– Что этот шарлатан делает в нашем доме? – спросил Юсупов.
Николай поднял на брата осоловевшие глаза. Это еще не хватало!
После запугивания Марины граф сдержал обещание – вернул-таки ее домой. Извозчика, разумеется, не нашел. Но зато самым честным образом оставил экипаж с арендованной одеждой в паре дворов неподалеку. Подпитал себя уверенностью, что мужик тот не промах. Может пропьет получку, а может проспится и наверняка будет искать свое средство передвижения и заработка рядом с тем местом, где оставил странному господину.
А сам странный господин выждал сутки. Он почти не спал, то и дело отслеживая всю поступающую корреспонденцию. Разве что не распахивал двери перед визитерами.
Отца отправили на службу в Подмосковье. Маменька последовала с ним. Перед отъездом граф выяснил у нее, что Николай-де раскаялся. Все же извинился, мол, совсем голову потерял, едва не опозорил родителей и весь род. Пообещал прийти в себя и взяться за доверенные ему дела и все в таком духе. Как мать и как женщина, что верит в лучшее в людях, Зинаида Николаевна, конечно, простила нерадивого сына. Простила, дала понять, что всегда поддержит любое его решение при откровенном обсуждении.
Отец же говорил с Николаем наедине. О чем именно, маменька не слышала. Знает лишь, что те выкурили по две сигареты. После чего Николай, погруженный в свои мысли, долго отсиживался в библиотеке. Правда так и не притронулся ни к одной книге.
Попрощавшись с родителями, Юсупов без стука распахнул двери в спальню брата. Сердце ухнуло. В ноздри ударил смолистый запах опия, осевший горечью на языке.
Окна зашторены. На полу расстелено темное полотно с кривыми символами, коих ни в одной эзотерической литературе не сыскать. Явно выдуманы в наркотическом угаре, который, без сомнения, именуется видениями, адресованными из высших миров.
Николай лежит тут же, а над ним застыл мужчина с пышными усами. Он изогнул руки в странном движении, будто только что выделывал сомнительные пасы, призывая к глубинам подсознания. И прочая чушь.
– Я спрашиваю еще раз. Что здесь делает этот шарлатан? – голос Юсупова как лезвие прорезал воздух.
Чеслав фон Чинский – оккультист, месмерист и чертов аферист. В прошлом веке в Дрездене соблазнил некую баронессу на фиктивный брак, дабы поживиться ее имуществом. А та, на минуточку, близкая родственница кайзера Вильгельма Второго. Сам Чинский мало того, что воздействовал на баронессу гипнозом, так уже был женат. Отчего вскоре загремел под суд по обвинению в двоеженстве и в обмане, совершенном гипнотическим образом.
О судебном процессе долго судачили в европейской прессе, попутно вынося вопрос о законности гипноза как метода лечения. Чинский отсидел три года в тюрьме, где едва не тронулся умом и пытался свести счеты с жизнью. От последнего того спас тюремный врач.
В Петербург явился пару лет назад и получил известность за счет туманных предсказаний и советов на все случаи жизни для состоятельных дам, так сказать, романтического умонастроения.
Вдвоем с братом они видели Чинского пару-тройку раз в салонах. Неприкрыто посмеивались над ним, совершенно не воспринимали всерьез. Юсупов про него и думать забыл. Как здрасьте на!
Чинский здесь, в их доме, да еще выделывает над Николаем сомнительные практики с использованием чертового опиума! Оккультист-аферист выпрямился, разгладил усы, пытаясь придать себе важности. Но заплывшее лицо и мешки под глазами выдают зависимость от крепленных напитков и чего похуже. В свои пятьдесят выглядит лет на десять старше.
– Нельзя прерывать-с… – открыл рот Чинский.
