– Ты играешь уже шестой сет подряд, – сказал Юсупов, опуская козырек шляпы.
Июльское солнце аж до рези в глазах отражается от белого костюма Николая. Тот в очередной раз замахнулся ракеткой, отбил мяч и одернул прилипшую к груди рубашку. Пот обильно стекает по вискам и шее. Жилы на руках вздулись – вот-вот лопнут.
– А ты в четвертый раз назойливо дышишь в затылок, – огрызнулся брат.
Юсупов прислонился к дереву, скрестил ноги и достал из кармана серебряный портсигар. Уже полгода один курорт сменяется другим, врачи оказывают противоречивые методы лечения, а Николаю хоть бы что.
Взрывается на ровном месте, скудно питается, отчего его ключицы до неприличия остро торчат из-под ворота рубашки. А шорты едва держатся на бедрах. Будьте уверены, ремень на них застегнут на самую последнюю дырку.
Дивон, Лозанна, потом Париж и Рим. Видит бог, Феликсу осточертела эта курортная катавасия. Каждый день он убеждает себя, что бросит непутевого братца и вернется на родину. Купит билет на ближайший рейс – и сразу в Крым. И каждый день он вздыхает, уговаривая себя, что стоит подождать еще. Вроде лечение гасит главную зависимость. Николай больше не прикладывается к бутылке, не налегает на алкоголь во время еды, опиумом не разрушает себя. Но теперь с той же маниакальной страстью переключился на теннис.
Личный доктор Роланд говорит, это важно для психики Николая. Ему, видите ли, важно заменить одну страсть другой, пока не наскучит. К тому же, уж лучше страсть, укрепляющая здоровье, а не разрушающая его. Да только страсть по теннису все не наскучивает и не наскучивает.
Николай пропускает обеды, а порой и ужины. Вчера побил свой же рекорд, отыграв восемь сетов подряд. Даже вампирская выдержка Юсупова сдала бы позиции в таком состязании – как пить дать, рука бы отнялась. Но брат не замечает усталости, голода и собственного истощения.
– Маман прислала телеграмму, – снова подал голос Юсупов. – Ее лечение на водах в Германии идет хорошо. Спасибо, что спросил. Тебе она тоже шлет пламенный привет и пожелания скорой поправки.
Хлоп. Хлоп. Мяч отскочил от ракетки снова и снова, и снова.
– Она предлагает встретиться в Контрексвиле или во Францесбаде в конце августа, – продолжил Юсупов. – Заодно свидимся с Зубовыми. А потом…
– В Крым? – закончил за него Николай и дернул плечом. – Уволь.
Хлоп.
Юсупов достал сигарету и постучал по крышке портсигара. Как же хочется дать этому упрямцу пару затрещин! Еще эти новые знакомые – девицы Драгомировы. Играют отвратительно, но Николай готов размахивать ракеткой даже с воображаемым соперником.
– Вечером мы приглашены…
– Иди без меня, – все так же, не отрываясь от игры, ответил Николай.
– Ты не можешь вечно отказываться от еды и игнорировать приглашения.
– А ты не можешь вечно быть моей сиделкой.
Хлоп.
Чиркнула зажигалка. Сладковатый вкус табака наполнил рот. Юсупов медленно выпустил дым и поиграл желваками.
Хлоп. Хлоп.
– Есть! Пять – один в мою пользу! – крикнул Николай и вскинул руки.
На лице заиграла широкая улыбка. На жиденьких усиках блестят бисеринки пота. Николай отложил ракетку и жадно отпил воды прямо из графина.
– Мы здесь пробудем еще неделю, а затем отправимся в Виши, – твердым тоном сказал Юсупов.
– Ты мне не маман, – снова огрызнулся Николай.
– Я твой брат.
– Ты. Мне. Не брат, – отчеканил тот и с громким стуком поставил графин. – Я не просил за мной присматривать, как квочка. И без твоей назойливой опеки бы справился!
– Так же как справился в прошлом году в Париже? Напомнить тебе, сколько раз ты чуть не захлебнулся собственной рвотой?
Юсупов с большим трудом сдерживает гнев, выпуская одну порцию дыма за другой. Но нельзя, ни в коем случае нельзя вестись на провокации Николая. Каким бы упрямым ослом тот ни был, он остается старшим наследником семьи и любимым сыном Зинаиды Николаевны.
