С самого утра над степью разлилось душное марево. От запаха горевицы кружилась голова. Номин не хотел её отпускать, но Вита настояла. Она и без того потеряла много часов – всё время, что оставалось до визита доктора, – и если бы не настойчивая боль в ноге, мчалась бы домой бегом.
Проспав весь день, она не чувствовала бодрости. Мышцы тянуло, как при лихорадке, сердце то и дело сбивалось с ритма, на лбу выступал холодный пот.
– Тэнэг, – сказал Алтан первым делом, когда увидел, что она встала с топчана.
Вита улыбнулась через силу.
– Я тоже тебе рада.
Она переплела спутанные волосы и наспех завязала шнурки. В глазах на миг потемнело, но Вита была готова к этому и выпрямилась медленно, опустив веки. Затем протянула оберег с чёрным камнем.
– Передай деду, когда вернётся. – Она слышала, как эсэм вышел, отправившись к соседке – той самой Шамай. – Благодаря ему я здесь.
– И даже не принесла на хвосте чотгуров, – усмехнулся Алтан.
– Как видишь. Это всё ещё я… твоя шавар шидтэм.
Он шагнул навстречу, обнял её порывисто – не так крепко, как на тропе – и отстранился.
– До брода провожу?
– Я сама. – Вита привычным движением перебросила ремешок сумки через плечо. – Меня там ждут.
– А, господин доктор!
– Нет. Наш друг в чулане.
Лицо степняка помрачнело. Кажется, за тревогой о ней он успел забыть про тело.
– Я справлюсь. Приходи вечером.
В тот момент она и впрямь думала, что справится с чем угодно. Вилетта Карду, заклинательница духов, пришедшая из Нам-Дора в ясном уме и не с пустыми руками…
Уверенность исчезла, как только она ступила на покрытые илом камни. Приток Чурнавы лениво катился через порожек; вода на мелководье была тёплой, как парное молоко, но Виту пробрал мороз. Отсюда был виден дом – и крыльцо, на котором сидел Никон Ирий. Бледный, как мертвец.
Вита замедлила шаг, когда доктор поднялся ей навстречу.
– Госпожа Карду. – Ему стоило огромных усилий справиться с волнением: на скулах ходили желваки, в руках Никон сжимал переносную укладку – наверняка с инструментами.
– Господин Ирий. Если позволите… – Она оттеснила его с верхней ступеньки.
Судя по тому, как лежал засов – и по виду самого Ирия, – внутри он уже побывал. Возможно, заглянул в чулан. И встретился с Кусакой.
– Назад! – скомандовала она, перешагнув порог. – Сидеть.
Улган, бросившийся к двери, замер. Клацнул зубами, словно жалуясь хозяйке на вторженца. Обрубок хвоста застучал по полу.
– Ты молодец. Но это свои, – она указала на доктора, – веди себя прилично.
Кусака мотнул головой, но отошёл и лёг у двери в чулан. Вита сбросила башмаки и осторожно опустила сумку на кровать, чтобы не потревожить глиняные сосуды. То, что некоторые тайны всплыли сами, не означало, что нужно делиться остальными.
– Присаживайтесь, – она кивнула застывшему у двери доктору. Ситуация была странной: неудобной для неё и пугающей для гостя, но отпираться и придумывать небылицы она не видела смысла.
Достав кувшин с чистой водой, она щёлкнула пальцами, приказав:
– Огонь!
Пламя занялось в очаге. Вдоль стены пробежал Нырок.
– Что… – Никон прочистил горло. – Что всё это значит?
Он наконец прошёл в кухню и опустился на табурет.
Вита улыбнулась, доставая банку с кофе. На сей раз придвинула сахарницу поближе к доктору и добавила в чашку щепотку корицы.
– Я думала, брат поведал вам, пускай и в общих чертах. – Почему-то в обществе Ирия ей хотелось плясать на грани между насмешкой и деланой чопорностью. – Неужели не слышали сказок о глиняной ведьме?