Юсупов метнул ему полный ярости взгляд, и тот аж попятился. Следующий взгляд адресован Николаю. Он, пошатываясь, приподнялся на локтях и заплетающимся языком ответил:
– Я сделал, как ты велел. То есть я собирался… но она… совсем порвала со мной. Не отвечает на письма. К ней домой мне хода нет… мне ничего не оставалось. Я лишь хотел…
– И ты не нашел ничего умнее, как пригласить этого шарлатана в наш дом, чтобы опоить тебя? Да ты совсем из ума выжил! – рявкнул Юсупов и рывком поднял брата на ноги.
Николай вцепился в лацканы пиджака и вытаращился обезумевшими глазами.
– Ты не понимаешь! – зашипел Николай. – Доктор… он имеет способность связываться с другими на тонком плане! Я смогу сказать Марине… я смогу послать ей свои мысли, понимаешь?
– Никакой он не доктор. Это шарлатан, коих свет не видывал.
– П-попрошу вас… – попытался вклиниться Чинский, но тут же захлопнул рот, снова поймав убийственный взгляд графа.
Юсупов усадил брата на кровать, с трудом отодрал руки от своего пиджака и поискал глазами графин с водой. Подхватил со стола и вылил на голову Николая. Тот взбрыкнулся, начал отплевываться и тереть лицо руками.
– И никаких мыслей ты ей не пошлешь, – холодным тоном продолжил Юсупов. – Если дама не желает отвечать, значит, она все решила.
Изрядно опьяненный и растерянный Николай уронил голову на руки и завыл, раскачиваясь из стороны в сторону. Юсупов одернул шторы, распахнул окна, впуская влажный воздух. Перевел взгляд на Чинского и сказал:
– Вон.
Оккультист-аферист на миг замер, проморгался. Затем с завидной для пятидесятилетнего человека прытью собрал в саквояж все свои баночки-скляночки, амулеты и полотно с кривыми символами. И был таков.
Мартовская прохлада забирается под воротник, но Юсупов даже не поежился. Внутри все клокочет – пожарную службу вызывай. Это ж надо такое придумать! Поверить тупице-шарлатану, который якобы телепатически передаст послание. Да не просто поверить, а снова накуриться. Опять подсесть на заразу, от которой весь прошлый год лечился в лучших курортах Европы.
Маменька тогда каждый день писала, спрашивала, как здоровье старшего сына. Она-то и впрямь думала, что у Николаши просто нервы расшатались. Ведь до сих пор не знает истинной причины его неуравновешенности. Юсупов тогда в деталях пересказывал все, что с ними происходило. Виды лечения, виды за окном, виды на них с братом как на потенциальных женихов у придворных дам. Сколько семейных праздников упущено. Сколько денег истрачено. Сколько нервов самого Юсупова – ох…
И все ради чего? Ради того, чтобы Николай вернулся на ту же скользкую дорожку из-за какой-то ветреной девицы?!
Будто вторя мыслям Юсупова, брат пробубнил:
– Я не могу без нее.
– Чего ты там не можешь? – фыркнул Юсупов. – Конкретно.
– Жить без не могу! Дышать не могу!
– Ну тогда чего ты здесь делаешь? Не пора ли родовую усыпальницу строить? Вот с тебя и начнем.
– Н-не говори так… – угрожающим тоном сказал Николай и с шумом выдохнул.
– О, смотри-ка, дышать все-таки можешь.
Юсупов отвернулся к распахнутому окну, перебирая в голове варианты, какой фразой вбить последний гвоздь. Решил зайти прямо.
– Виделся я с твоей Мариной, – сказал он.
– Что? Когда? – вскинулся Николай.
– Вчера вечером. Сказал ей, чтобы она оставила тебя и нашу семью в покое. Как видишь, это сработало.
– Да как ты… как ты смеешь?!
– Остынь. И перестань уже закатывать истерики, как девица на сносях. Твоя страсть скоро утихнет, как и все прошлые увлечения. О чем тебе действительно стоит беспокоиться – не чувства чужой невесты, а собственное здоровье. Ты хоть представляешь, что сам себе стелешь дорожку к смерти?
