На крыльце стоял мужчина, одетый в дорожный костюм и плащ с двойным лацканом – такие носили в столице, позаимствовав моду из западных княжеств.
– Госпожа Карду?
Он был без шляпы, и капли дождя стекали по лицу.
– Кто вы?
Вита нахмурилась. Мужчина был довольно молод, не старше тридцати на вид. Выше хозяйки почти на голову. Одет слишком вычурно для степного захолустья. Можно догадаться, что он прибыл в город вчерашним поездом, но для чего? Вряд ли чужаку не сообщили, что запрет касался всех: навещать отшельницу, живущую за Змеиным бродом, – не лучшая идея.
– Меня зовут Ни́кон И́рий, я врач. – Он повысил голос, и всё же слова утонули в очередном раскате. – Не могли бы вы меня впустить? Понимаю, что для доверия нет причин, но я желаю вам добра. Меня прислал ваш брат, господин Карду…
– Радко?
– Да. Он просил…
– Входите.
Вита наконец шагнула назад, пропуская вымокшего до нитки гостя в дом.
– Можете снять плащ. Присаживайтесь.
Долгое время она обходилась одним табуретом, и лишь весной Алтан сделал второй – приземистый, с тремя ножками – для себя. Вита без раздумий подвинула гостю тот, что был повыше, и раскинула плащ на бельевой верёвке.
– Что-то с моим отцом? – спросила она без церемоний. – Он жив?
Кажется, она застала доктора врасплох.
– Да. Господин Карду, он… Простите, не могу сказать, что в добром здравии. Проблемы с позвоночником, возрастные изменения в тканях… Но нет ничего, что угрожало бы жизни. – Он извлёк носовой платок из кармана и промокнул лицо, а затем вытер руки. – Если позволите…
– Конечно. – Вита отвернулась, давая ему время привести себя в порядок. Зажгла три свечи, чтобы кухня не тонула в сумраке. Достала из буфета вторую кружку и банку с кофейными зёрнами. Вода в ковше не успела остыть. – Это мне впору извиняться: набросилась на вас с порога.
– Ничего, госпожа. Ваша тревога объяснима. – Никон сдержанно улыбнулся.
Чужак, не знающий местных порядков, не проявлял ни капли страха – только деловую вежливость, – и Вита поймала себя на мысли, что давно не подбирала в разговорах слова. Не с Алтаном же ей церемониться.
– Чаю? – Она посмотрела на гостя испытующе. – Или кофе?
– Кофе, благодарю.
Стоило отдать врачу должное, он держался с достоинством. Сидел на табурете посреди «ведьминой» хижины с прямой спиной и развёрнутыми плечами, будто на светском приёме в одном из столичных салонов. Безукоризненные манеры не позволяли разглядывать хозяйку; вместо этого он исподволь изучал обстановку – скудную, если не сказать убогую. Интересно, как много поведал ему Рада́н? И зачем отправил к сестре, если с отцом не случилось беды?
– Прошу. – Она передала кружку, поставив ту на глиняное блюдце. Достала маслёнку, козий сыр и варенье из полевой земляники к ломтям нарезанного хлеба.
Зерно, как и другие продукты, степняки меняли у сородичей Виты. Большой любви между правым и левым берегами не водилось, но торговле это не мешало.
– Я не ждала гостей. – Она тоже выпрямила спину и сложила руки на коленях.
Прозвучало грубо. Но чего ждать от изгнанной из дома шавар шулам?
– О чём вас просил Радан?
За те мгновения, пока Никон помешивал кофе и делал первые глотки – больше из любезности, чем из желания, – Вита успела его рассмотреть. У доктора был широкий рот и слегка выступающие передние зубы – это становилось заметно, когда он говорил. Низкие брови вразлёт добавляли взгляду серьёзности. В остальном – не лицо, а подарок для скульптора: высокие скулы, впалые щёки – на правой белел небольшой шрам, – массивный подбородок и нос с едва заметной горбинкой. Не красивая внешность, но интересная. Примечательная.
Тёмно-русые пряди, мокрые от дождя, липли ко лбу и вискам мягкими кольцами. Костюм Ирия был сшит из заграничного сукна. К пуговице жилета крепилась цепочка карманных часов. На тыльной стороне ладоней – неожиданно загорелых, будто он работал в полевых условиях, а не в кабинете – виднелись веснушки. Левую руку украшали два перстня: тот, что на мизинце, выглядел попроще, а на указательном сидела печатка из чернёного серебра с зелёной вставкой. Яшма? Или змеевик? Вита разбиралась в камнях гораздо хуже, чем в травах.
– Если позволите, расскажу с начала. Коротко, чтобы вас не утомить. – Доктор отодвинул чашку. К еде он не притронулся.