– Я не выношу сплетен. К тому же это… – Он потёр складку между бровями; лицо сделалось суровым. – Это выходит за всякие рамки. Вы ведь понимаете, я человек науки и не верю, что существуют…
– Ведьмы? – уточнила она.
Ирий взмахнул рукой, показав на Кусаку.
– А, это улганы. Такие есть только у Карду.
Никон смерил её взглядом, под тяжестью которого другая провалилась бы сквозь землю, но Вита разлила кипяток по кружкам и предложила:
– Пейте. И думайте над следующим вопросом. Понимаю, у вас их много, но скажу вот что: это место – особое. Река, горы, земля вокруг Агаана… За степняков говорить не буду, но мы делимся на дюжину Ветвей не просто так. Человеку пришлому эти обычаи могут показаться странными – как и то, что мы поклоняемся цветам и деревьям, – но не стану утаивать: у каждого рода есть дар, доставшийся от Праматери Яблони. Одни заговаривают кровь, другие проникают в чужие сны, а третьи… призывают даэвов. Создают улганов. Оживляют то, что лишено души. В этом заключается талант моей семьи.
– Остальные Карду тоже им владеют?
– Отец – да. Братья – в меньшей степени. Дар сильнее проявляется в первом ребёнке, наследнике, отмеченном кровной линией Чертополоха.
Пальцы Никона сжимали горячую кружку, но он не спешил делать глоток.
– Пейте. Не отрава. И сахар бросьте. – Вита сама выпила залпом половину. Она ещё чувствовала слабость и лёгкую тошноту. – Завтрак не предлагаю, вас наверняка хорошо кормят.
– Я съехал. Решил не стеснять вашего отца и приходить лишь в назначенные часы. Но… да, госпожа Эве́на Ихор очень любезна. Она предоставила мне отдельный флигель в конце Садовой улицы. На время, пока останусь в городе.
Говорить о привычных вещах было проще, и черты Никона смягчились.
– Вот как? – Вита подалась вперёд. – Дом Боярышника, значит… А, поняла! Вы провели у нас пару ночей, почуяли присутствие домашних духов и после этого «решили съехать».
– Ничего подобного.
– Господин Ирий, – она склонила голову, – я знаю, какое впечатление производит наша семья на первый взгляд. И какое на второй. Заметьте, я не говорила, что вы испугались. Даже после встречи с Кусакой… Вы ведь остались, а не сбежали отсюда, как поступил бы любой здравомыслящий человек.
Его губы впервые тронула усмешка. Доктор не спеша размешивал сахар, как и в первый раз. За этим монотонным действием пряталась попытка скрыть чувства и воззвать к логике.
Вита всегда боялась людей разума, потому что не понимала их. Ею управляли сиюминутные порывы и очень редко – трезвый расчёт. На месте Ирия она бы уже что-нибудь разрушила.
– Здравый смысл меня ещё не оставил, госпожа, поэтому спрошу: как умер этот человек?
– Без моего участия.
– А точнее?
– Это один из железнодорожных рабочих. Скорее всего, упал с насыпи. Свернул шею. У него сломан второй позвонок, можете сами убедиться.
На удивление, доктор сразу поднялся.
– Ваш… улган больше не будет мне мешать?
– Нет. У него был приказ: стеречь тело в моё отсутствие.
– Вы не ночевали дома?
– Это имеет отношение к делу?
Ирий развёл руками.
– Вы мне скажите. Но для начала – поставьте себя на моё место. Последнее, что я ожидал увидеть с утра пораньше, – свежий труп. Как он здесь оказался? Или дар перемещать предметы у вас тоже имеется?
Выдержка доктора дала слабину. На последних словах он повысил голос и, кажется, сам от этого смутился.