– Что ты ей сказал?! – рявкнул Николай и кинулся на брата. – Отвечай!
Уже привычным движением Юсупов сжал запястья Николая до боли, пока тот не сдался.
– Я думал, ты мне брат, – сокрушенным тоном сказал Николай.
– Именно потому, что я – твой брат, от тебя еще не отреклись и не выгнали с позором из страны. Я не прошу – требую, одумайся.
– Ты. Мне. Не брат.
***
«Здравствуй, мой дорагой Феликс!
Мъ съ Папа задѣржимся еще на дѣнь. На вторнiкъ выпали имѣнiнъ офицѣра Миклюкова. Отказаться от празднованiя нiкакъ нѣльзя. Вѣрнѣмся въ четвѣргъ вѣчеромъ. Какъ тъ? Какъ Николай?
Больше не было инцидѣнтовъ съ М.Г.? Прiзнаюсь, мое сѣрдцѣ нѣспокойно. Хочу вѣрiть, Николай оставитъ эти идѣи. Но ты сѣйчасъ рядомъ съ нiмъ. Что онъ? Бѣспокоенъ ли? Разобрался въ своихъ чувствах?
Получила письмо от Анi Вырубовой. Рѣшенiя по разводу будѣтъ на дняхъ. Ты бы паговорiлъ съ нѣй, какъ давнiй друг.
Пѣрѣдавай прiвѣтъ Николаю. Хрiстосъ съ тобой!»
Юсупов дважды прочел письмо, бережно сложил в конверт и взял лист, чтобы писать ответ. Но его прервал назойливый грохот. Ну и кому там не спится в двенадцатом часу ночи?
Граф выглянул из комнаты и увидел служанку, которая испуганно вытаращилась на хозяина. Прошептала извинения, мол, забрала поднос с ужином от Его Светлости. Те не притронулись к еде. Аксинья сегодня старалась, жаркое из телятины да ватрушки с яблочным джемом напекла. Князь бледны. Все смотрят в окно или в потолок. Курят много и вон еще – выпивают.
Юсупов осмотрел три пустых бутылки на подносе и задумчиво произнес:
– Много курят и выпивают, говоришь?..
– Ага, и взгляд у них такой… Будто душа у них раскололась. Простите, Ваша Светлость, – спохватилась служанка и опустила глаза.
Юсупов кивнул, и та испарилась коридорами. В очередной раз проведать брата? Так вроде не болен. Да и в няньки не нанимался. Но внутри неспокойно, подмывает посмотреть своим особым видением – не скрывает ли тот чего? Скажем, переписки.
Вздохнув, граф вернулся в свои покои и начал писать ответ матушке.
«Здравствуйтѣ, Maman!
Получилъ Ваше письмо. Съ нѣтѣрпѣнiямъ жду Вашаго возвращенiя! Вы вѣрно устали от казармѣнныхъ условiй?
Николай въ порядкѣ. Аппѣтитъ хорошiй, бѣссоннiца не мучаетъ – хорошiй прiзнакъ, я думаю.
С Анѣй встрѣчусь на дняхъ. Справлюсь о ее самочувствiи.
Бѣрѣгитѣ сѣбя. Цѣлую. Вашъ Феликс»
***
Вырубова ничуть не изменилась, разве что глаза потускнели.
Анна Вырубова, в девичестве Аня Танеева, уже четыре года в услужении государыни на посту главной фрейлины. Крупная, с округлыми плечами, квадратным лицом – про таких в сказках пишут «кровь с молоком». Но насколько ее знает Юсупов, Аня с детства стесняется своего тела. Считает себя неуклюжей и попросту непривлекательной.
И тем не менее, в двадцать лет стала главной фрейлиной, о чем придворные дамы до сих пор судачат. Мол, государыня умышленно взяла Танееву, чтобы на контрасте выглядеть еще красивее. А признать, что молодуха отличилась умом, неприятно.
