Спустя полчаса, вымытый и переодетый в чистое Орлан торжественно восседал за столом и поедал пищу под присмотром трех пар глаз. Еда казалась ему колюче-приторной, и он медленно, как на выставке, подносил ложку ко рту, долго пережевывал и глотал как гусак.
– Да, вот он – мой сынок! – мелодично пела мать. – Настрадался-то как! Тот мальчишка его раззадорил. Договорились они сыграть сценку драки как в театре, а сам потом в кусты, когда вышло по-настоящему! Орлан так испереживался из-за его подлости и жестокости! Подставил на ровном месте из-за девчонки, с которой дружит мой сын в классе! Орлан – настоящий красавчик, глаза зеленые, свои, без линз – это сейчас такая редкость! И фигура у него как надо – мальчишеская, подтянутая, ничего лишнего! Да на него начинают смотреть – глаз оторвать не могут! Клад для рекламодателей! А тут такая пакость – оклеветали, оболгали, сделали моего малютку социально опасным элементом! Запретили выходить на люди. А в квартире какой климат – страшно представить, что с его кожей будет уже через месяц, а через 13 – уму не постижимо! Я вас прошу, помогите, чем можете! Не дайте свершиться несправедливости… – мать, сидя в углу дивана, поочередно протягивала руки то к одной, то к другой гостье.
– Орлан, конечно, мальчик симпатичный и спокойный, всегда здоровается, – отозвалась хорошая знакомая матери Таисия Григорьевна. – Но, милая, во всем городе теперь для него нет места, а к вам поток посетителей нестабильный… Рекламу на всех открытых местах – лице, шее, руках – отменят 100%. Думаю, что нательные участки пострадают тоже. Заграва, ты же понимаешь, что хотя рекламодатели на ногах, попе, спине и брюшной области утверждают, будто их реклама предназначается исключительно для домашнего просмотра, на самом деле надеяться, что дети – есть дети. Где-то мальчик закатает брюки, пока будет бегать по лужайкам, там, глядишь, вымажет футболку и поскачет без нее среди людей в раздевалке или бассейне – вот реклама рекламодатели ненавязчиво и сработает. А теперь, пожалуй, и эти откажутся.
– И зачем, зачем нам тогда его воспитывать? Ведь хочется, чтобы у ребенка было самое лучшее – и одежда, и техника, и спортивные секции, и развлечения… И друзья! Ну как он сможет поддерживать дружбу без рекламы? Ни одни родители не захотят смотреть на такого убогого друга, у которого нет ни одной рекламной надписи! Я не хочу, чтобы мой сын стал изгоем, – мать громко зарыдала, слезы скуденько потекли по щекам.
– Ну-ну, милая Заграва, успокойся! – Таисия Григорьевна, сидевшая ближе к плачущей, попыталась ее приобнять. – Не все так плохо. У меня есть целых два варианта. Первый – это рекламодатель марки обоев. Он готов стать спонсором Орлана на весь этот сложный период. Реклама будет по всему телу мальчика, и друзья от него не отвернуться. Правда, здорово! – фальшивое веселье расцвело на лице, испещренном сотнями логотипов. Таисия Григорьевна была собирателем: в сложных ситуациях выступала буфером между рекламодателями и обычными людьми, улаживала спорные моменты и служила базой данных всевозможных сплетен и старых забытых дел. Брала мзду с рекламных агентств, а при удачных сделках и с их клиентов. «Имела свой интерес везде», как говорится.
– И сколько будет откат? – мгновенно среагировала мать.
– Триста шеледей за все.
– Триста шеледей за рекламу по всему телу на 13 месяцев?! – у матери от негодования перехватило дыхание.
– Да, точно! Это здорово – твой сын всегда мечтал стать брендовой рекламой, и теперь мечта станет явью! – как ни в чем не бывало продолжала щебетать собирательница.
Мать зарабатывала такие копейки обычно за полмесяца рекламы на одной половине щеки. Орлану стало тошно от подобной мега-брендовости, и он начал жадно пить воду из стакана.
– А второй вариант? – как утопающий схватилась родительница за маячившую вдали соломинку.
– Кхе-кхе… Это вариант на любителя. Знаешь, есть 3 фирмы, у них специфическая реклама…
– Специфическая?
– Да. Это реклама перед объективами камер-двадцатиминуток. Орлан будет во время 3-х минутного осмотра квартиры выделывать разные разности, чтобы привлекать внимание. В идеале рекламодатели хотели бы, чтобы охранники ждали те 3 минуты, когда его будут показывать! Этакое веселое шоу на 3 минуты.
– Это шоу, где голые позируют на камеру или имитируют правонарушения?
– Кхе… Да, но в случае Орлана будет другой сюжет, своя схема, он же еще мальчик.
– И сколько?
– 120 шеледей в месяц при условии, что он будет справляться. Иначе… 8 шеледей за 2 месяца.