– Увы, нет. Но я говорила, что дружу со степняками. Проходите. – Вита распахнула дверь, ведущую в чулан, и зажгла лампу. Отбросив ткань, с досадой отметила перемены: процесс разложения шёл медленно, но остановить его Вите было не под силу.
– Третьи сутки, полагаю? – Ирий одним точным движением повернул голову рабочего. – Посветите сюда.
Пальцы доктора нашли затылочную трещину и скользнули вниз. Он кивнул в подтверждение – больше самому себе, нежели хозяйке дома.
– Сокрытие трупа – всё равно преступление. Его станут искать, вы же понимаете?
Вита сжала пальцы – до хруста в костяшках.
«Ты ведь понимаешь, что это значит?» Голос Никона Ирия не был похож на голос отца, и всё же под рёбрами кольнуло.
– Да. Вы донесёте господину Черешу? Это глава городской стражи, его кабинет находится на первом этаже в ратуше, сразу за поворотом…
– Перестаньте! Я хочу разобраться, а не навредить вам. – Осмотрев ногти мертвеца и роговицу глаза, он принюхался, видимо, решая, из чего состоит бальзамическая жидкость, а затем вымыл руки в подставленном тазу.
Вита заметила, как пальцы на левой руке доктора по очереди соприкасаются с большим, как если бы он подсчитывал что-то в уме.
– Шестьдесят часов. Плюс-минус два.
– Я рассчитывала на другой расклад. – Не скрывая досады, она потёрла виски. – В городе что-нибудь слышно?
– Насколько мне известно, нет. Сегодня на улицах ни души – впервые такое вижу. Я шёл по берегу, а затем мимо складов, как вы говорили, но даже оттуда город кажется вымершим.
– Час Тишины, – сказала Вита одними губами. Сегодня над Агааном будут слышны только удары колокола.
Кровь на руках. Силуэт у Змеиного брода. Нестерпимо яркий свет.
– Госпожа Карду… Могу я узнать, что вы собирались с ним делать?
Вита подняла взгляд. Ей хотелось, чтобы Ирий ушёл и расспросы закончились. Чтобы её просто оставили в покое – в тишине, которая была священным правом каждого, – но она и без того нарушила слишком много законов.
– Пробудить.
Он покачал головой.
– Это невозможно.
– А кому решать, что возможно? Вам? Окончили академию и думаете, что знаете, где кончается жизнь и начинается смерть?
– При всём уважении…
– Вы же «человек науки» и наверняка отрицаете саму идею бессмертной души, я угадала? – Вита распалялась с каждым последующим словом. – Для вас всё состоит из костей и жил, из крови и нервов!.. Из того, что можно увидеть и потрогать при вскрытии, разве нет?
– Нет. Всё не так однобоко. Вспомните свои слова: вы не можетесудить о том, чего не знаете. – Он шагнул ей навстречу, протягивая ладонь. – Кажется, вам лучше присесть, вы совсем бледная.
Вита сделала судорожный вдох и положила руку на грудь. Сердце трепыхалось, как рыбёшка в сети. Над губой выступил пот.
– Со мной всё хорошо. – Она не коснулась его руки, чтобы не выдать дрожи, но сделала несколько шагов и опустилась на кровать.
Никон сел рядом и сжал её запястье, не спрашивая разрешения.
– Я же сказала…
– Помолчите. – Его пальцы вновь пришли в движение, отсчитывая секунды. Вита молча разглядывала сосредоточенное лицо Ирия. Каким-то непостижимым образом он продолжал видеть в ней человека.
Хотя нет. Пациента.
Для него все равны, как и для старого Номина.
Ещё одна вещь, которую Вита никак не поймёт: разве можно в равной степени заботиться обо всех? О том, кто тебе нравится, и о том, кто ненавистен? Не может быть такого, чтобы лекари не испытывали неприязни.
– Сделайте глубокий вдох на счёт четыре.
– Я уже успокоилась.
– Ваше сердце не согласно.
– Ответьте честно, доктор: вы считаете меня безумной?
