Глава 15
Лесника Бруно тогда принесли сыновья. Ольгерд с матерью только вернулись из леса с полными корзинками грибов, а Ральф и Руперт сидели с отцом на руках прямо на траве у крыльца. Из живота лесника хлестала кровь.
Мать передала корзину Ольгерду и велела парням быстро заносить больного в дом, класть прямо на длинный стол.
– Жди здесь, – приказала она сыну, забегая на крыльцо.
– Что? – спросила знахарка, отрезая ножом лохмотья рубахи лесника.
– Кабан подрал на охоте, – ответил старший, Руперт.
Она обтёрла края раны смоченной чистой тряпицей. Взглянула на лицо и отодвинула веко большим и указательным пальцами. Зрачок двигался из стороны в сторону, ни на минуту не останавливаясь. Знахарка приложила ладонь ко лбу Бруно, и в этот момент из уголка его рта потекла струйка крови. Он закашлялся, но глаза не открыл.
– Его не спасти, – бесцветным голосом сказала целительница.
Парни угрюмо посмотрели друг на друга. Потом на неё.
– Ему сейчас очень больно. Глаза двигаются – значит шок ещё недостаточно сильный, чтобы отключить все чувства. Единственное, чем могу ему помочь – быстро прекратить его мучения. Но решать вам.
Парни одновременно втянули воздух и, казалось, перестали дышать. Они понимали, что если эта знахарка говорит, что отец безнадёжен, значит спасения действительно нет.
– А если нет? – спросил Ральф. – Сколько он протянет?
– До темноты или, возможно, ночью отойдёт. Но всё это время будет мучиться. Очень сильно.
Руперт встал.
– Прощаемся, брат. Он бы хотел уйти без мучений.
Сыновья подошли к отцу.
– Он нас слышит? – спросил старший.
– Душа точно услышит, – ответила женщина и отошла подальше, чтобы не мешать прощаться.
Руперт наклонился к отцу и что-то ему прошептал. Поцеловал в лоб и отодвинулся в сторону, пропуская брата. Ральф, такой же здоровый, как брат, тоже наклонился, но произнести ничего не смог. Рыдания душили молодого парня. Он пытался сдерживать их, и только слёзы текли ручьями. Затем он встал на колени у стола, взял руку отца в свою и прислонился к ней лбом. Плечи его подрагивали. Брат подошёл и положил руку на его спину.
Знахарка в это время отвернулась к окну, ожидая, когда сыновья простятся с отцом. Взгляд её не был сфокусирован – она молилась Великой Пряхе, готовясь проводить к ней умирающего. Ольгерд заметил в окне мать и помахал ей.
– Пора, – услышала знахарка голос Руперта и повернулась к братьям.
Ольгерду показалось, что мать кивнула ему, чтобы заходил, и он поспешил в дом.
В это время она подошла к Бруно и большим пальцем надавила ему на жилку у основания шеи.
Ольгерд вошёл как раз тогда, когда нога лесника дёрнулась, а мать держала руку на его шее. Но она не помогла ему, а ещё сильнее надавила, и человек испустил последний выдох.
Глаза Ольгерда расширились от ужаса, и он бросился из избы.
Мальчик бежал, задыхался, руки болтались чужими плетьми, а ноги запутывались в траве. Он слышал, как мама кричала ему, просила остановиться, но дикий страх гнал его прочь.
В какой-то момент он почувствовал, как кто-то хватает его за руку, и тело само разворачивается от рывка. Он увидел чудовище, которое вот-вот его сожрёт: огромная пасть раскрылась, а липкое щупальце уже затягивало его руку к себе в нутро. От шока мальчик потерял сознание.
Мать сидела на траве, обнимая Ольгерда, и качала его, тихо напевая.
Маленький мой мальчик,
Сладенький мой зайчик.
Мама обнимает,
Любовью исцеляет.
Солнышко родное,
Моё дорогое,
Ты дыши свободно —
Тело успокоит.
Мама обнимает,
Любовью исцеляет.
Наконец он открыл глаза. Увидел её лицо и улыбнулся. Но потом улыбка резко сошла с его лица, он сжался в тугой комок и испуганно выпалил:
– Мама, а ты правда убила того, кого к тебе принесли лечить?
– Он умирал, сыночек, – вздохнула мама. – Ему было очень больно, и он сильно мучился. Его нельзя было спасти. Можно было только облегчить его страдания, прекратив их.
– Но ведь так нельзя! – вскрикнул Ольгерд и резко встал, отойдя от матери. – Это же живая душа! Нельзя! Нельзя убивать! А вдруг он бы выжил?! А ты ему не дала!
– Милый. Сыночек. – Знахарка старалась говорить мелодичным успокаивающим голосом: она боялась, что мальчик снова побежит от неё. – Не всё в наших силах, и не всех можно спасти. С такими ранами, которые были у Бруно, не выживают.
– Почему? – упрямился Ольгерд. – Ты же зашивала большую рану на животе Анике, когда её ударил ножом брат. И она выжила.
– Потому что у Анике была разрезана только кожа. Её можно зашить. А у Бруно порвана не только она. Под кожей есть разные части – органы. И если их повредить, то зашить, как кожу, уже нельзя.
Ольгерд смотрел на мать и не знал, что ещё спросить. Чувство несправедливости не уходило. А с ним беспомощность, обида, разочарование в матери.
– Ольгерд, – продолжала она, – поверь мне. Я хранительница жизни, и ты же знаешь, что стараюсь помогать всем, кто ко мне приходит. Но Бруно уже нельзя было спасти. Можно было только прервать его мучения.
Ольгерд дышал уже чуть медленнее – успокаивался.
– И ты думаешь, его сыновья позволили бы мне его просто так взять и убить? Они же были там. И это именно они попросили меня прекратить его муки. Именно они пожалели своего отца.
Ольгерд сморгнул ещё несколько слёз и бросился, рыдая, к маме в объятия.
– Мама. Мамочка. Мне было так страшно! Я так испугался! А меня? Меня ты не убьёшь?
Мать взяла его лицо в свои ладони.
– Ты чего? Ольгерд? Конечно, нет! – Она поймала его взгляд. – Я тебя люблю и буду всегда тебя защищать! Слышишь?!
Он вжался в её грудь и разрыдался ещё больше.
– Мне иногда снится… Мне так страшно. Мне снится, что ты замахиваешься на меня ножом и хочешь убить! А я даже убежать почему-то не могу. Мама. Мамочка. Я так боюсь!
– Ольгерд, милый мой. – Хельга сильнее прижала сына к груди. – Я люблю тебя больше жизни! И всегда буду любить, сынок.