– Тебе бы только брюзжать, а помочь – так концы в воду, – буркнул Николай и взял сигарету брата.
Сделал затяжку-другую, не сводя глаз. Тьма, что в них разлилась не нравится, ой как не нравится Юсупову.
– Обрати ты меня – не пришлось бы вытирать мою блевотину, – процедил сквозь зубы Николай.
– Ты не знаешь, о чем просишь, – понизил тон Юсупов. – Я такую жизнь не выбирал.
– А я выбирал? Вы с маман носитесь со мной, разве что с ложечки не кормите. В то время, как обращение дало бы мне такую свободу и такую жизнь!..
– Это лишь замена одной зависимости на другую. С большим отличием – от нее нет лечения.
– Ну и какой из тебя брат?! – взвился Николай.
Он подошел вплотную и буквально прожигает потемневшими глазами.
– Нравится чувствовать свое превосходство? Того и ждешь, когда сбудется проклятье рода, и ты останешься единственным полноправным наследником? Что же все тянешь? Не надоело в графьях ходить?
Юсупов выпустил последнюю порцию дыма прямо в лицо брата, растоптал окурок и пошел прочь с игрового поля.
– Ужин через час на восточной террасе. Не опаздывай, – бросил он через плечо.
Над ухом что-то свистнуло. Одним движением Юсупов поймал брошенный в него мяч, сжал в кулаке до хруста и бросил под ноги. Серая крошка подобно пеплу высыпалась на сочную зеленую траву.
Юсупов проснулся с чувством беспокойства. Прошлогоднее воспоминание вклинилось на границе с явью. Вампирская природа лишила снов, зато с памятью проблем нет. Да и черт бы с ним! Подумаешь, плод воспаленного ума. Но отчего-то в груди неприятно защемило. Граф потянулся за кувшином с водой на прикроватном столике. Звякнул стаканом, сделал несколько глотков и откинулся на подушке.
За окном завывает промозглый ветер. Зима никак не намерена уступать весне. Да и в воздухе будто витает напряжение. В газетах и кулуарах все говорят про грядущую мировую войну. Революционные настроения пока пресекаются, но и их напор долго сдерживать не удастся. Чего стоит убийство Сергея Александровича трехлетней давности. Бомбист-эсер взорвал карету с великим князем же, отчего близкий друг Юсупова – Дмитрий Павлович остался без дяди и, смело можно сказать, второй семьи. Матери тот лишился еще в детстве, а отца разжаловали за морганатический брак и выслали из страны.
Вуууу! За окном завыло так, что тяжелые шторы заколыхались, будто за ними кто-то прячется и вот-вот шагнет в спальню. Граф сморгнул наваждение и допил воду.
– Чертовщина какая-то, – пробормотал он и перевернулся на другой бок.
В чертовщину Юсупов не верит, хоть и сам является ее представителем, если придерживаться народных поверий. Вампир, он же упырь, он же кровопийца, вурдалак. Но себя ну никак не может причислить к тому романтическому образу, что бытует в бульварных романах. В зеркале отражается, человеческую еду ест и пьет, спит в мягчайшей постели, а не в гробу, кожа теплая – в общем, совсем как человек. Ну или почти как человек. Все-таки особенности имеются.
Например, видение эмоций навроде вспышек, мгновенное заживление ран – даже шрамов не остается. Тело не стареет. А еще граф хорошо видит в темноте, что очень даже пригождается. Например, в случаях, когда срочно нужно было сбегать из кабаков темными переулками, звеня бусами и стуча каблуками. Вдвоем с братом они создали ему образ французской певички, чтобы просто повеселиться. Вот только среди публики ресторана «Медведь» нашлись чересчур резвые поклонники. Маменьке сообщили, якобы молодых господ Юсуповых узнали по непомерно дорогим и редким украшениям. На самом же деле розыгрыш зашел слишком далеко, когда за сценой дородный и изрядно выпивший барон фон хрен знает какой попытался совратить Юсупова.
Сначала было смешно до коликов, а когда барон фон хрен по-хорошему не понял и попросту оскорбился, Юсупов влепил тому затрещину. Николай наддал парой пинков и ударов под ребра. Дык, этот фон хрен такой вой поднял! Вот и пришлось братьям нестись, что есть духу подальше от ресторана, перепрыгивая через лужи, спящих бездомных и кучи конского навоза. Поверьте, в этом случае способность видеть в темноте избавила от многих неприятностей.
