Глава 3
Клетка? Кому?
Ни Маняху Эдуардовну, которая кошка, ни Кубу, который совсем не «остров Свободы», а взрослый уже, образованный пёс с именем уменьшительным от польского «Якуб», мы в свои планы сразу посвящать не стали. А вдруг передумаем? Мало ли что ещё придёт в седые пятидесятилетние головы, не обременённые малолетними детьми… Зачем хвостатых домочадцев зря тревожить?
Однако вскоре они встревожились-таки не на шутку.
– Ты что в дом притащила? Очередной подарочек Этому?
Маня, крутясь у меня под ногами, изнывала от любопытства: что это за коробка? Эдик, застревая углами тяжёлой упаковки, едва смог развернуться в тесноте между шкафами прихожей.
– Маняша, уйди, а то папа наступит на тебя.
– Это что? Это кому?
– Это клетка. Отойди, придавят!
Маня едва успела отскочить, как Эдик грохнул плоским грузом об пол. Коробочка была тяжёлая.
– Давай поставим пока в зале, пусть там стоит, – начали мы рассуждать, куда лучше поставить клетку.
– А потом куда?
– А потом возле кровати, куда же ещё…
– Может, на балкон?
– Ты что! Как можно! Все в спальне будут спать.
– Там же места нет, клетка вон какая большая.
– Кровать подвинем.
Наш диалог с Эдиком слушали и кошка и собака. Молча слушали. Дождавшись, пока мы поставили коробку у стены в зале, они выпроводили нас взглядами обратно в коридор и осторожно подошли к сюрпризу.
– Зырь… тут собака нарисована… – принюхался Куба.
– Значит, тебе купили. Опять тебе… всё тебе! Мне опять ничего! – фыркнула кошка.
– Это что?
– Клетка. Тебе клетку купили.
– Зачем?
– Поняли, наконец-то, что ты дефективный. Будут тебя в клетке держать подальше от нормальных людей.
Куба внимательно посмотрел на картинку. На картинке была изображена собака его породы, сидящая в клетке с открытой дверцей и улыбающаяся от уха и до уха. Он хорошо помнил, как ездил со мной в приют для животных и видел там за решёткой совсем невесёлых собак и кошек. Но пёс на картинке почему-то улыбался!
– А чего он тогда улыбается? Если улыбается – значит, ему там хорошо, – Куба взглянул на Маняху, сверяя свой вывод с недовольным выражением кошачьего лица.
– Не может ему быть хорошо. Ты в клетке когда-нибудь сидел? – повела ушами кошка.
– Не сидел… а, нет! Сидел! Когда нас на выставку возили. Там все собаки сидели в клетках, когда мы ехали. А потом обратно ехали опять в клетках.
– Ну и как, понравилось?
– Ну…– протянул Куба, – не то, чтобы понравилось, но… раз надо – значит, надо. Мама лучше знает.
– Короче, Склифосовский, – перебила Маня товарища, – ни один нормальный кот и даже собака не любит сидеть в клетке. Это понятно?
– Понятно.
– А тебе купили клетку. Сечёшь?
– Что сечёшь?
– Связь улавливаешь? Зачем её купили? Куба решил не рассусоливать с Маней тему «вопросов без ответов». Он кинулся на кухню, где мы с мужем готовили ужин.
– Это клетка? Мне?
– Клетка, но не тебе.
– Ага!
И унёсся обратно к Мане.
– Это не мне! Мама сказала!
– А кому?
Повисла неловкая пауза. Куба осмелился предположить:
– Тебе?
Маня медленно округлила глаза… медленно перевела взгляд с коробки на собаку и ме-е-еедленно протянула:
– Ты совсем ку-ку?!
Куба на всякий случай сдал назад на расстояние вытянутой кошкиной лапы.
– Стой здесь! – и Маня точно так же прискакала на кухню, где всё повторилось с точностью до буквы.
– Не мне! Эта сказала, что не мне! – вернулась она из кухни запыхавшаяся.
– Тогда кому?
Маня понюхала коробку. Села в позу «копилочки» и задумалась. Куба не смел её беспокоить и поэтому улёгся неподалёку, наблюдая за мыслительным процессом кошки. Улыбающийся голден на картинке перестал улыбаться и тоже напрягся. Все ждали выводов кошки Мани.
– Я поняла. Я по-ня-ла! Это они для себя купили.
– Э? – спросили оба голдена, один натуральный, второй с картинки.
– Ну, как вам объяснить… Должна признаться, я заблуждалась относительно умственных способностей наших двуногих.
– А? – Куба опять ничего не понял, а нарисованный пёс подумал о сказанном, ведь он не знал подробностей кошкиного мнения об умственном уровне всех двуногих.
– Не думаю, – сказал он.– Они слишком большие, чтобы сюда поместиться.
– А ты вообще молчи, – небрежно махнула на него лапой Маняха.– Тут и без тебя хватает говорящих бобиков… Сидишь в своей клетке – и сиди, не встревай, когда серьёзные люди говорят.
Нарисованный голден не обиделся, он просто улыбался. Зато Куба решил проследить логическую цепочку.
Не тебе и не мне… у мамы с папой грехов нет… тогда её купили для кого-то, у кого есть грехи. Точно! Эта клетка для кого-то другого!
Нарисованный пёс вздохнул и лёг попой к нашим друзьям. Он уже долго жил на этой картинке… и понимал, что клетка – это не наказание, а свой угол. Разумеется, если, кроме этого угла, тебе разрешают: гулять, валяться на хозяйской кровати, бегать по парку, выезжать в лес и на шашлыки, купаться в море, дрессироваться, ходить на охоту, быть собакой-спасателем, грызть хозяйские тапки…
Если случалось последнее, то клетка служила надёжным чехлом для попы. Сунешь пятую точку в клетку – и можно не бояться карательной газетки или останков сгрызенной тапки. И вообще клетка – вещь. Одно слово – свой угол. Собачья недвижимость. В такой клетке каждая собака – буржуй и уважаемая личность.
Нарисованный пёс вообще-то знал, кому предназначалась эта недвижимость, но он решил не разрушать интригу. Пусть Куба с Маней сами догадаются, кто будет в ней жить.