Он отнял пальцы и покачал головой. Прядь вьющихся волос упала на лоб.
– Сегодня мне кажется, что безумец – я. – Он отвернулся и упёрся локтями в колени. Перстень на пальце поблёскивал тёмно-зелёным, как глаза Ирия. – Я бы ни за что поверил, не увидев своими глазами… – Он кивнул на лежащего в углу Кусаку. – Одно дело – слышать о суевериях в провинциальном городе… или даже о ведьмах, в конце концов, я знаю кое-что о ядах и народной медицине, но это… Вы просите о честности, а я, – он дёрнул уголком губ, – не знаю, что и думать.
– Попросите Радана, когда вернётесь. Пусть прочтёт вам лекцию об истории Дюжины и о фамильном даре заодно. Может, его слова помогут… сложить картину целиком.
Несколько минут они молчали. В прошлый раз за стенами шёл дождь, наполняя собой тишину, а сейчас – остались только они двое, с безрадостными мыслями и сомнениями. С напряжением, повисшим в воздухе, как нити паутины.
– Мне жаль, – Вита первая разомкнула губы, – что пришлось вас втянуть в эту историю. Вывалить всё разом. И за то, что я позволила себе…
– Ничего. Я вижу, эта тема для вас болезненна. Предположу, что из-за отца, и если так… это личное. Ни к чему ковырять раны, их принято сшивать. Я не дурак и не отрицаю того, что вижу, – Никон пожал плечами, – даже если это идёт вразрез с тем, чему верю.
– Теперь мне интересно, во что именновы верите.
Она сделала попытку улыбнуться, но Ирий не ответил. Его занимали другие мысли.
– Что будет, если у вас получится? Это ведь не обычное явление – даже для Карду, – если я правильно понял.
– Всё так. – Она в двух словах объяснила разницу между простейшими слугами вроде Нырка и улганами третьего порядка. – Уже много поколений никто не пытался выйти за пределы.
– Значит, ключевыми идеями являются разум и воля? Как в священных книгах? «Ты можешь сам для себя избрать добро или зло, свободу или рабство…»
– Вы всё-таки верующий!
– Не я. Мои родители. – Вид Никона говорил о том, что это тоже болезненная тема. – Но если существо будет опасным?.. В первую очередь – для вас. Ваши предки не просто так отказались от попыток.
– Невозможно. Во-первых, всякий даэв привязан к воле мастера, а во-вторых… – Она замолчала, глядя в точку над плечом Ирия и подбирая слова.
Вита понимала, что этот момент очень важен. От её слов зависел не только исход беседы. Почуяв волнение хозяйки, Кусака поднял голову и завилял хвостом. Вита приложила палец к губам.
– Он понимает вас без слов?
– Между нами особая связь. Даже верный пёс может ослушаться хозяина, но мыслящий улган – никогда. Хозяин – это… весь его мир.
– И что, у них не бывает бешенства?
Вита фыркнула.
– Вы так шутите?
– Не уверен. Я знаю, что псов натаскивают годами, а порой и сурово наказывают.
– Что ж, я привела не лучший пример. – Она подвинулась ближе к изголовью кровати, положив под спину подушку и вытянув ногу. – Позвольте, приведу другой. Мои предки предпочитали не рисковать точно так же, как ваши коллеги, которые до сих пор не делают пересадку органов – насколько мне известно. Хотя первые попытки состоялись два века назад.
– Они были неудачными. Но медицина шагнула вперёд. Пробные операции проводят на животных: я сам видел пса, прожившего двенадцать часов с чужим сердцем.
– Видите? Я тоже хочу идти вперёд. Идея близка: вам нужно добыть здоровое сердце, готовое биться, а мне – достаточно сильного духа. Поэтому все – даже мой отец – твердят, что это невозможно.
«Что я безумна, и всё это – не более, чем блажь».
– И вы его добыли? – мрачно уточнил Ирий.