В апреле прошлого года Аня вышла замуж за морского офицера, участника русско-японской войны, Александра Вырубова. Но семейная жизнь сразу не задалась. По слухам супруг сильно напился в первую брачную ночь, а потом и вовсе уехал лечиться в Швейцарию. Лечиться от болезни нервов, которую получил ввиду катастрофического сражения при Цусиме.
Проще говоря, брак несчастливый, а Аня – все еще девственница. Более того, будучи замужней, невозможно оставаться фрейлиной. А разведенной – и подавно. Так что с изменением семейного статуса Ане грозила и потеря места при императрице. Но Александра Федоровна оставила Вырубову при себе, хоть и тайно.
Одноэтажный особняк с мезонином в Царском некогда принадлежал Людвигу-Вильгельму Тепперу де Фергюсону. По-русски просто Вильгельму Петровичу, талантливому композитору, учителю музыки великих княжон, сестер Александра Первого. Здесь на музыкальных вечерах бывали молодые царскосельские лицеисты и Пушкин в их числе.
Затем особняк сменил несколько владельцев, пока в нем не поселился пианист и главноуправляющий Его Императорского Величества Канцелярией Александр Танеев – отец Ани. С прошлого года Аня тоже проживает здесь. Совсем по соседству – Александровский дворец, семейная резиденция государя с государыней.
В лучах апрельского утреннего солнца особняк походит на пряничный домик. Ряд больших окон и круглых окошек над ними обрамлены белым цветов. Мезонин пустует. Возможно уже через месяц кованая решетка будет увита цветами.
Юсупова впустили и проводили к хозяйке. Та сидит в гостиной за скромно накрытым столом. Граф не растерялся и прихватил с собой гостинцев – сладости, фрукты, ароматную выпечку.
– Фе-е-еликс, здравствуй, – с улыбкой поприветствовала его Вырубова.
Расцеловала в обе щеки, с благодарностью приняла угощения и по-хозяйски стала разливать чай, раскладывать сладости. Юсупов уселся и слегка поежился. В доме ничуть не теплее, чем на улице. Вырубова кутается в шаль. Камин растоплен скудно, а чашку с чаем и выпускать не хочется. Заметив реакцию гостя, Аня пояснила:
– Фундамента нет, вот и дует с пола. Но это ничего, лето обещают добрым. Еще будем радоваться прохладе этого дома.
Они выпили по чашке чая, обменялись последними новостями из газет и сплетнями из чужих уст. Наконец, с формальностями покончено, и Юсупов сказал:
– Давеча получил письмо от маман. Говорит, на днях будет решение по разводу.
Вырубова опустила тоскливый взгляд в чашку с недопитым чаем, собралась с мыслями и ответила:
– Саша, он… получил службу на корабле. Сборы уже идут.
– Лечение не помогло, – догадался Юсупов.
Нервным движением Аня помяла кружево салфетки и выдала:
– Это даже к лучшему. Служба ему понятнее, чем брак.
– Устала бояться?
Та кивнула и совсем замкнулась в себе.
Юсупов легко сжал ее ладонь и сочувственно повторил:
– Все к лучшему.
– Как Николай? Ходил нехороший слух.
– Все улажено, – отмахнулся Юсупов. – Отправил бы на лечение. Но в его случае сработает только гильотина.
– Не говори так, Феликс. Грешно это. Вы же – одна кровь.
Про кровь Аня, естественно, в курсе, ведь она в услужении двух вампиров – первых лиц государства.
– Боюсь, даже кровь тут бессильна, – ответил Юсупов.
– Николаю свойственна ветреность. Пройдет, как и все прошлые увлечения.
– Я ему то же самое сказал.
– А он?
– Вызвал Чинского для проведения сеанса телепатии.
Аня прыснула со смеха и сказала:
– Того шарлатана? Он же черт те какой.
– Чем нелепее шарлатан, тем больше ему веры.
