– А вы кто?!
Первой пришла в себя женщина.
– Мамочка…– чуть снова не заплакала девушка, – ты меня не узнаешь?!
Мужчина тоже оклемался, и внимательно всмотрелся в Ареську. Проблеск понимания и вспоминания осветил его глаза.
– А…а….а…….. Аресья?! – выдавил он из себя.
– Аресенька……..АРЕСЕНЬКА?! – закричала женщина, и схватила девушку в охапки.
Новые потоки слез легко могли бы превратить речку в соленое озеро, а то и море, но Чар, деликатно покашливая, сказал, что не мешало бы отправиться домой. Малыш очень устал, освобождая родителей из ледяного плена. Ему бы поесть.
Новая порция поцелуев обрушилась на гребешок фениксенка и вообще, на всего него.
Все согласились, что, если будет желание, дорыдать они смогут и в пещере. А уж говорить там и точно удобней.
Чар обратился в Дракона, все заняли посадочные места на его широкой спине, фениксенка Ареська надежно прижала к груди.
И Чар взлетел. Сейчас он летел помедленней, всё-таки тяжелее ему было, да и беречь надо всех, кто ему доверился. Но и этот полет пришел к завершению.
Они подлетели к водопаду. И застали там прелюбопытнейшую картину.
Тетка сидела всей собой на земле, с таким ошеломленным видом, и с такой красочной, имеющей тенденцию увеличиваться шишкой на лбу, что было совершенно понятно, что дело без разбега не обошлось.
Дракон опустился на землю. Все сошли с него.
Две сестры оказались лицом друг к другу.
– Здравствуй, сестрица, – сказала мама Ареськи.
– Чур, меня! Сгинь, сгинь, призрак! – заблажила тетка, – вы же пропали!
Её глаза, почти вылезшие из орбит, не будем обижать раков, бешено вращались, пытаясь охватить всю картину сразу.
– Ну, что, сестра, надо поговорить. Чар, разреши ей пройти в пещеру.
Нам надо получить от неё отчет, по нашему состоянию, оставленному нами дочери. О том, как она им распоряжалась, что делала для своей племянницы. Все подробности.
Тетка как-то сразу съежилась.
Козел, не дурак поди, быстро понял, что тут ему делать нечего, у тех, кто собрался рога покруче, и сделал ноги в обратном направлении.
Все вошли в пещеру. И похоже, слезы и разговоры, пока откладывались.
С лица тетки можно было писать картину:
«Приплыли».
И что характерно, сама же прибежала. Никто её не звал.