Сейчас хоть глаза прекрасно видят, что в тенях по углам ничего не кроется, но почти что утробные звуки за окнами приподнимают шерсть на загривке. Тут хочешь не хочешь поверишь во всякое паранормальное. В империю нахлынула мода на мистицизм. Чуть ли не в каждом салоне занимаются месмеризмом, призывают духов усопших. В газетах пестрят заголовки про столоверчение и внезапные смерти в духовном экстазе. В некоторых случаях – такие же внезапные воскрешения.
Может в этом все дело, и граф себя накручивает? Сам он отправляться на тот свет не собирается. Николай нервозен в свойственной ему манере. Да, Николай нервозен… А ведь Юсупов тщательно следит за количеством выпитого и выкуренного братом. Нормой это, конечно, не назовешь. Но хотя бы нет признаков наркотической ломки.
И все же отчего в груди будто когтистая лапа скребет? Юсупов поерзал под одеялом, зевнул пару раз. Затем перестал бороться с собой, поднялся и начал одеваться. До завтрака еще почти три часа, но можно приказать заспанному слуге подать кофе и порцию творога с абрикосовым джемом.
***
В салон Воронцовых-Дашковых идти страсть как не хотелось. Ну вот до скрежета зубов. Во-первых, там точно будет Ирина Илларионовна с мужем графом Дмитрием Шереметьевым. У последнего кругозор ограничен военной службой и рыбалкой в имении в Финляндии. Совершенно не умеет пить, а круг тем ограничивается на сто раз пересказанными анекдотами и десятком способов закоптить рыбу.
Во-вторых, однозначно встретится Илларион Иванович Дашков. А он – еще тот фанатик. Статный как глыба, с усами вразлет, хоть в косы заплетай. Тридцать лет назад создал тайное общество под названием «Священная дружина» для охраны императора и борьбы с «крамолой», читай – революционным террором. Кого он только ни вербовал в свои ряды для исполнения сей великой идеи. Ну или хотя бы для хорошего финансирования.
Дело-то похвальное, да только, как про себя отметил Юсупов, за это время организация чересчур разрослась и законспирировалась, что агенты буквально следят друг за другом. К тому же, в «Дружине» имеется особый отдел для учета и регулирования отношений между кланами вампиров и охотников на них. Вот этот самый учет и регулирование порой слишком несносный и назойливый, аж до оскомины. Юсупов сам не раз попадал на заседание данного отдела «Дружины» для разного рода переговоров между вампирами и охотниками. И каждая такая встреча растягивалась на долгие, очень долгие часы. Так что даже терпеливому Юсупову с трудом удавалось сдержать зевоту.
Сам Дашков при каждой встрече не упускает шанса напомнить молодому графу про обязательные ежеквартальные взносы и недвусмысленно намекнуть про зоркий глаз в отношении старшего наследника Юсуповых. Мол, случись что с Николаем, первым подозрение падет на не-совсем-младшего брата.
Единственный человек, которому Юсупов действительно рад – супруга Дашкова – графиня Елизавета Андреевна. Последняя в роду Шуваловых, по совместительству наследница майората Воронцова, вышла замуж за генерала Иллариона Ивановича. С тех пор они и носят двойную фамилию Воронцовы-Дашковы. Как думаете, кто предложил идею о супружестве представительнице угасающего рода? С тех пор можно сказать, у него с графиней вроде как дружба.
Бытует версия, Лили, как ее ласково называет ближний круг и сам Юсупов в том числе, является внебрачной дочкой самого Александра Сергеевича Пушкина. Зная чрезмерную любвеобильность поэта, эта версия не кажется совсем уж фантастической. Графиня имеет крутой нрав, под стать супруга, а может и посоревновалась бы с ним в крутости. От ее сурового и гордого вида порой шарахается публика и не решается сесть по соседству за стол. А вот Юсупов от нее без ума, если не сказать – тает от ее величественной осанки, черных волос и носа с горбинкой. Шамаханская царица – не иначе.
При ее появлении заметно стихают разговоры, а взгляды упираются в пол. Что, собственно, и произошло в это мгновение. Звон бокалов и шипение шампанского вмиг показалось неуместным. Лили вышагивает среди гостей, будто броненосец, рассекающий волны. На приветствия она отвечает кивком и дежурным «и вам здравия». Еще одним кивком дает команду музыкантам продолжить играть. Публика выдохнула и вернулась к разговорам о революции, мировой войне и сплетням, кто, где, с кем, когда и как.