Аня в задумчивости приложила палец ко рту и сказала:
– Есть тут один врачеватель. Возможно подсобит. Гришкой звать. Распутиным.
– Не припоминаю. Развелось сейчас пророков, врачевателей. Через сто лет, поди, каждый второй будет предсказывать судьбу по ладони и давать советы, раскладывая гадальные карты.
После четвертой чашки чая даже всетерпеливый Юсупов не выдержал холода внутри стен и предложил прогуляться. А здесь солнце совсем разыгралось. Граф с удовольствием распахнул пальто и подставил лицо теплым лучам. Аня ослабила шаль и тоже будто засияла. Это женщине двадцать четыре года, мудра не по годам. Ничего удивительно, что Александра Федоровна выбрала именно ее себе в подруги.
– Давно с Муней виделась? – издалека зашел Юсупов.
– Давно. Уж с февраля поди. До тебя тоже дошли выпады про «обученную невесту»?
Юсупов неуверенно пожал плечами и решил слушать, а не говорить. Аня шагает, глядя себе под ноги, пересказывает то, что, наконец, многое объяснило. И нет, сместить внимание с Марины на Муню – все же плохая идея.
Оказывается, Муня настолько влюблена в Николая, что вот-вот тронется умом. Письма и открытки – уже моветон. Дык, она на каждой салфетке и носовом платке вышивает инициалы Н. Ю. И совсем уж несмешно оттого, что ходит к разного рода прорицателям, чтобы услышать заветное предсказание о грядущей свадьбе. Там, мол, уже с дюжину раз нагадали фату, венец и жениха. Вот и кличет себя «обрученной невестой».
– Ты прости ее, – смягчила тон Аня. – Ей же двадцать лет. В голове еще – у-у-ух…
– Ты в свои двадцать уже стала главной фрейлиной, – парировал Юсупов.
– Да я из другого теста. Я женихов себе никогда не искала. Сашу мне государыня подобрала…
На имени уже можно считать бывшего супруга Аня снова сникла. Юсупов сочувствующе сжал ее локоть. А сам решил, что Муня в качестве пассии-замены Марины ну никак не годится. Шило на мыло… Да, Муня хотя бы еще ни с кем не помолвлена, но маниакальная страсть и помешательство – тот еще коктейль.
– А с Николаем, – будто отвечая на его мысли, сказала Аня, – держи ухо востро. Как говорится, лучше перебдеть.
На том и распрощались.
***
Напряжение последних дней потребовало выхода. Первое, что пришло на ум – отправиться на окраину, чтобы пострелять по березкам и сосенкам. Потом вспомнил, что к стрельбе он охладел сразу после участия в Крымской войне. В том самом бою, где умер тогдашний Феликс Эльстон и воскрес уже в новом обличие.
Напиться? Увольте. Чтобы опьянеть до беспамятства (ах, как хочется), нужно выпить очень и очень много. Запасов крымского не хватит.
Так что ноги, а точнее колеса, сами привели его в увеселительное заведение для высоких господ. Попросту – элитный бордель, где едва Юсупов переступил порог, его обволокло теплое, влажное и сильно пахнущее дорогущим французским парфюмом дородное женское тело.
– Гра-а-аф, как я ра-а-ада, что вы наконец к нам зашли! – пропела мадам Маркиза.
Никакой маркизой она, конечно, не является. Так – придумала себе легенду, мол, сбежала от неудачного замужества с французским аристократишкой. Но дабы не позорить себя и бывшего фамилией, решила звать себя просто Маркизой.
Юсупов-то знает, что в миру ее звать Авдотьей Сергеевой. Одна из целого выводка поповской семьи. В начале «карьеры» кликала себя Доньей, а уже лет семь-восемь как именуется Маркизой. Ну да и какое бы кому дело? Качество услуг это никак не ухудшает.