– Не спрашивайте, где и как, всё равно не отвечу. Суть в том, что мои эксперименты не принесут никому вреда.
– Но и пользы тоже. – Ирий резко встал с кровати. – Цель врачей – спасать жизни, а ваша? Вы не вернёте этого беднягу родным. Хотите создать очередного слугу, чтобы… просто доказать себе? Или отцу?
– Вы обещали не ковырять раны, – напомнила Вита. – У каждого своё ремесло, доктор, и моё осуждают все без разбора. Я привыкла.
– Мне вас никак не убедить?
– Не пытайтесь. Вы же не откажетесь ввести иглу мне в кость?
– За этим я здесь.
Вита слабо улыбнулась, вспомнив, с чего всё началось.
– Тогда давайте закончим.
– Последний вопрос: что, если у вас не выйдет?
– Мы вернём тело, – она повела плечом, – туда, где его найдут и отправят родным. Завтра же. Или сегодня до заката.
Вита предпочитал не думать, по какой причине может сорваться ритуал – и чем всё закончится, если ей не хватит сил.
Ощущение было странным, но Вита не почувствовала боли. Перед процедурой она выпила ложку микстуры из зеленоватого пузырька с подписанной от руки этикеткой. Никон сделал несколько уколов под колено, чтобы «избежать нежелательной реакции». Он оставался сосредоточенным и больше не заговаривал о даэвах.
Откинувшись на подушки, Вита расслабилась. Прикрыла глаза и погрузилась в состояние дрёмы, когда не только боль, но любые переживания притупляются. Даже мысли ворочались в голове нехотя, уступая место бессвязным образам на грани сна.
«Особая» игла оказалась тонкой металлической трубкой, похожей на сверло, и Вита крепче стиснула зубы. А после – когда движения доктора стали размеренными, – расслабила мышцы.
– Думайте о чём-нибудь другом, – посоветовал он шёпотом. – О чём-нибудь более приятном. Осталось немного.
– Вы знаете, что у вас красивый голос? Даже если во мне говорит микстура, вы обязаны знать.
Кажется, он улыбнулся. Или нет, кто знает?..
На несколько минут Вита провалилась в дрёму, а когда открыла глаза, на сгибе руки красовалась повязка. Чуть выше – след от жгута.
– Кровь я тоже взял, не беспокойтесь. – Ирий убрал образцы в ящичек, наполненный сухим льдом и, видимо, со стенками из алюминиевого сплава. – И, возвращаясь к нашему разговору… Сегодня до заката вам лучше не вставать с постели. Завтра – по состоянию. Будет отлично, если ваши друзья вам помогут. Я бы остался, но должен провести анализ как можно скорее.
Вита приподнялась на локте. Сглотнула горечь от обезболивающего на языке. Комната покачнулась, но быстро встала на место. Никон склонился над ней, снова отсчитывая пульс.
– Немного замедлен. Через полчаса, когда пройдёт головокружение, поешьте. И выпейте чашку чая, я видел на полке календулу.
– Спасибо, – произнесла она негромко. Хотела добавить «за человечность», но это прозвучало бы глупо. Ирий и так догадывался, за что. Он хотя бы пытался понять. Спорил, задавал вопросы, но не смотрел на Виту Карду, как на змею – нечто мерзкое и противоестественное.
– Результат будет готов через три дня. Приду на рассвете: лишнее внимание нам ни к чему.
Она ухватилась за случайно брошенное «нам», как утопающий за соломинку.
– Пообещайте одну вещь, доктор.
– Какую?
– Сначала пообещайте.
Он нахмурился.
– Хорошо. Даю слово.
– Что бы там ни было, – Вита указала на саквояж, – я узнаю об этом первой. Не Радан. Не отец. Я. А после… решу, что с этим делать.
Никон склонил голову. Не стал повторять обещание дважды.
– Мне надо спешить.
– До встречи, господин Ирий.
– Всего доброго, госпожа Карду.