Прошли еще пара месяцев.
Александр забросил многострадальное космическое начало, но нового так и не придумал. Дедлайн, который повесила на него жена, душил и раздражал. Невструев создавал фантастические миры у себя в сознании, но они рассыпались и рушились, когда он пытался облечь их в слова. У него выходили странные начала историй с тщательно продуманными и выписанными персонажами, их он конструировать научился, но сами сюжеты при этом были либо примитивны, либо антинаучны. Он все ждал и надеялся, что у него когда-нибудь появятся такие действующие лица, которые потащат за собой историю. Оживут и станут, как этим любят хвастаться бывалые авторы, сами диктовать свои приключения. Но этого не происходило. Незаконченные истории, которые его разочаровали, Невструев переносил в папку «Наброски» и начинал новые. Как-то раз он подсчитал, что текста в этой папке вполне хватило бы на целый роман. Осознание впустую потраченных усилий и времени приводило Александра в отчаяние, как он ни старался себя утешить тем, что так происходит процесс его становления как писателя.
Анна тем временем открыла отдельный счет в банке, купила себе телефон последней модели и модный малолитражный автомобиль. Брендовых вещей в ее гардеробе становилось все больше, все больше по-настоящему дорогих аксессуаров и ювелирных украшений. Она стала пропадать на работе, приходила поздно, часто навеселе. Это у нее называлось «мы с коллегами отмечали сделку».
Все меньше они разговаривали, все реже случалась у них близость.
Ему это все не нравилось, конечно, но он не чувствовал за собой морального права предъявлять ей претензии. Пока наконец ни произошло событие, причинившее Невструеву множество неприятностей.
Анна явилась во втором часу ночи, очень пьяная. Не так, конечно, чтоб в коридоре обоссаться, но шатало ее изрядно.
– И где ты была? – спросил он, помогая ей разуться.
– Тебя это дейтв… дей-сительно волнует? – Анна поменяла ногу.
– Почему нет? Конечно. Ты все-таки моя жена.
– Отстань, – она оттолкнула его и направилась в спальню.
Александр последовал за ней. Гулена забралась на кровать как была, в платье, подмяла под себя подушку и закрыла глаза.
– Ты так и будешь спать? Одетая?
– Ну помоги мне тогда.
Он стал стаскивать через голову узкое платье. Анна хихикала, извивалась, пытаясь помочь, но вместо этого только мешала. Наконец он справился, и она упала на спину, но сразу же приняла явно завлекательную позу и промурлыкала, потягиваясь:
– Об’жаю, когда меня раздевают.
Внезапно он почувствовал возбуждение. К тому же секс в последний раз был у них уже очень давно. Довольно быстро он избавил ее от остатков одежды. Пахнуло почти выветрившимся парфюмом, разгоряченным телом и еще чем-то, то ли сигаретами, то ли дымом от костра.
– Что? Что ты хочешь? Не надо. Я же сплю, – шептала она, но при этом совсем не сопротивлялась.
Она тоже явно захотела его. Стонала громче обычного. Очень быстро кончила в первый раз. Ему нравилась ее необычная реакция. Он перевернул ее на живот.
Любуясь упругой попкой, Александр разглядел прилипшие к ней пожухлые обрывки листьев. По инерции сделал еще несколько фрикций…
– Ну нет! Не останавливайся, – потребовала Анна.
– Откуда у тебя на заднице листья?
– Какие еще листья?
– Вот, – он поднес один к ее носу, она смешно скосила глаза.
– Я не знаю. Какая разница? – она перевернулась, села и натянула на себя одеяло.
– Как они там оказались?
– Что ты хочешь этим сказать? – ее лицо стало жестким.
– Я ничего не хочу сказать, я спрашиваю.
– Ты больной, что ли? Что я, по-твоему, по кустам с кем-то трахалась? – вдруг закричала она оскорбленно.
– А как еще это объяснить?
– Отстань от меня по-хорошему!
Дальше все развивалось как в бреду. Оба безобразно разорались. Александр попытался стащить с нее одеяло, она потянула его на себя, и, когда он резко отпустил, разбила рукой прикроватное бра.
Ревнивец опомнился.
– Пойдем, я тебя перевяжу.
– Оставь меня! – закричала она, напуганная видом крови.
Он взял ее за здоровую руку и потянул из кровати, но она принялась визжать и брыкаться.
Александр отступил.
– Все! Стоп. Давай перестанем. Анна, прекрати! Ты же все тут перепачкаешь.
Она угомонилась и дала отвести себя в ванну.
Когда они вернулись в спальню, она не только лицом, но и всем телом демонстрировала оскорбленную невинность.
– Послушай, – просил он. – Ну поставь себя на мое место. Ну что бы ты подумала?
– Отстань от меня, я тебе сказала!
– Что значит отстань? Где вы вообще были?
– Ну допустим, нам устроили на работе выезд на природу. На шашлыки. Знаешь, как их здесь называют? Шишли́ки, – она пьяно хохотнула.
– Так откуда эти листья?
Она немного подумала и вдруг совершенно отчетливо произнесла.
– Я все равно собиралась тебе рассказать… У меня есть любовник.
– Кто он? – сразу поверил Александр.
– Наш директор, Лозо́н.