Вита сделала приглашающий жест. Главное, чтобы «коротко» не затянулось до полудня. Насчёт Кусаки она не волновалась: улган не нарушит приказ и не выдаст себя, но случайности могли спутать все карты.
– Моему дяде на прошлой неделе пришло письмо от господина Карду, вашего отца, с которым они знакомы последние лет двадцать…
Никон не подвёл и выложил суть: господин Ирий-старший, тоже врач и профессор в столичной академии, попросил племянника съездить в степной городок – проведать старого друга. Сам Никон после окончания общей хирургической практики занялся изучением остеопатии и вертебрологии.
Здесь Вита нахмурилась, но быстро поняла, что за вычурными словами пряталось всё то же мастерство эсэма. Костоправа, проще говоря.
Приехав на вечернем поезде, Никон остановился в Лабиринте Шипов – фамильном доме Карду – и первым делом осмотрел хозяина.
– Смещение, – ответил он на вопросительный взгляд Виты, – и грыжа в пояснично-крестцовом отделе. Как я уже упоминал…
– Вы справитесь, доктор?
– Кхм… разумеется. – Никон смутился, пытаясь разобрать, была ли то насмешка. – Причём консервативными способами, без хирургического вмешательства.
– Отлично. И в чём моя роль?
Вита продолжала испытывать гостя, но броня бакалавра медицины оказалась крепче стали.
– Ваш брат поведал мне о несчастном случае… и переломе. В общих чертах.
Вита смяла в кулаке ткань платья.
– Вот как. – Она, не мигая, смотрела на трещину в стене за плечом гостя.
– Он хотел, чтобы я справился о вашем самочувствии. Осмотрел место перелома – на случай, если…
Вита рассмеялась, не дав ему договорить. Коротко и тихо, очень зло – даже если напугала доктора, ей было всё равно.
– И вы согласились? Не раздумывая?
– Как видите. – Он дёрнул уголком губ, впервые выказав досаду.
– А Радан сказал, почему я здесь? Или тоже «в общих чертах»?
– Именно так, госпожа. Мне не пристало лезть в чужие дела. Только те, что напрямую касаются здоровья пациентов.
– Вы благородный человек, господин Ирий.
– Можно просто Никон. И это не благородство, а… человечность.
Вита удивлённо перевела взгляд. Кажется, он подловил её в этой странной игре.
– Господин Ирий, – повторила она, глядя в глубоко посаженные глаза цвета палой хвои, – сколько вам пообещал мой брат?
– Это не важно. Я хочу помочь. Искренне.
– Речь не о вас, доктор. Только обо мне и Радко. – Она подавила желание поморщиться. – Сколько?
Липкой паутиной повисла тишина. Снаружи по-прежнему хлестал дождь.
– Тысячу.
– Что ж… Полагаю, в столице вам попадались и более… дорогие пациенты.
Плечи Никона поднялись и опустились в коротком вздохе.
– И кофе попадался лучше. Не такой горький. – В его кружке осталась половина.
Вита улыбнулась. Не зло, понимающе.
– Зато варенье вкусное, как говорят. Передайте брату, что тревожиться не о чем.
Гром ударил совсем близко. Вита вдруг вспомнила другую грозу – из детства. Ей было семь, и молния прошила вяз за окном её спальни, расщепив ствол надвое. После этого она боялась засыпать, и пятилетний Радко не ушёл в свою комнату – остался спать у сестры в ногах. Он уже тогда заявлял, что ничего не страшится.
Теперь ему было двадцать; ещё немного – и женится на синеглазой Юне из рода Бузины, как того хотел отец, заведёт семью. Будет укладывать по вечерам сына или дочку, говоря, чтоб не боялись темноты… В темноте не живут чудовища. И глиняные ведьмы не крадут детей, чтобы зажарить в печи.
– Мне жаль, что вы справляетесь со всем в одиночку, – проговорил Никон в тишине, пока тучи переводили дух. – Это суровый приговор для юной женщины… Несоразмерный. У вас есть полное право презирать чужаков, сующих нос не в своё дело, но не отталкивайте брата. Я могу судить поверхностно, но мне показалось…
– Вы не можетесудить, – произнесла она отчётливо. – Вообще. Вы не один из нас. Не Карду.
Их семья обладала огромным влиянием в Дюжине, но никто не любил дом Чертополоха искренне, без опаски. Без ожидания подвоха.
– Законы степного захолустья могут показаться дикими, но это наши законы. В чужие храмы со своим кадилом не ходят, слыхали поговорку?.. И если уж на то пошло, я не одна, доктор.
Он вопросительно сдвинул брови.