– Сколько? Да коробка яиц из 10 штук стоит 12 шеледей. Туалетная бумага, блок из 8 штук – 15 шеледей! Про остальное даже думать в разы дороже! Крохоборы! Изверги! – вопила мать в ужасе. – Как мы выживем? Как? – и она разрыдалась по-настоящему.
– Ну-ну. Будет тебе, будет… – спокойно и настоятельно проговорила Таисия Григорьевна. – Подумай, взвесь спокойно. Можно попробовать с рекламой в 3 минуты, а если не пойдет – созвонимся с обойной фирмой.
– А работы на дому нет? – всхлипывала мать. – Может поработать куклой-завлекалкой на улице? Они же в костюмах, никто и не будет знать, что это он.
– Нет. Работа куклы низкооплачиваемая, безличностная, но иногда люди хотят видеть, кто под костюмом. Отказывать нельзя. Да и отсутствие Орлана дома будет бросаться в глаза. К тому же труд до 14 лет запрещен. Так что, милая, обдумай все хорошенько. Мне пора. – Таисия Григорьевна встала и без проводов, по-деловому махнув Орлану, вышла из квартиры.
Вторую тетку Орлан видел впервые. Она была толстая, с жиденькими волосиками, несколькими подбородками и непонятно к чему надетыми четырьмя нитями жемчуга поверх обычной футболки.
– Заграва Вячеславовна, – пыхтя-пискляво открыла она рот. – Теперь моя очередь. Я предлагаю продать его в рабство. Да-да! Не перебивайте! Сначала выслушайте до конца, а потом говорите! Контракт на 13 месяцев, и ваш сын будет приносить пользу обществу за пределами Мега-города. Реклама, работа, деятельность, общение – все включено! Ответ должен быть только один – «да»!
– Но что это за организация? И как такое возможно? И сколько… – начала мать.
– Стоп! – тряхнула подбородками незнакомка. – Все, что вам надо знать – ребенок будет под присмотром и возвращен вовремя! Деньги будут от выработки, но больше, чем предлагала эта скряга передо мной. Гарантирую! – рука пухлым пятном торжественно легла на нити жемчуга. Орлану стало не по себе: захотелось сбежать на улицу, как в детстве, наплевав на все запреты. Он даже подобрался и отстранился от котлеты.
– Мы умеем выжимать трудных мальчиков в послушные детки! По возвращении вы его не узнаете! Будет ходить по струнке и выполнять все распоряжения! Подпишите здесь!
– Сейчас? – робко простонала мать.
– Конечно! Здесь и сейчас, в 3-х экземплярах. У вас нет времени на размышления! В шесть вечера за ним приедет крытая машина. Соберите какие нужно на год пожитки, но только одну сумку, еды на день, и хорош сюсюкать! – совсем по-командирски пищала толстуха.
– Мама! – Орлан вскочил и бросился к самому родному для себе человеку. Женщина уже брала у незнакомки три подтверждающие документа-планшета. – Мама, мамочка, да разве можно меня в рабство?
– Молчи, сын, – как чужая отрезала Заграва и начала ставить отпечатки пальцев. Орлан шмякнулся на пол возле дивана и ненавидяще наблюдал, как его мамаша хлопочет с документами, а злобная толстуха довольно расплывается в ухмылке. Жизнь достигла апогея безысходности и злорадства, обнажив мертвый оскал всех без исключения погибших надежд.
***
Вечером мальчика погрузили в закрытую дорожную дом-капсулу. Внутри нее он обнаружил 2 кожаные кресла-кровати, панель простейшего пластмассового стола и биотуалета. Окна и компьютерная панель были наглухо заблокированы. В тесной коробке на колесах нечем было заняться, как только спать и думать… Переживать Орлану порядком уже надоело, изменить он ничего не мог, так что спал и спал, став равнодушным ко всему.
Ехали они долго. Не дождавшись каких-либо знаков, Орлан начал опустошать коробки с едой, затем перебрал сумку. Мать положила шорты, двое брюк, три футболки, свитер и зимнюю куртку, добавив 5 пар носков и трусов. Впихнула в боковой карман зубную щетку с пастой. И все. Пацан грустно вздохнул, подумав, что его пожитки безликие и могут принадлежать кому угодно. Но его родителей это никогда не беспокоило. Они не поддерживали ни фирменных игрушек, ни именных фишек, ни домашних питомцев, ни ручных роботов. Чуть ли не подписывались под конвенцией против виртуальной реальности со всеми ее побрякушками. В общем, как усмехался про себя Орлан, придерживались концепции «Не потраться и не скупись». Весь аскетизм их семейного мирка заключался в выражении 0:0 всего и по всему.