– Маркиза, вы как цветок дурмана, – промурлыкал граф. – Выглядите роскошно, опьяняете своим ароматом. Ацтеки считали, что дурман сводит с ума, приводит в беспорядок сердца и совершенно лишает аппетита любого, кто осмелится попробовать хоть кусочек. Возможно именно поэтому я так очарован вами и одновременно боюсь до дрожи в коленях. Откусил бы от вас немного, но, боюсь, не доживу до рассвета.
– Ах, граф, эти ваши комплиманы, – ответила Маркиза и повела плечом. – Каждый ваш визит пополняет багаж моих познаний о мире. Хаживайте чаще, будьте моей библиотекой.
– С превеликим удовольствием, – ответил Юсупов и поцеловал ей руку.
Маркиза зарделась, зашевелила телесами как большое желе. Заговорщицким тоном спросила:
– Вам сегодня что-то более экзотичное или прозаичное?
– Экзотики мне хватает. Пожалуй, предпочту прозу.
– У нас пополнение. Есть пара кошек и одна лисичка. Вам кого? А может всех сразу?
Юсупов невольно облизнулся, мысленно прикинул, что вечер с двумя кошками и одной лисичкой – это, конечно, презабавно.
– Начну с лисички, а потом можно и кошек пригласить, – ответил он.
Маркиза бросила взгляд поверх его головы, сделала неопределенный жест, что на языке борделя должно означать «твой клиент». А когда через мгновение на плечо Юсупова легла горячая ладошка, произнесла «развлекайтесь, граф».
Букет одеколонов, духов, пота, косметики, начищенных сапог сменился терпким восточным ароматом, что заполняет небольшую комнату. Разномастные шторы, белый с золотистыми прожилками будуар, ванна за складной перегородкой и, конечно, огромная постель с лиловым шелковым бельем. В углу торшер рассеивает теплый свет. На тумбочке дымятся благовония.
Юсупов стянул пиджак и улегся. Оглядел свою спутницу вечера и сразу понял, отчего ее кличут Лисичкой.
Тонкая белая кожа, чуть вздернутый носик, россыпь веснушек, копна волнистых медно-рыжих волос. А взгляд… такие взгляды рушат империи. Невольно подумалось, влюбись Николай в такую девицу, Юсупов сам бы выступил шафером и может даже настоял бы на праве первой брачной ночи.
Гибкое тело Лисички прикрыто какими-то оборками, подтянутые корсетом. С десяток бус и браслетов приятно трещат при каждом движении. Вот эти бусы, да намотать бы на кулак, а потом…
Лисичка уселась сверху и дразнящим движением погладила Юсупова по груди. Подцепила ноготками пуговицы рубашки. Скользнула тонкими пальцами по коже, защекотала шею. Граф прикрыл глаза и отдался наслаждению.
Юное тело податливо изгибается под его руками. Щелкнула застежка ремня. Возбуждение усилилось, прокатилось бушующей волной. Но нет, спешить не хочется. Да и девица знает свое дело. Заводит, но ненастойчиво. Заигрывает, но без раздражения.
Граф почувствовал робкое прикосновение губ на шее, за ухом. Легкое покусывание, щипок, а затем в кадык уперлось холодное жало. Серебро.
Юсупов нехотя открыл глаза и сказал:
– Я предупредил Маркизу, что сегодня обойдусь без экзотики.
– Не будем ее расстраивать, – ответила Лисичка. – Вы скажете, что все понравилось. Утроите плату, а я оставлю вас в живых.
Юсупов скосил глаза – это что? Заколка для волос?
– Ты этой зубочисткой решила меня прикончить? Никакого уважения.
Девица моргнуть не успела, как Юсупов сделал несложный захват и оказался сверху. Сдавил запястья над головой неумехи, второй рукой направил кончик заколки ей в глаз. Остановился в сантиметре.
– Ну рассказывай, кто тебя послал?
Девица дернулась. Но с тем же успехом можно сдвинуть с себя платяной шкаф. В глазах мелькнуло беспокойство и даже паника. Но ей удалось сдержаться. Процедила сквозь зубы:
– Ничего тебе не скажу, упырь сраный! Буржуй!
