала закон и порядок. Армия горгулий окружала тех, кто совершил тяжкие преступления – и король горгулий возлагал Корону им на руку и решал, какого наказания они заслуживают.
Теперь удивляюсь я, ведь она сказала совсем не то, чего я ожидала.
– Что ж, вряд ли это может помочь в ведении войны. – В моем голосе звучат горечь и разочарование. – А я-то думала, что Корона дает тому, кто ее носит, безграничные силу и власть. Разве Сайрус хочет заполучить ее не за этим?
Но Виола цокает языком.
– Ты не понимаешь, дитя мое. Тот, кто владеет Короной, может лишить человека его магической силы частично или полностью, если сочтет, что он того заслуживает. На день. На неделю. Навсегда. Все зависит от того, какое наказание полагается за преступление, в котором Армия горгулий обвиняет провинившегося. Для этого достаточно прикосновения руки. Ну что, разве тебе не кажется, что возможность сделать любого врага бессильным – это и есть безграничные сила и власть?
– Ничего себе, – говорит Флинт, присвистывает и отходит от меня. Как и остальные. Все, кроме Хадсона.
Внутри у меня все сжимается при мысли, что я могу лишить кого-то магической силы. Я делаю судорожный вдох и шепчу:
– Я знаю, каково это – лишиться моей горгульи, это сделали со мной в тюрьме, и я бы не пожелала такого никому. Я не… – Мой голос срывается, и я пытаюсь снова. – Я не хочу владеть этой Короной. Как я могу избавиться от нее?
Но Виола просто пристально смотрит на меня, и в ее взгляде читается что-то похожее на восхищение. Она оглядывает меня с головы до ног и говорит:
– Полагаю, множество людей недооценивает тебя, не так ли, Грейс? Это хорошо. Значит, они не успеют подготовиться к твоему появлению.
Надо полагать, это комплимент?
– Для этого мне не нужна Корона. Ты знаешь, как я могу избавиться от нее?
– Единственный способ передать Корону – это отречение от престола в пользу другой горгульи из королевского рода, – отвечает она, и каждое ее слово бьет по моей измученной душе, словно молоток. Я считала, что понимаю, что переживает Хадсон, верша судьбы других людей, понимаю, как он мучается из-за опасений сделать неверный выбор, но теперь мне кажется, что до этого момента я по-настоящему не понимала его. До тех пор, пока не выяснилось, что у меня в руках – буквально у меня на ладони – оказалась сила, благодаря которой я могу лишить человека основного права – права быть тем, кем ему предназначено быть. Права продолжать жить, как он желает. Могла бы я взвалить эту ношу на кого-то еще?
Но я еще не использовала эту силу и хочу, чтобы она оставила меня, хочу, чтобы тату исчезло с моей ладони. Мне хочется вцепиться в нее ногтями, но тут Хадсон берет меня за руку и притягивает к себе.
– Все образуется, – шепчет он, уткнувшись в мои волосы, и я пытаюсь поверить ему.
Виола продолжает:
– Ты хочешь сказать, что, если бы у тебя появилась возможность лишить Сайруса его магической силы за совершенные преступления, ты бы этого не сделала?
Я качаю головой. Это правда, я бы не стала этого делать. Или по крайней мере сейчас мне так кажется.
– Я не должна иметь ни тени сомнения, что он продолжит вредить другим, убивать других, но думаю, даже тогда мне будет очень тяжело это сделать.
– Потому ты и владеешь Короной, Грейс. Такие решения не должны приниматься легко. Но иногда другого выбора нет.
Я знаю, на что способен Сайрус, и поэтому мне трудно ей не верить, трудно не признать, что у меня нет иного выбора, кроме как довести это дело до конца и не упустить наш единственный шанс остановить его прежде, чем он причинит вред еще большему количеству людей. Я уже собираюсь согласиться с ней, когда уголки ее губ опускаются и она говорит:
– Конечно, это всего лишь теоретический вопрос, поскольку, как сказал король, Корона ничего не стоит без Армии горгулий. Должно быть, Сайрус считает, что нашел способ обойти это условие, если то, что ты говоришь о его желании заполучить Корону, правда.
– Тогда что же нам теперь делать? – спрашивает Байрон.
Он адресует этот вопрос всем нам – и более всего Джексону, – но отвечает ему Виола.
– Теперь? – Она поднимает одну бровь. – Теперь вам надо убраться как можно дальше от Двора ведьм и ведьмаков.
– Да, думаю, в этом и состоит наш план, – соглашается Мэйси. – Но мы не знаем, куда отправиться, если нам нельзя остаться…
– Почему? – Голос Хадсона звучит напряженно. – Что мы не учли?
Виола всматривается в его лицо, будто ища там что-то. И, видимо, находит, потому что отвечает:
– Если я знаю мою сестру, у вас есть еще минут десять прежде, чем здесь начнется ад.
– Ты считаешь, что она выдаст нас? – Теперь напряжение звучит уже в голосе Джексона, а его взгляд быстро скользит по площади, пока он ожидает ответа.
– Думаю, Имоджен считает, что выбора у нее нет. – Она говорит это нарочито спокойно, как бы повторяя свою мысль – ту самую, насчет которой она разошлась во мнениях с Даудом. – Собственно говоря, по-моему, сейчас многие из нас так считают. Включая тебя.
– Это не значит, что мы не должны попытаться найти вариант получше, – говорит ей Флинт. – Просто взять и убраться отсюда, потому что мы боимся того, что может произойти – это не вариант. Во всяком случае, вариант не из лучших.
На этот раз, когда Виола вскидывает бровь, в ее глазах отражается уважение. И что-то еще. Мое чутье подсказывает мне, что именно поэтому она вдруг наклоняется и прижимает ладонь к искалеченной ноге Флинта.
– Что ты де… – Он замолкает и изумленно вскрикивает, когда под ее рукой вспыхивает свет.
– Замолчи, – шипит она, но молчать становится невозможно, потому что через несколько секунд там, где прежде находилась нижняя половина голени Флинта, появляется гладкий полированный протез.
– О боже, – выдыхает Иден. – Как ты это сделала?
Виола поднимает обе брови и свысока смотрит на Иден и на всех нас.
– Разумеется, с помощью магии, как же еще?
Она поворачивается к Флинту, который потрясенно смотрит на свой новый протез.
– Я не… Я не могу… Спасибо…
– Он будет двигаться вместе с тобой. – Она намеренно перебивает его прежде, чем он успевает как следует ее поблагодарить. – Конечно, он не будет работать так же хорошо, как работала твоя нога, но он позволит тебе избавиться от этих штук. – Она презрительно смотрит на его костыли.
– А почему ты решила нас отыскать? – спрашиваю я, потому что не верю, что эта женщина явилась сюда просто затем, чтобы увидеть, из-за чего началась «суматоха».
Прежде чем ответить, она устремляет на меня оценивающий взгляд.
– Что бы ты ни делала, Грейс, ты не можешь позволить Сайрусу захватить тебя в плен. Смерть лучше того, что он планирует сделать с тобой.
Я судорожно втягиваю в себя воздух.
– И что же это? – бормочет Хадсон.
– Он собирается… – начинает она, но прерывается и вздрагивает, когда вдалеке слышится шум. Ее глаза округляются, и она кричит: – Бегите! Скорей! – И тут свет на площади гаснет, и все погружается во тьму.