Глава 10
В эту ночь Хельга дожидалась рассвета на большом холме, с которого открывался чудесный вид на полноводную Рену и лиственный лес, стелящийся за ней. Сам холм был покрыт соснами. Они сбегали густым покровом до самого подножия. В ночь осеннего солнцестояния, когда кромка между мирами и временами становится особенно тонкой, травница чувствовала что-то непонятное: внутри сплетались тревога, предвкушение, упование на чудо.
Она подкинула дров в небольшой костёрчик и туда же – щепотку трав из мешочка со сбором для ясновидения. Год назад в его тумане она увидела себя, баюкающую малыша, и с такой надеждой проживала этот год, вглядываясь в каждого встречного мужчину… Но ничего. Ни искорки, ни волнения, ни нежности ни с кем не испытала.
И вдруг тело Хельги как будто пронзило током: «Помоги! Пожалуйста!» Сквозь дым она увидела девушку на снегу в окровавленной юбке, лежащую на грязном сене за сваленной телегой. Она была в забытьи и точно не могла никого позвать. Но место было как будто знакомо Хельге. И сама девушка кого-то ей напоминала… Она хотела рассмотреть, что есть ещё вокруг, но не могла повернуть взгляд. Будто не она сама смотрела. А смотрела через кого-то.
– Оглядись вокруг! – попробовала обратиться Хельга непонятно к кому.
И тут взгляд начал двигаться. Телега была опрокинута недалеко от дороги. В одну сторону она убегала вдоль поля слева и леса справа. За лесом виднелась вершина небольшой горы с сосняком. В другую сторону дорога терялась в роще, за которой возвышался замок.
Видение исчезло так же внезапно, как и появилось.
Костёр почти догорел. Звёзды пропадали, и небо начало светлеть. Хельга встала, прошла на другую сторону холма и остановилась в задумчивости… С этой стороны открывался не менее прекрасный вид. Вид, где ближе к горизонту за лесом виднелись башни замка, на одной из которых даже с такого расстояния была видна огромная чёрная птица…
Целый день Хельга пыталась понять, что делать. В видении всё происходило зимой – вокруг было много снега. И непонятно – случилось ли это уже или только произойдёт в будущем.
Ко всем своим видениям в течение жизни Хельга относилась очень серьёзно. Хотя ей часто многое в них было непонятно, но когда она осознавала, что человеку в них грозит опасность, и на её голос реагировали, внутри появлялось удовлетворение такое же, как в жизни, когда она кому-то помогала исцелиться или выйти из беды.
Поэтому она решила, что несмотря на то, что пока непонятно, произошло это уже или нет, шанс, что это всё-таки предсказание, есть.
В замке династии Корбу Хельга побывала восемнадцать лет назад. Больше там появляться не рисковала. Обычно всем необходимым её обеспечивали люди, которым она помогала и которые сами её находили: кому-то делала заговоры, кому-то по картам давала ответы на сложные вопросы, кого-то исцеляла.
Когда восемнадцать лет назад местный врач семьи сказал, что не выживет ни рожающая жена графа, ни ребёнок, служанка графини Софи обмолвилась господину графу, что в окрестностях есть травница-знахарка Хельга, «у которой рожают все».
Обезумевший от горя Робер Корбу приказал срочно найти и доставить повитуху в замок. Так на свет появился Роман Корбу. Графиню спасти не удалось, а мальчика Хельга выхаживала полгода. Он умирал каждую ночь, и каждую ночь каким-то образом она вытаскивала его обратно в жизнь.
Пока знахарка боролась за жизнь младенца, его отец, который не мог пережить потерю жены, ночь за ночью то напивался до состояния ниц, то устраивал оргии, а то и покушался в пьяном бреду на сына, виня его в смерти любимой. И только Хельга умудрялась его остановить и не допустить беды.
Проспавшись утром, он гордился наследником и напоминал травнице, что пока жив ребёнок, жива и она, но если вдруг с сыном что-то случится, ей тоже не жить.
Когда Роману исполнилось полгода, он начал прибавлять в весе, и опасность миновала. Хельга сказала графу, что теперь мальчику нужна только кормилица и няньки, а ей пора домой. Робер пытался оставить её на жаловании в замке, но Хельга не могла жить за высокими стенами. Она и эти шесть месяцев еле-еле протянула только из-за необходимости сохранить жизнь младенцу.
– У тебя будет достойный дом, слуги, жалование. С твоим талантом от людей отбоя не будет, – уговаривал её граф.
– Да пойми же! Не могу я жить в несвободе! И дом у меня свой есть, и командовать другими не хочу. Талант мой угаснет тут. Мне нужно уединение, природа. Среди такого количества людей я траву не услышу, с растениями целебными связь потеряю и лечить никого не смогу.
– А вдруг… – опустил голову Робер, – когда ты уйдёшь, я вред Роману причиню?
– А ты не пей вина столько, – ответила Хельга. – В тебе злость когда просыпается? Когда вина обопьёшься, соображать перестаёшь и себя контролировать не можешь. Представь, что живёт в тебе змей злой, и пока ты его не кормишь – у него сил и нету. А как только вино пить начинаешь, да так, что в глазах мутнеет и стоять на ногах не можешь, – так и всё, нет тебя. Вместо тебя это чудище. Руками твоими двигает и пакости изо рта изрыгает…
– А как не пить-то? Как о Софи подумаю, так такая дыра в душе открывается, столько боли там, что кажется, и я лягу и умру. А вино выпью, так и отпускает чуть-чуть.
– Отпускает, пока пьёшь. А утром вспомни как?
– Ещё хуже, – признал граф.
– Конечно, хуже. А если ещё и сыну вред причинишь пьяным, так вообще себя не простишь никогда. Вот тогда и правда останется только ложиться да помирать.
– А что делать-то, когда и без вина плохо, и с вином ещё хуже?
– Попрощаться и отпустить жену. Я тебе помогу. Через неделю будет осеннее солнцестояние. Самое время для того, чтобы общаться с мёртвыми. Тогда и совершим обряд. Но ты должен пообещать, что после меня отпустишь, – Хельга умудрилась выразить свою просьбу тоном, не подразумевающим возражения.
– Если это поможет…