– Графиня выглядит так, будто выхватит шашку из-под юбок и снесет с десяток голов, – брякнул над ухом Николай.
Он хоть и не чужд женской красоте, но на графиню никогда не посматривал. А вот поди ж ты, сегодня не остался равнодушным.
– В любом другом случае я бы тебя отметелил за такое замечание, – ответил Юсупов, – но в сейчас это звучит как комплимент.
Выждав пару мгновений, он сместился на полшага левее, чтобы попасть в поле зрения Лили. Взгляд ее темных глаз проскользил по толпе и наконец задержался на Юсупове. На лице графини мелькнула улыбка. Гости посторонились, пропуская хозяйку. А вот сам Юсупов млеет, в груди растекается приятное тепло. И даже та когтистая лапа, что намедни царапала беспокойством изнутри, куда-то испарилась.
– Елизавета Андреевна, – сказал Юсупов, отвесив поклон.
Едва коснулся губами руки графини и игриво подмигнул.
– Доброго вечера, Феликс Феликсович, – ответила та.
Николай наконец-то очухался и повторил действия брата, правда без подмигивания.
– Николай Феликсович, как я рада, что вы оба почтили наш салон своим присутствием, – сказала Лили.
– Вы же знаете, какое это для нас удовольствие, – промурлыкал Юсупов.
– Кокетничать изволите, – слегка смягчила тон графиня, хотя для окружающих это незаметно.
Для других Лили – несгибаемая мощь в женском обличие. А для Юсупова – женщина-стихия, которая и заморозит всех властным голосом, и испепелит одним взглядом. Над ее фигурой витает золотистое облачко, что можно растолковать как взаимную симпатию и возможно даже облегчение. Облегчение видеть того, с кем в кулуарах не надо притворятся.
– Слышала ваши романсы намедни в исполнении Сергеевой, – обратилась она к Николаю. – Вы – чрезвычайно талантливы, князь.
Тот запнулся, едва не выронив бокал с вином. Пробормотал что-то невнятное ответ и не сразу пришел в себя, когда графиня проследовала к другим гостям.
– Ты произвел на нее впечатление, – сказал Юсупов. – Похвально. Считай, полку твоих поклонниц прибыло на добрую сотню.
Коротким взглядом он обвел публику. Да, теперь в их с братом сторону обращены десятки глаз. Юсуповы и так славятся завидными женихами и благовоспитанными кавалерами. А тут в салоне сама графиня Воронцова-Дашкова отметила творческие потуги Николая.
– Если так пойдет и дальше, можешь попросить высочайшего дозволения выйти на большую сцену, – дополнил Юсупов.
– Тогда революция грянет еще раньше, – ответил Николай.
Конечно, ему хочется на сцену, настоящую большую сцену. Размах его творческой натуры требует масштабов. Пока что он оттачивает мастерство в любительской театральной труппе, хотя папенька откровенно этому не рад. Юсупов-старший все надеялся увидеть сына в военных погонах. Но тому подавай томные возгласы при свете софитов, амбре из одеколона и пота в гримерке и, конечно, Поленьку.
Николай допил вино, вытер усы и направился на балкон, бросив через плечо «я на перекур». Некоторые дамы совсем нескромно проводили его взглядами, прикрылись веерами и зашушукались.
Юсупов мысленно усмехнулся. Знали бы они, что завладеть сердцем наследника богатейшего рода у них нет ни единого шанса. С одной стороны, Николай влюбчив и горяч, но с другой стороны, так же отходчив. Потому на все внезапные амурные порывы и вдохновленные «она моя муза» у Юсупова выработался иммунитет. Удивительно, как Поленька еще держится в числе относительно постоянных пассий старшего брата.
Сквозь гомон послышался знакомый голос, которому свойственно растягивать гласные, будто коту наступили на хвост. Шурочка. Шурочка Муравьева. Вот уж с кем никак не хочется встречаться. Не хватало еще подбирать вежливые отговорки, почему Юсупов вновь проигнорировал письмо. Письмо, которое отправилось в мусорное ведро, так и непрочитанным.