– Ммм, так вот вы какие революционеры-охотники, – елейным тоном выдал граф. – Не знал, что вы до борделей скатитесь, что даже прибавляет остроты. А что – умно. Сюда ходит немалое число дворян-вампиров. Лучшее место и времяпрепровождение, чтобы выведать все секреты, заодно и со свету сжить. Одного только не учли – вампиры постарше и посмышленее вас.
Девица фыркнула и закатила глаза.
– Посмышленее, скажешь тоже. Да будь ты хоть дважды дворянин и трижды упырь, а без портков и с серебром в заднице лужу под себя сделаешь!
– Ты мне определенно нравишься, – сказал Юсупов и отпустил руки.
Но слезать не спешит. Лисичка потерла запястья и бросила короткий взгляд на серебряное жало. Юсупов сделал движение фокусника, которому научился лет десять назад, и заколка будто испарилась.
– А это я, пожалуй, оставлю при себе. Оружие несерьезное, но хлопот наделать может, – сказал он.
Выдержал паузу, поглядывая на девицу, и спросил:
– У тебя посвящение?
Та опустила глаза и поджала губы. Щеки запунцовели. Попал в точку.
– Собиралась заколоть представителя древнейшего рода, да навлечь неприятности на мадам Маркизу? И чему вас только учат в революционных охотничьих кружках?
– Да пошел ты! – плюнула в него Лисичка.
Юсупов утер щеку и улыбнулся. Да, эта девица ему нравится. Чистый огонь, неуправляемый хаос! Не окажись она охотницей, постель сегодня под ними сгорела бы дотла.
– Поступим по-твоему, – сказал он, – я утрою плату, а ты мне все расскажешь. Так и быть, верну тебе заколку с парой капель моей крови. Можем даже вместе сочинить историю, как ты героически сражалась с самим Юсуповым. Главе твоего клана должно этого хватить… эй-эй, потише.
Лисичка начала брыкаться, дважды укусила руку графа, лягнула, чудом не попав по промежности. Вцепилась в волосы и точно перегрызла бы глотку, будь у нее такой приказ. Но вовремя одумалась. Видимо, в посвящение не входит убийство вампира, скорее – ранение. Хм, любопытно, ради чего сыр-бор? Для новичка-охотника это верная смерть. Не очень-то дорожат революционеры своими кадрами.
– Ну все-все, ох, не могу больше… ха-ха, щекотно же… – не сдержался Юсупов под натиском хаотичных ударов девицы.
Но такая реакция ее еще больше раззадорила. Глаза метнули молнии. А когда граф применил чуть больше силы, усадил революционерку на себя и сжал ей руки за спиной, в этих самых глазах блеснули слезы. Столько отчаяния, мольбы и отваги в таком хрупком теле ему еще не доводилось видеть. Да что там, не в каждом мужчине найдется столько силы!
Подбородок охотницы задрожал, но слезы не потекли. И что, прикажете, делать?
Дразнящим движением Юсупов «клюнул» ее носом, причмокнул в миллиметре от сжатых губ. Девица отпрянула, но граф лишь сильнее прижал к своей груди.
– Будет тебе, – сказал он. – Сама что ли придумала в борделе устроить посвящение?
Лисичку трясет, дыхание сбивается, но держится! Такой дух не сломить проваленным испытанием.
– Тебя как звать?
– Пош-шел ты! – шикнула та и со всего маху ударила лбом Юсупову в переносицу.
У него аж искры из глаз посыпались. Выпустил девицу и рассмеялся. Та вырвалась из его объятий и через миг уже хлопнула дверью.
Граф двумя пальца зажал нос. Не сломан, кровь не идет, но приятного мало. Он еще раз оглядел комнату, полураздетого себя и усмехнулся. Никогда еще такой громкий отказ в любовных утехах не наполнял его удовольствием.