Проснувшись, я резко открыла глаза и почувствовала дикую боль в левом глазу и правой руке. Я не могла пошевелиться. Потом я почувствовала не менее сильную боль в ногах. Я попыталась заговорить, но смогла лишь зашипеть. Тут я поняла, что не могу открыть левый глаз. Мне стало страшно от мысли, что теперь я не могу им видеть. Но как так случилось?
Я помню девушку… На ней была маска! У неё было длинное платье…Длинные волосы… Вокруг нас была бесконечная темнота. Я услышала плач мамы, сестры, грубые слова Дакоты, но на этот раз они не пожирали меня изнутри. До этого… Что было до этого?
Я вспомнила огонь. Много огня. И тут я увидела себя, спасающую незнакомую девочку в горящем доме… Я разбила стекло правой рукой… П оэтому она у меня и болит. Помню, мне было тяжело дышать, я потеряла сознание…
И вот я здесь.
Тут же я услышала посторонний голос. Это был мой врач, к которому я ходила последние несколько недель. Потом я услышала голос бабушки. Я попыталась повернуться к ним, но мне всё ещё было тяжело.
Но тут они сами подошли ко мне. Я увидела свою бабушку. Она плакала и в то же время улыбалась. Она схватила меня за левую руку и начала благодарить высшие силы за то, что я очнулась.
Мне было тяжело. Я понимала, что снова теряю сознание.
Опять помутнение…
Сколько я проспала?
Я открыла глаза. Боль была слабее, но левый глаз я так и не смогла открыть. Тут я поняла, что половина моего лица перевязана. Затем я почувствовала боль в левой части шеи и в плече… Неужели и там ожоги?
Я могла двигать головой. Посмотрела вниз и увидела перевязанную правую руку. Ноги были в ожогах. Наверное, это произошло уже после того, как я потеряла сознание…
В палате никого больше не было. Рядом пустовали постели. Я услышала, как в коридоре за дверью в мою палату ходят люди. Оттуда же доносился детский смех вперемешку с криками и слезами.
Я взглянула в окно и увидела прекрасный персиковый закат. На столе рядом с моей кроватью стояла ваза с диковинными буро-оранжевыми цветами – космидиумами. Я попыталась дотронуться до них левой рукой, но двигаться было всё так же тяжело.
В этот момент в палату вошла медсестра. Видя, что я очнулась, она вышла обратно в коридор и окликнула моего врача.
Она подошла ко мне.
– Как ты себя чувствуешь?
Я попыталась ответить ей, но говорить было тяжело.
– Это нормально, после пожара-то… Дым обжёг тебе горло…
Она пододвинула стоящий рядом стул поближе к моей койке и села.
– Это скоро пройдёт. Сначала ты будешь шептать, а потом голос и вовсе вернётся.
В мою палату вошёл доктор Малис.
– Мэри!
За ним появилась и бабушка.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил меня он.
– Она не может пока говорить, – напомнила ему медсестра.
– Ничего, скоро пройдёт, – радостно ответил тот.
Бабушка молча стояла в углу палаты и наблюдала за происходящим.
– Не знал, что ты у нас такая смелая, – продолжил он, – далеко не каждый осмелится залезть в горящий дом, да и выбить оконное стекло своими силами … Я до сих пор не представляю, как это у тебя получилось.
Мне стало интересно, что же случилось с той девочкой?
– Та девочка лежит в соседней палате, – и почему все знают, о чём я сейчас думаю?.. – И она очень хочет увидеть тебя.
Медсестра прошептала ему что-то на ухо, потом вышла из палаты. Врач достал фонендоскоп и стал слушать моё дыхание и сердцебиение. На мгновение он замер, будто думая о чём-то.
Он убрал фонендоскоп, немного замешкался, пару раз кашлянул.
– Попробуй… подвигать руками, Мэри.
Я пыталась хоть как-то пошевелить левой рукой, но мне было больно. Наконец я смогла её слегка приподнять, и то это далось мне с большим трудом.
– Ну… Ничего странного, ты же проспала несколько дней. Это скоро пройдёт.
Врач резко встал и вышел из палаты, позвав за собой бабушку. Когда они исчезли, я ещё раз попыталась пошевелить руками и ногами.
Но тут зашла девочка. Она смущённо подошла ко мне, а я всё никак не могла разглядеть её лицо, потому что оно пряталось за распущенными русыми волосами.
– Привет… – прошептала она мне.
Я даже не стала стараться что-то ответить ей. Она села на стул, что стоял рядом с моей кроватью.
– Я… Я хотела бы поблагодарить тебя, – она убрала волосы с лица, я заметила несколько порезов на щеке и только сейчас поняла, кто это был, – Спасибо, что спасла меня.
Я смотрела на неё, исследуя каждый уголок её лица. Её карие глаза были полны тоски, но умный и суровый взгляд несколько смутил меня. Девочка взяла меня за левую руку и прижала её к себе.
– Правда… – продолжала она, и в её голосе звучали ноты горечи и признательности, которым я почему-то не поверила, – Мне… мне очень стыдно, и жаль тебя. Спасибо… Меня зовут Пяйве, – это она сказала уже более спокойным тоном, – А как тебя?
Своим шипением я дала ей понять, что мне тяжело говорить.
– Мне жаль, что ты так пострадала из-за меня…
Я впервые в жизни почувствовала себя героем. Мне было приятно слушать её, ибо эти слова – как бальзам для моей чёрной, наполненной ненавистью души. И хотя я не очень доверяла словам спасённой в пожаре девочки, слышать адресованные мне комплименты было непривычно и поэтому лестно.
Она вновь окинула меня взглядом, внимательно осматривая мою правую руку.
– Я помню, как ты выбила стекло рукой… Как только я выбралась, я увидела, что ты падаешь в обморок. Буквально через пару секунд обрушился потолок. Благо, в тот же самый момент приехала скорая и пожарные, и тебя смогли спасти. Поэтому ты в таких ожогах…
Она о чём-то задумалась, потом внезапно открыла рот, будто желая что-то поведать мне, но не проронила ни единого слова. Она смотрела мне в глаза. Мы молча вглядывались друг в друга в течение нескольких секунд, как вдруг в палату вошла медсестра, на этот раз другая. Строгим голосом она подозвала к себе Пяйве.
– Ладно, я ещё приду к тебе, – она встала, – Спасибо тебе ещё раз.
Пяйве вышла из палаты в сопровождении медсестры. Я вновь осталась одна.
Я взглянула в окно. Солнце уже село, но небо всё так же оставалось лиловым. Прямо за окном росло красивое дерево. Несколько минут я смотрела на шевелящиеся от ветра листья. На душе у меня было как никогда спокойно. Я чувствовала, что моя жизнь уже никогда не будет прежней. Но что именно в ней так изменилось?
Я опять вспомнила того призрака, что пришёл ко мне во тьме. Но почему-то я с трудом могла представить её образ. Кто она? Зачем она мне помогла?
Правильно ли я сделала, что согласилась? Ещё не знаю. Рада ли я, что не умерла? Глядя на мир за моим окном, я думаю, да. Я рада, что жива. Я поняла, что теперь не хочу тратить время на самокритику и самокопание. Я обещаю, что постараюсь меньше сокрушаться и думать о плохом. Судьба преподнесла мне второй шанс, она дала мне возможность полностью изменить мою жизнь. И я ей воспользуюсь.
Но мне интересно одно: принадлежит ли мне всё ещё моя жизнь?