Отвешивая поклоны, Юсупов двинулся в противоположную сторону от знакомого голоса. Гостиная, коридор, еще коридор, как вдруг ему в грудь уткнулось чье-то личико. Причем недурное, можно смело сказать миловидное. Голубые глаза, слегка вздернутый нос, будто дразнит «ну и что ты мне сделаешь?». Пухлые губки как у наивной курсистки округлились в тихом возгласе:
– Ох, еxcusez moi.
– Non, tu me pardonneras, – машинально ответил Юсупов и мягко отстранился.
Женские ладони в ажурных перчатках на мгновение дольше задержались на его груди, а в глазах заискрились огоньки. По опыту Юсупова в девяти случаях из десяти такие огоньки довольно быстро перерастают в пожар в спальне или даже в скрытом от глаз углу.
Да, она явно недурна.
– Простите мою оплошность. Позвольте представиться, граф Феликс Юсупов…
– Я вас сразу узнала, – с легким акцентом в голосе перебила его барышня и тряхнула светлыми локонами. – Вы ведь часто бываете в салонах с братом. Слышала, вы вместе играете в любительском театре. Знаете, я ведь тоже немного увлекаюсь… Вы как? Принимаете в свои ряды? Можем вместе сыграть?
– Труппой руководит мой брат. Я обязательно за вас замолвлю словечко, mademoiselle?..
– Ах, оставьте это, – хихикнула барышня и махнула ладошкой, снова слегка задев его грудь. – Мы живем в век просвещения и прогресса. Обойдемся без титулов. Марина. Марина Гейден.
Она протянула руку, но явно не для поцелуя. Юсупов кивнул, слегка пожал в ответ и отметил про себя, что такую барышню в труппу никак нельзя. Подмостки сгорят в пожаре страстей, любовных треугольников и шального кокетства. Но он сам не прочь отвести беду на себя, можно вон прям за теми шторами или еще в каком уединенном местечке.
– Приятно познакомиться, и надеюсь на скорую встречу… в вашем театре, – добавила Марина и испарилась в дверном проеме, оставив за собой тонкий шлейф магнолии.
Юсупов даже не успел сказать, что никакого театра толком нет. Хотя кого это волнует? Барышня явно имеет в виду совсем другое. И она удивительно настойчива, что графу даже понравилось.
***
Ближе к полуночи в главном зале стало посвободнее. Гости все больше собираются группками по пять-шесть человек. Главные сплетни пересказаны, новые – выдуманы. В курительной не продохнуть от плотного сизого дыма. Юсупова ненадолго хватило, покинул помещение после пары сигарет. Поискал глазами брата, но того как ветром сдуло. Может нашел себе развлечение на вечер.
Проскальзывая между гостями и раздаривая уже сникшую улыбку, Юсупов заметил подозрительное шевеление в дальнем конце зала. Дамы перешептываются, сверкают глазами, будто хотят попробовать запретный плод. Как говорится, и хочется, и колется. Влекомый щекоткой любопытства где-то под лопаткой, граф проследовал за волной ароматов и шорохом платьев. Преодолев лестничный пролет, он оказался в темноте. В гостиной опущены портьеры. Круглый стол по центру застелен багровой скатертью. Две свечи с высоким пламенем. Десяток мужчин и женщин держат ладони на столе и соприкасаются мизинцами.
За их спинами толпится пара дюжин зрителей с заставшим выражением любопытства и ужаса на лицах. Юсупов их энтузиазма не разделяет. Да что там, он мысленно взвыл – опять эти фокусы! Сейчас какой-нибудь грузный мужик с пышными усами или бледнокожая девица с острым подбородком начнет вещать размеренным голосом, вгоняя в транс. Сделает финт со столоверчением. Тут еще поди сообщник затесался, который непременно хлопнет дверью, скрипнет ногтем по стеклу или пошевелит занавесками.
– Оставьте это, – властным голосом сказала женщина в темном платье с глубоким декольте. – Оставьте ваш скепсис. Кто пришел за правдой – останьтесь, кто пришел ради забавы – покиньте зал.