– Теперь понятно, откуда у тебя такие профессиональные успехи… – отстраненно произнес он первое, что пришло на ум. Шок мгновенно вышиб Невструева в позицию наблюдателя, как это обычно бывало с ним в тяжелых ситуациях.
– При чем здесь это? Я сама всего добилась! – возмутилась она поначалу, но потом признала: – Хотя ты прав отчасти. Он с самого начала оказывал мне знаки внимания, помогал, давал перспективных клиентов. Я ответила ему только месяц назад…
Он вышел из спальни и хлопнул дверью так, что отвалился кусок штукатурки.
Достал из бара початую бутылку коньяка и в три глотка прямо из горлышка засадил изрядную порцию.
«Это же не со мной происходит, – твердил его внутренний голос. – Это такой сюжет для эротического триллера».
Так происходит сплошь и рядом. Он уже слышал несколько историй, когда, казалось бы, любящие друг люди, переехав на постоянной основе в другую страну, расстаются в первый же год. Это, по сути, начало новой жизни, а новая жизнь начинается только в том случае, если признать всю предыдущую одной сплошной неудачей. Пока мужья проходят процесс адаптации, их красивые жены находят кого-нибудь состоятельного из местных. Иногда даже из числа религиозных ортодоксов или вообще арабов. А ведь он сознательно отказался от врачебной карьеры. В итоге получалось, что принес в жертву искусству, не только медицину, но и семью.
На этот раз он налил в бокал и выпил, закусив лимоном.
Как было бы прекрасно, если бы Анна разделяла его одержимость творчеством, была бы его фанаткой и музой… Но такие женщины даже не во всех сказках встречаются.
Надо отметить, что, поскольку половой акт ничем, во всяком случае, для него не закончился, он пребывал в полувозбужденном состоянии. Возникла идея пойти и изнасиловать эту профурсетку, а потом придушить…
Он выпил еще и сам над собой посмеялся, – Отелло хренов.
У него тоже бывали интрижки на работе. Он же не воспринимал их как повод для того, чтобы расстаться с женой. Не считал преступлением. Ввязывался исключительно для развлечения, а не для того, чтобы устроить свою судьбу…
Попробуй ей это объясни. Нет, она никогда его не поймет. Так же, как и он ее. Чтобы понять друг друга, у людей должны быть схожий жизненный опыт, схожие знания, схожее воспитание. Чем больше люди подходят по этим параметрам, тем лучше они понимают друг друга. Они же с женой разные абсолютно во всем… Так какой смысл длить это никчемное сосуществование?
Ревность – абсолютно животное чувство. В процессе эволюции более сильное, красивое и умное животное, для того чтобы оставить собственное потомство, наделенное такими же качествами, как у него, опережает или устраняет менее успешных конкурентов, тем самым улучшая свой вид. Для человека разумного такое поведение – атавизм, хотя бы потому, что в человеческом обществе естественный отбор давно не работает – потомство с одинаковым успехом оставляют все: как обладатели замечательной генетики, так и люди с зашитыми на наследственном уровне проблемами. Как материалист и умеренный циник, Александр давно пришел к выводу, что искать смысл жизни бесполезно, поскольку мыслительная деятельность – всего лишь побочный эффект эволюции. Так вот и ревновать тоже не мудро.
Но он почти физически ощущал боль оттого, что его самка с кем-то спаривалась.
Она хуже, чем враг. Враг никогда не заставит так страдать.
Любит ли он ее?
Прислушался к себе.
Но вместо глубинного анализа чувств первый план его ощущений занимала боль. Где-то за грудиной в средостении саднило и ворочалось. Это было очень физическое ощущение. Сильные душевные страдания вызвали у него телесные ощущения. Пытаясь найти какое-то определение этой боли, он вспомнил старинное название стенокардии – «грудная жаба». Жаба натурально душила, давила на сердце. Бывают люди, которым кажется, что у них в животе живет змея. А у него вот в груди жаба. И если разобраться, ничего ужасного в этом ощущении не было. Было просто противно. И, наверное, можно к этому привыкнуть. К этой жабе в груди. И жить с ней постоянно… Но зачем?
Что делать с этим животным составляющим? Как от него избавиться?
Так писать о нем! Понял он, отхлебнув еще коньяка. Тем самым анализировать и прорабатывать. Познавать себя, становиться мудрее и не страдать по пустякам. Противник психологии, которую считал чуть ли не псевдонаукой, Невструев все-таки признавал положительное воздействие на психику проработки душевных травм. А лучший способ проработать ситуацию – это написать о ней. Как бы это ни было больно, как бы это ни было страшно, как сторонний наблюдатель описать и пережить эту гадость. Кроме того, неизбежная теперь сублимация обострит творческие способности. И вот тогда и получится такая книга, что все охренеют…
Он снова потянулся к бутылке.
Мысли стали скакать, как бешеные. Думать теперь хотелось о самоубийстве.
Сколько он видел этих трупов… Они такие беспомощные…
Какой вообще смысл жить, если все равно умрешь в тоскливом ужасе?
Какой смысл лечить людей, если они все равно не выживут? Любой рак закончится смертью, любая шизофрения – деменцией. Медицина только растягивает муки. Страдания по мере приближения к смерти только увеличиваются… Ничего. Ничего хорошего его уже не ждет…
Тут в дверь позвонили. За ней обнаружились два полицейских.