Лошади шли неспеша, наслаждаясь прохладой приходящего вечера. Песчаные поля с растущими на них колючками переходили в болота. Будто из ниоткуда появлялись небольшие озерца, покрытые ряской. Тут и там одиноко скучали низкие недоношенные природой деревца. На болотах кричал ухал, в водах булькало.
Кусал комар и овод, кружила мошка.
– Будь же проклята это ведьма, – сказал Гаррет, Хлопнув себя по шее.
Убитый комар успел напиться крови, и на руке осталось красное пятно. Гаррет недовольно хмыкнул, глянул на убитое насекомое, и затем растер комара по штанине.
– Юрий сказал, что недалеко от Задара есть деревенька. Но мы едем уже целый день – а ее нет как нет. Может мы не туда свернули? – проговорил Кесо.
Он начал ерзать в седле. Зад болел. Надо было отдохнуть.
– Да куда тут свернешь. Чертова дорога одна. А это что там? – Гаррет показал неожиданно появившиеся вдалеке огни.
По всей видимости кто-то разжигал костры. Пламя разгоралось. Послышались голоса людей.
Путники ударили каблуками под ребра коней и поскакали галопом к огням.
– Сжечь, ее, чертовку. Будь ты проклята, ведьма. Она сама созналась, – кричали голоса мужчин и женщин.
– Не иначе как ведьму поймали и сейчас жечь будут, – заволновался Кесо, когда они были в трехстах шагах от огней, – плакали наши десять тысяч золотых флоринов!
Путники увидели поляну, на которой собрались мужчины, женщины и дети, человек сто. За поляной виднелось три десятка домов с соломенными крышами. Видимо, это и была та деревенька, о которой их предупредил стражник Юрий.
В центре поляны стоял деревянный столб, обложенный ветками и соломой. К столбу была привязана полуголая старуха в лохмотья. Было похоже, что ее пытали каки-то страшным способом, и она смирилась с участью и покорно ждала, пока ее сожгут. Вокруг разложенных для казни костровища горели пять дежурных небольших костров, которые служили освещением.
Толпа расступилась и всадники оказались в центре. На лицах людей играло пламя. И Гаррету эти лица не понравились: они были недобрые.
– Что здесь происходит? Мы воины его величества, охотники за чудовищами. Кто здесь главный? Назовитесь, – прокричал Гаррет.
Его конь занервничал и встал на дыбы, Гаррет от неожиданности чуть не свалился в один из костров.
Из толпы к всадникам вышел невысокий худой старик с седой бородой. Он был одет в медвежью шубу, опирался на кривую палку с сучком на конце.
– Меня зовут Ней. Я староста деревни. Эта женщина ведьма. Сейчас свершится казнь божия. Ведьма сгорит, и дьявол заберет ее к себе, – прохрипел старик.
– Но какие доказательства? – спросил Гаррет.
Сотня пар глаз недобро смотрела на него.
– Ее внучка бесновалась, она закатывала глаза, и пена шла из рта. Священник отчитал ее, из нее вышли бесы, но через несколько дней все повторилось. Жители видели, как эта ведьма шептала что-то, когда внучка бесновалась, – сказал Ней, разжимая и сжимая морщинистыми пальцами правой руки сучок палки.
Гаррет посмотрел на Кесо, и тот широко открыл глаза, показывая, что ему эта история не нравится. Вдруг Гаррет обратил внимание на девушку лет шестнадцати, которая куталась в черный платок. В глазах ее стояли слезы.
– Ты та самая внучка? – обратился наблюдательный Гаррет к девушке, – как тебя зовут?
– Хельга… Меня зовут Хельга. Уверяю вас, моя бабушка ни в чем не виновата, и она не ведьма. Моя мама умерла при родах, и бабушка заботилась обо мне, – проговорила Хельга еле сдерживая слезы, которые душили ее.
– Да заткнешься же ты? – взвыл Ней, – или и тебя к лошади привязать?
Старик поднял палку и замахнулся на девушку.
– Так вы протащили эту женщину по земле? – гаркнул Кесо,– это жестоко!
Ней поставил палку на место, снова облокотился на ее и успокоившись ответил:
– Дорогой воин короля! А как же еще бы мы узнали, что она ведьма? Чертовка не хотела признаваться. А теперь ее слова обнародованы в суде. У нас и протокол имеется. Мы же не варвары какие-то, а по закону живем. И суд у нас божий, именем короля!
– Мудро ты говоришь, староста Ней, мудро. Но мы как раз охотимся за ведьмой. И если это она, то мы хотим засвидетельствовать перед королем ее смерть, – громко сказал Гаррет, смотря на освещенную пламенем толпу.
– Ночь уже приходит, людям спать пора. Но раз ты хочешь засвидетельствовать, то изволь! Сейчас мы ее сожжем, ведьма она и есть, – прорычал со злобой Ней. В его голосе чувствовалась угроза.
Гаррет дернул узду влево, подбодрил коня ударом каблука в ребро и сделал небольшую проходку перед толпой. Толпа расступилась. Гаррет остановился напротив старухи. Его и ее лица были на одном уровне.
– Ты ведьма? – спросил Гаррет, глядя в изуродованное лицо женщины.
Кожа старой была изрезана и стерта, но два живых глаза были наполнены смыслом. Женщина все понимала.
– Да, я ведьма, только огонь может остановить меня, – проговорила она кривыми губами.
Запекшиеся губы треснули. Кровь хлынула по подбородку.
На Гаррета смотрели добрые глаза, полные слез. Было понятно, что старуха защищает внучку. Любящее сердце отдавало жизнь за родного человека.
– Вот завтра и увидим, будет ли девчонка бесноваться. Если надо, и ее сожжем, – проговорил в спину Гаррета Ней, – а ты, законник, будешь свидетелем. Все по закону, по суду. Мы тут самоуправством не занимаемся, как видишь. А теперь пора приступать.
Хромая старик подошел к ближайшему костру и достал из него горящую ветку. Неспеша он стал идти к разложенному под женщиной костровищу.
– Не надо! Бабушка! – крикнула Хельга и кинулась к старосте.
Двое мужчин выскочили из толпы и схватили молодую за руки. Толпа пришла в движение, заулюлюкала, закричала. Плакали дети, орали женщины, молчали мужчины. Начинался шабаш.
Кесо подъехал к Гаррету.
– Мы ничего не можем сделать. Был суд. Ее сожгут, это решено, – сказал взволнованный Кесо.
Было видно, что он не рад такому развитию события, но что поделаешь, эта старуха не первая, кого сожгут на костре. И скорее всего не последняя.
– Сожгите меня, добрые люди, и вы увидите царствие божие, – завопила старуха.
Она затряслась в исступлении, грязное лицо покрывалось кровью: раны кровоточили.
Староста кинул горящую ветку под ноги старуху. Сухая солома вспыхнула, пламя поднялось к голове, лохмотья загорелись. Старуха в исступлении закричала.
– Хельга, уезжай, Хельга, – проорала она с надрывом, пар выходил из кривого рта.
Одежда быстры прогорела и за пламенем жители деревни и путники увидели старое израненное тело, которое запекалось от жара, дымило и лопалось. Запахло горелым мясом и палеными волосами. Костер гудел, поедая дрова и мертвую женщину.
– Никуда эта тварь не поедет, – засмеялся староста Ней. Пока не увидим, что она больше не беснуется.
Вскоре веревки обгорели, и старуха свалилась в костер. Следом упал столб. Люди начали расходиться.