Юсупов мысленно усмехнулся. С модой на месмеризм скоро все эти медиумы-гадалки повыгоняют хозяев из их домов. Сегодняшнюю «командиршу» ничто не отличает от ей подобных, коих граф насмотрелся за почти девяносто лет. Эта и правда сложная, холодная, угловатая. Тонкие запястья, высокие скулы, нездоровая бледность – будто вышла из бульварных романов прошлого столетия. Суккуб, вампирша во тьме ночной и, не сомневайтесь, какая-нибудь Маруся, Иванова дочь при свете дня. Кем она себя называет сейчас? Воплощением Святой Марии? Может сложным именем с отсылкой к античным эпосам? Скажем, Кассандра или Мельпомена? Нет, у этой недостаточно холода и безразличия в глазах. Видимо, недавно практикуется в этой роли. Старается производить впечатление, но не переигрывать. Роза. Да, скорее всего Роза, Розалия, Розмира…
– Роза Лесаж, – все тем же тоном произнесла шарлатанка.
Юсупов едва сдержался, чтобы не хлопнуть себя по лбу. Нет, ему и самому пора организовывать спектакли с полетом в иное измерение. То-то спросу будет… и смеху. А уж папеньке как понравится – разнесет весь кабинет в крошку.
Прижав кулак ко рту, Юсупов скрыл ухмылку. Интересно, сколько продлится это представление? Десять минут? Может двадцать? Или до первого обморока?
– Меня зовут Роза Лесаж, – повторила медиумица. Ну а как ее еще назвать-то? – Я из древнего рода. Воплощалась жрицей в Древнем Египте, затем хранителем знаний в ордене Тамплиеров. Была ученицей самой мадам Ленорман. Имею посвящение третьей степени магического ордена Золотой Зари. Знаю прошлое и вижу грядущее.
Ее голос напоминает волны, которые накатывают на берег с удвоенной-утроенной силой снова и снова. Тон не меняется, лишь чередуется интенсивность – от властного к почти заискивающему. Хм, может Роза не так и проста, как кажется. По крайней мере, технику гипноза освоила.
– В призыве духов умерших есть правила, – продолжила та. – Блюсти тишину. Света не разжигать. Рук от стола не отнимать. И ни коем случае…
Шарлатанка выдержала театральную паузу и окинула гостей тяжелым взглядом.
– Ни в коем случае не прерывать сеанс. В противном случае дух не сможет вернуться в астральный мир. Будет скитаться здесь, среди вас, питаться вашими чувствами, вызывать дурные сны, путать мысли. Держите магический круг и тянитесь к свету, – закончила она.
На этих словах участники сеанса переглянулись и плотнее сомкнули руки. Некоторые даже прижались плечами. Остальные зрители переминаются с ноги на ногу, встают на цыпочки, перешептываются.
– Я призываю дух… – Роза запнулась.
– Михал Сергеича, – напомнила ей дама напротив. Уже в летах, но все еще с роскошными локонами и такими же роскошными бриллиантами в ушах, на шее и на пальцах.
Интересно, сколько из этих украшений сегодня перекочует в карман медиумицы?
– Михаил Сергеевич, – томно повторила Роза. – Приди! Приди! Мы призываем тебя.
С минуту не происходит ровным счетом ничего. Публика успела заскучать. Шепотки стали громче, а шарканье каблуков – настойчивее.
– Приди, дух! Призываю тебя! – сорвалась на крик Роза.
Под потолком что-то лопнуло и осыпалось осколками хрусталя с многоярусной люстры. Публика ахнула. Кто-то даже взвизгнул совсем не женским голосом. Юсупов же сохраняет непроницаемое выражение лица. Темнота ему не помеха. Он хорошо видел, как из-за шторы в самом углу мелькнула тонкая рука с предметом, похожим на рогатку. Серьезно?
– Не размыкайте круга! – скомандовала Роза. – Спрашивайте.
– Земельный надел в Псковской губернии, – срывающимся голосом сказала дама в бриллиантах, – переписать на младшенькую Ирочку или продать на аукционе? Невестка-то давно на меня зуб точит. Со свету сжить хочет, а я на своем стою и…
– Ответь! – перебила ее Роза и погрузилась в молчание.
Она опустила голову, закрыла глаза, сделала несколько нервных движений плечами, локтями. Потом и вовсе ее как озноб прошиб, и угри в панталоны залезли. Задергалась, завздыхала, завыла утробно.
– Не дай… не дай невестке погубить себя, – раскачиваясь в наигранном экстазе, не своим голосом вещает Роза. – Надел себе оставь… себе. Будет тебе знамение в грядущем месяце. Купец найдется. Сынок у него юродивый… так и узнаешь его. С ним не торгуйся. Человек он божий. Ему завещай… скажи, гхык… гхык… скажи, должок от Михал Сергеича уплачен. Гхык… ой, не могу больше… гхык… горю вся, горю-ю-ю!