– Дружу со степняками. Ни в чём не нуждаюсь. – Она выплеснула остатки кофе в миску, где мыла посуду, и накрыла полотенцем хлеб. – Когда закончится дождь, возвращайтесь к брату. И позаботьтесь об отце. Если останетесь у нас надолго, сходите в Осеннюю Библиотеку. И ещё… В конце Садовой улицы есть пруд: его легко найти, свернув у Театральной площади… Там красиво, пока цветёт горевица. Потом будет поздно.
Она с улыбкой отметила, что вконец смутила доктора, который не ответил на резкость. Понял правоту хозяйки. Он допустил ошибку, когда сказал «мне жаль»: жалеть отшельницу не стоило. Однако такта и упрямства у Никона Ирия было поровну.
– Я мог бы вас осмотреть, пока идёт дождь. Старые травмы иногда напоминают о себе в непогоду. – По тому, как изменилось лицо Виты, он понял, что угадал. – Если дело в стеснении, то уверяю…
– Поверьте, не в нём.
Она не видела ничего зазорного в том, чтобы поднять подол платья и позволить ему ощупать голень. Там, где начиналась медицина, заканчивался стыд.
– Тогда что? Вы ещё так молоды, а этот недуг, – он кивнул на стоящую у двери трость, – отравляет вам жизнь.
Столичный доктор был прав – почти во всём, – и это злило Виту. Никон Ирий выглядел надёжным, как каменный оплот, в то время как она привыкла к глине – изменчивой, податливой, капризной. Он казался слишком рассудительным и… хорошим, на первый взгляд. Она отвыкла так думать о людях, но сейчас другое слово не шло на ум.
Вита знала, что за фасадом всегда скрываются тайны: пыль и позолота, сор и мишура. Иногда скелеты в тёмных чуланах – ей ли не знать? Нужно лишь изучить человека в достаточной степени, чтобы заглянуть за ширму, а для этого требовалось доверие.
– Смотрите. – Она пожала плечами. Уронила с пятки туфлю и вытянула левую ногу.
Никон опустился рядом на корточки, затем на одно колено. Лицо его стало сосредоточенным, внимание перешло в ладони: чуткие пальцы двигались от лодыжки вверх, слегка надавливая на кость. Один раз Вита не сдержалась и охнула.
На вопросы о том, когда усиливается боль, случаются ли дрожь, онемение, слабость и ломота в других частях тела, она отвечала односложно. Голос Никона – глубокий и низкий – погружал в странное состояние, когда не хотелось его прерывать. Вита ощутила себя змеёй, зачарованной не столько звуком, сколько движениями доктора. Любые намёки на неловкость исчезли. На мгновение ей стало стыдно за свою несдержанность: почти два года она не видела новых людей, не говорила ни с кем, кроме степняков – совсем одичала, как сказал бы Алтан. Конечно, приезжий доктор не мог знать их обычаев и весьма смутно представлял, что натворила дочь Владана Карду…
– Мне понадобятся образцы крови и костной ткани, – сказал Никон, поднимаясь с колен. – Я бы хотел провести забор в других условиях, но боюсь, вариантов у нас нет.
Он скользнул взглядом по ширме, за которой виднелся уголок кровати.
– Будете резать? – усмехнулась Вита.
– Нет. Для кости есть особая игла, хотя не стану врать: процедура малоприятная и требует местного обезболивания.
– И что, мне никак не избежать пытки? – За остротой мелькнула горечь.
– Госпожа, я ведь не могу… насильно. Но опухоль под коленом растёт, и мне надо понять, насколько она опасна. Остеома со временем может стать проблемой.
Никон потёр переносицу согнутым пальцем. Он так и не сел за стол, оставшись стоять у окна. Дождь стихал: ливень превратился в морось, блестящую в лучах небойкого солнца.
– Завтра я вернусь с инструментами. Процедура займёт около двух часов.
– Через день, – поправила Вита, тоже поднимаясь, чтобы проводить доктора. – Завтра в городе празднуют Час Памяти. Последняя неделя лета начинается с шествия по улицам: все двенадцать Ветвей отдают дань Матери. Город будет запружен. После этого наступит Час Тишины – тогда и приходите.
Вита подала ему плащ.
– Никто не должен узнать, где вы были. Возвращайтесь дорогой через станцию, мимо складов. Выйдете к реке, а оттуда – по мощёной тропе вдоль берега.
Никон понимающе кивнул. Лабиринт Шипов был виден издалека, так что гость не заблудится.
– До встречи, госпожа Карду.
– Всего доброго, господин Ирий.
Она постояла на пороге, провожая его взглядом, наблюдая, как доктор по камням переходит протоку, минуя Змеиный брод, и солнце светит ему в затылок, рождая золотистый ореол.