Конечно, он с интересом посматривал на одноклассников, по уши погруженных в гаджеты, хвастающихся новыми фишками, а он, тупо уставившись в пустоту, выслушивал очередные рассказы о круто проведенном времени. Орлан тянулся к их дорогому миру, но был чужим, поэтому лишь делал вид, что ему неинтересно или некогда. Именно из-за одиночества один из всего класса залипал в интенсивном изучении уроков. Но какой теперь и с этого толк? Через год он отстанет от своего класса навсегда и станет переростком-посмешищем. Мальчик поежился. Он знал всех ребят в классе всю жизнь, а они его, но дружбы так и не завязалось. Что он сможет достигнуть по жизни без связей, без денег? Будет, как отец, работать низшим звеном до гробовой доски? И кто вообще будет с ним рядом в эти невеселые 13 месяцев? Подобные мысли вились в голове до тех пор, пока капсула не остановилась.
На затерпших ногах мальчик неловко вылез на яркий свет. Солнце заливало все вокруг: дорогу, пожухлую траву, жилую постройку.
– Вот он каков – разбойник из Мега-города! – загорелый поджарый мужчина в темных очках хищно улыбнулся.
Орлан подобрался, нервно сжимая ручки сумки. Если честно, он уже приготовился к самому худшему. Что ж, если этот спортивный дяденька начнет с нагоняя, это не самое худшее.
– Так оголодал, что нет сил ответить? Или укачало?
– Нет, я просто… Меня никогда не укачивает.
– Это хорошо. Сумку сам донесешь?
Орлан кивнул.
– Отлично! Меня зовут Борис Стеценко. Я твой наставник на ближайшие полтора месяца. Сегодня 17 июля и мы на море. Был когда-нибудь у большой воды? Плавать умеешь?
Нет, – паренек выразительно замотал головой, но чтобы наставник не подумал про него лишнего, затараторил. – Но море и воду часто видел на мониторе, особенно в рекламе. И даже видел настоящее озеро в доме Первого района. Очень большое, – для наглядности он развел руки в стороны, специально оставив сумку в левой руке, чтобы показать, что он не слабак.
– Пошли за мной. По дороге расскажешь о своих друзьях из 1-го района.
– У меня нет друзей в 1-м районе, и вообще их нет… – бледнея, сознался Орлан.
– Да?
– Точно, – утвердительно махнул рукой новенький. – Я из 2-го района, и у нас все знают, что жители 1-го района – говно. Хотя многие их в глаза никогда не видели.
Борис весело рассмеялся.
– А жители других районов – ангелы?
– Не обязательно. Но те к себе пускают хотя бы по улицам походить, кроме особых зон, конечно. У отца на работе тетя Клава угощала меня конфетами и подарила мини-робота котика, когда мне было 10 лет. Правда, он быстро сломался. А в 4-м районе мы как-то в детстве ходили на праздник красного дракона. Там зажигали сотни фонариков с настоящим огнем!
Они спускались вниз по довольно крутому склону между боковыми стенами старых многоэтажек.
– А твой район самый лучший? Уже скучаешь по нему?
Орлан запнулся. Он боялся, что сейчас последует выволочка, и молча сопел, едва поспевая за мужчиной.
– Значит самый плохой? Ни к чему в нем сердце не лежит?
– Я не хотел его бить, просто не сдержался, – Орлан с вызовом и болью одновременно уставился на спутника. – Он весь как наш район, этот блондин. Вроде бы рядом, но чтобы подойти надо заплатить. И без денег тебя нет, совсем!
– Ну, тогда тебе выпадает шанс найти новых друзей, если справишься. А сейчас тебя ждет сюрприз. Давай сумку подержу. Топай быстрее!
Они повернули в какое-то здание, прошли сплошной пластиковый коридор и вышли к зеленому пятну.
У Орлана перехватило дыхание. Прямо перед ним начиналась и уходила за горизонт огромная лазурная вода. Она сверкала золотом и серебром на солнце, вздымалась неровными рядами и обрушивалась пеной на камни. Мальчик часто заморгал, вода осталась на прежнем месте. Ее неровное, но мощное дыхание приятно ласкало слух. Сказать, что он был очарован – ничего не сказать.
– Это море? – тихо спросил он.
– Море. Понравилось?
– Да, – Орлан повернулся к наставнику. – А можно к нему сбегать?
– Завтра. Сегодня у тебя кабинет рекламы. Но сначала я тебя покормлю. Идем.
Стеценко направился в здание. Орлан семенил за ним. Он замечал, что новый коридор, по которому они шли, благоухал запахом незнакомых растений и пестрел аппликациями из ракушек, сделанными скорее всего детьми. Настроение улучшалось, и все казалось в радужном цвете. Они зашли в комнату с едой, где размещались странные столы и стулья, на стенах висели якоря и рыбачьи сети. Пол и потолок представляли собой гигантские мониторы, каких паренек даже представить не мог.
Наставник взял поднос и поставил на него 5 тарелок и пару чашек. Орлан делал вид, что ему неинтересно, но есть вдруг захотелось ужасно. Они присели.
– Чего застыл? – удивился Борис. – Ешь давай!
– А что для меня?
– Все для тебя, глупый, лопай давай.
Повторять не пришлось. Счастливый Орлан изголодавшимся волком налетел на обед.