Стол загудел, затрясся. Зрители заохали-заахали, заозирались друг на друга.
– Круг! Держите круг, – тем же загробным голосом приказала Роза.
От люстры снова откололись хрусталики и со звоном покатились по полу. Участники спиритического сеанса с напряженными лицами удерживают руки на столе. Бросают взгляды, полные страха. Еще секунды вздохов, гула ножек стола и тряски – и все смолкло.
Роза откинулась на стуле и хрипло сказала:
– Ушел.
Шепот перерос в гомон. Гости потянулись к шарлатанке. Каждый предлагает свою цену, спрашивает, когда можно ожидать визит с того света и так далее. Юсупов протиснулся прямо к портьере. Едва заметным движением ухватил тонкое, почти детское запястье. В ответ услышал недовольное шипение. Из полумрака на него уставились круглые, но неиспуганные, скорее наглые глаза. Пареньку от силы лет пятнадцать, даже пух над губой не пробился.
– С рогаткой сам придумал? – вполголоса спросил Юсупов.
– Не рогатка это, – буркнул парень и вырвал запястье. – Сдадите?
– Да зачем мне? Представление хорошее, но с люстрой ты зря. Хрусталь нынче дорогой. А этот – итальянского производства.
Парень поджал губы, но глаз не опустил. Так и пялится с вызовом. С ним держи ухо востро.
– Вот что. Придешь завтра к булочной на Малой Конюшенной. Знаешь где?
Парень кивнул.
– Работу тебе дам. В театре, – сказал Юсупов и подмигнул. – С канатами занавеса управишься?
– Знамо дело, – ответил тот. Затем забегал глазами между портьерой и окнами и спросил, – точно не сдадите?
Юсупов хмыкнул, сунул руки в карманы и небрежной походкой направился к выходу из зала. Что ж, сходить в салон оказалось хорошей идеей. По крайней мере, два новых знакомства у него заимелось. Осталось понять, насколько они многообещающи.
***
Николай сидит смурной, прикрыв глаза ладонью. Мало того, что не соблазнил никого на этот вечер, так еще и напиться не удалось. Автомобиль дважды подпрыгнул на ухабах, рыгнул выхлопом и продолжил движение по ночному Петербургу.
Юсупов плотнее закутался в пальто, поправил шарф. Он знает, как брату хочется выпить. До дрожи в коленках, до зубной боли, до рычания откуда-то из глубин животной натуры, что кроется в каждом. Все это граф проходил долгими днями и ночами после обращения. Вот только тяга к крови никогда не сравнится с тягой к опиуму или спиртному.
– Я нашел нам помощника для работы с декорациями, – нарушил молчание Юсупов. – Подтяну его к твоей новой постановке. Сделаем движущийся экран.
– Угу, – только и ответил Николай.
– Пригласим Муравьевых, Зубовых, может Северянина с Ларионовым.
– Угу.
– Думаю, тебе пора расширять труппу. Папенька никогда не одобрит твоего театрального увлечения. Но есть маман…
– Угу.
– Тебя сама графиня Воронцова-Дашкова похвалила. Думаю, после такого заявления маман найдет управу на черствое сердце папеньки. А там, глядишь, он и уступит семейный театр.
Даже после такой фантазии, которая давно видится в грезах Николаю, тот не дернул и подбородком.
– Все еще тянет? – спросил Юсупов.
– Я будто ничего не чувствую, – сквозь рокот автомобиля отозвался Николай. – Будто вообще не способен больше чувствовать без опия или спиртного. Эти демоны всю душу из меня выпили, свели с ума. Как теперь жить?
– Жить надо. Перерывы между наркотическими ломками – это не жизнь. Ты ведь актер. Сыграй чувства, пока сам в них не поверишь.
– Это тебе помогло после обращения?
Юсупов дернул уголком рта и ответил не сразу:
– Со мной было все иначе. К тому же, я не настолько талантлив, как мой брат. Потому у меня ушло гораздо больше времени.
Николай наконец открыл глаза и покосился на брата.
– Ты хорошо держишься, – сказал Юсупов. – Продержись до лета, а там – махнем в Лондон или в Париж. Я говорил тебе, что подумываю пойти на учебу в Оксфорд?
Этот вопрос-таки вызвал ухмылку на лице Николая. Значит, все не так уж и плохо. Совсем неплохо.