– Ой, батюшки! Ваша Светлость!.. – вскрикнула кухарка и прижала пухлые ладошки к розовым щекам.
Юсупов еле держится на ногах, а когда услышал этот озабоченный тон, и вовсе потерял равновесие. Колени подкосились, и тело буквально сползло по стенке на вычищенный пол.
– Ш-ш-ш, – произнес Юсупов, поднеся указательный палец к губам.
Изрядное количество выпитого коньяка, шампанского и какой-то уж очень сладкой наливки превратили ноги в желе. Голову будто через центрифугу прокрутили, отчего перед глазами все плывет. Кухарки теперь уже не две, а три. А лоснящееся лицо, сжатое ладошками, напоминает жабу-тройняшку, если таковая существует в природе.
Юсупов не сдержался и прыснул от смеха. За спиной тихо скрипнули петли, пахнуло морозным воздухом, что приятно разбавил кухонные ароматы выпечки и чего-то пареного. Неуверенный стук каблуков тут же сменился склизким чавканьем и тихим стоном.
– Да что же это?.. – вновь подала голос кухарка, так и не отняв ладошек от лица.
Юсупов, прилепившись к стене, попытался подняться, но все осложнила тяжелая мужская рука, что сдавила его плечо и потянула к себе. Кухня калейдоскопом пронеслась перед глазами. Затем картинка остановилась, и в лицо с хрустом уткнулось что-то мокрое и холодное. Снег размазал остатки грима. А через секунду над ухом раздался громкий смех. Да такой заразительный, что Юсупов его подхватил. Как ни старался успокоиться и шикать, смех стал лишь громче.
Если маменька и папенька услышат пьяный хохот Николая, избежать выволочки от Юсупова-старшего не удастся. Они с братом и так навеселе вторую неделю, возвращаются в родные пенаты далеко за полночь. Если быть точнее, и вовсе под утро. Ну вот как сегодня.
Прислуга уже на ногах, начинает приготовления к новому дню. А тут не кстати заявляются сыновья Ее и Его Светлости – старший Николай и младший Феликс. И бог бы с ними, с обычными пьяными молодыми шалостями. Но ведь сегодня – последний день святок. Николай в костюме статного гусара с пышными усами, один из которых отклеился и безвозвратно утерян, кажется, уже после второй бутылки коньяка. Феликс же в пышном грязно-розовом платье ресторанной кокотки. Поленька – подруга Николая по театру и по амурным делам – одолжила сей наряд, обшитый рюшами и дешевыми бусами. Да еще знатно так намалевала физиономию гримом, начесала-накрутила локоны, что молодой граф сам в себя влюбился.
– Тише, тише, – зашептал он, прижимая указательный палец к губам. – Разбудим родителей, уже не сработает оправдание про затянувшуюся репетицию в театре.
– Ну тогда скажем, у нас был премьерный показ для своих. Заимел оглушительный успех, а тебя и вовсе вызывали на бис шесть раз кряду! – бархатным баритоном отозвался Николай и снова рассмеялся.
Юсупов отдышался, сфокусировался на газовой лампе, затем медленно перевел взгляд на кухарку и прошептал:
– Только никому.
Розовощекая кухарка, кажется, и месяца не работает. Не обвыклась еще к нравам молодых господ. Так и стоит, выпучив глаза, не смея двинуться с места.
Наступая на испачканный талым снегом подол, напомаженный граф поднялся. Левый глаз щиплет от туши. По полу с тихим шорохом рассыпались оторванные от платья бусины и закатились по углам. Буквально наощупь подхватил брата под руку и помог встать. Поскальзываясь на каждому шагу, молодые люди двинулись от черного входа в жилую часть дома. На пороге из кухни Юсупов обернулся и повторил шепотом кухарке:
– Никому.
Розовощекая девица закивала и проводила круглыми как блюдца глазами.
Дойти до спален в тишине не удалось. Николай то и дело скрипел подошвами сапог, ржал как конь и падал, падал, падал. Юсупов мысленно вел обратный отсчет до встречи с тем, кого в этом доме принято звать «папенькой». Опять устроит выволочку на повышенных тонах, пригрозит позором семьи, а может и пристукнет кулаком по столу. Все, как обычно. Юсупов это столько раз видел и слышал, что даже подыгрывать надоело.
Николай повалился на постель, не сняв сапог. Почти сразу засопел. Единственный ус болтается от глубокого дыхания.
Юсупов и сам бы рад повалиться в забытьи, да хоть прямо вот так – в рваном театральном платье, уткнувшись в ковер перепачканным гримом лицом. Где-то в коридорах доносится недовольный гомон. Что ж, возможно сегодня не придется врать про театр, оглушительный успех и выход на бис. Он просто смертельно хочет спать.
Отойдя от спальни брата на пару десятков шагов, Юсупов нос к носу столкнулся с папенькой. Коренастый, кряжистый мужчина, с почти черными глазами, которые прожгут дыру. Генерал-майор из Свиты Его Величества. Таков уж он – Феликс Феликсович граф Сумароков-Эльстон, князь Юсупов. Командир полка, а заодно и подставное лицо, которому Юсупов отдал и имя, и фамилию, и даже часть своей биографии. А как вы хотели? Быть вампиром – это не только кровь пить и не стареть. Это еще придирчиво подбирать людей себе на подмену, чтобы не вызывать подозрений у окружающих.
Конечно, Юсупов – не единственный вампир в дворянских кругах. Да и финт с подменой личности – не редкость. Надо лишь все хорошенько обставить, пропасть на время или на крайний случай инсценировать смерть. А пока кто-то другой играет роль папеньки-дядюшки, потихоньку готовить себе новую личину. Можно даже не отходить далеко от оригинала. А там – кто разбираться будет? Вы думаете, одинаковые имена у дворянских семей – лишь преемственность поколений? Чередование Николаев и Борисов – просто совпадение или дань предкам? Ну-ну.
– В кабинет ко мне. Живо, – сквозь зубы процедил Юсупов-старший.
– Да, папа, – сокрушенным тоном ответил молодой граф и поплелся следом.
Что ж, выспаться сегодня не удастся.
Хотя знаете что? Черт с ним!
Едва папенька громыхнул дверью кабинета, как Юсупов поднял указательный палец и сказал:
– Прежде чем ты разразишься громом ругательств и обвинений в мой адрес о том, что я – позор нашего рода, позволь напомнить – кто ты здесь и за что тебе платят?
Юсупов-старший побагровел, щеки затряслись, но открыть рот он так и не успел.
– Вот и славно, – сказал не-совсем-сын. – У тебя своя роль, у меня – своя. Но сейчас не тот повод, чтобы отыгрывать ее до конца.
С этим молодой граф и восьмидесятивосьмилетний вампир покинул кабинет того, кого принято в этой семье называть папенькой. И не смог сдержать ухмылку, когда за спиной раздался тяжелый грохот. Кажется, со стены слетел портрет государя. Или его мраморный бюст сделал фееричный полет через все помещение.