После Харвуд-хауса дом 44 на Оскар-сквер казался фигуркой из «Монополии». Крыша, четыре окна, дверь посередине. Лиззи называла их дом «Тардис»[4], но он был скорее как место экономкласса в самолете во время длинного перелета: как бы ты ни сжимался, тебе все равно не хватало места. Когда они впервые переехали в этот район, в нем было полно студентов и стариков, чьи дети выросли и уехали, оставив их торчать у калиток в отчаянном желании завязать с кем-нибудь беседу. А потом старики начали умирать один за другим, и какое-то время на улице было больше контейнеров для вывоза старой мебели, чем машин. Двери были перекрашены в неяркие цвета: иссиня-черный, зелено-серый, а крошечные бетонные дворики перед домом были облицованы фиолетовым сланцем и закрыты бамбуковыми ширмами. Вскоре после этого улицы заполнились людьми с высокотехнологичными детскими колясками таких же приглушенных цветов.
После вчерашнего ночного шторма ливневую канализацию забили листья. У их калитки плескалось небольшое озеро. Такое случалось каждый год, и каждый год Фрэнк клялся, что свяжется с муниципалитетом, чтобы им прочистили слив, пока не стало слишком поздно. У них не оставалось другого выбора, кроме как идти через лужу: влага просочилась в обувь. Фрэнк думал о славной чашке горячего чая, диване и футболе, когда в трех шагах от входной двери на него напали два маленьких тела – Джорджия и Джимми, девяти и шести лет, – требующие сладостей, которые им обещали и о которых благополучно сразу забыли.
Третья девочка, пятнадцатилетняя Майя, стояла в конце коридора и хмурилась:
– Если вы когда-нибудь снова оставите меня с ними одну, я отведу их в горы и потеряю навсегда.
Джимми застыл.
– Она не серьезно, дорогой, – сказала ему Лиззи.
– Еще как серьезно, – сказала Майя. Фрэнк знал, что она не шутит. У Майи не бывало полумер. Она была его падчерицей, его судьей и присяжным. Он ее обожал.
Майя осмотрела Фрэнка:
– Ну у тебя и вид.
Хотелось бы Фрэнку знать, как быть человеком, который не разочарует Майю.
– Пола звонила: говорит, ты ее игнорируешь, – сказала Майя.
– Ага, – сказал Фрэнк. Лиззи взглянула на него. – Завтра я зайду к ней.
Джимми встал на ноги. Они зашаркали и затопали по коридору на кухню. Фрэнк обшарил шкафы в поисках обезболивающего и налил стакан воды. Вместе они смотрели, как вспененная вода становится прозрачной. Телефон Фрэнка запищал. Сообщение было от Беатрис: «Как твое сердце? Бс.».
Фрэнк уставился на сообщение так, словно из пробелов между словами должно было всплыть объяснение. Вошла Лиззи и поставила чайник. Быстрое движение – и сообщение удалено.
– Я голодный, – сказал Джимми.
– Сходим за картошкой? – Фрэнку было нужно что-то соленое.
Джимми взвизгнул от удовольствия. Фрэнк ждал намека на одобрение со стороны Лиззи, но та не обернулась. По ее напряженной спине он понял, что она настроена против него. Ему требовалось больше информации, прежде чем он сможет исправить то, что натворил.
Пока Фрэнк ждал заказанную картошку фри, он позвонил Шэю. Через стеклянное окно он видел свой дерьмовый «Ниссан», припаркованный на двойной желтой линии. Джимми был пристегнут к детскому креслу-бустеру на заднем сиденье, смотрел прямо перед собой, крепко скрестив руки, и был в ярости из-за того, что ему не разрешили зайти внутрь.
Шэй наконец ответил:
– Да, Фрэнк?
– Что, черт возьми, произошло прошлой ночью?
– Ты меня спрашиваешь? – спросил Шэй.
– Я не знаю, поэтому и спрашиваю.
Шэй хмыкнул, как будто допуская, что это шутка и он на нее не поведется.
– До паба все было нормально? – Попытки вспомнить не шли на пользу головной боли Фрэнка. – Мы были в библиотеке или это было перед ужином?
– И перед, и после.
– Что-то произошло с Беа? – спросил Фрэнк.
– Ох, чувак, – сказал Шэй. Он звучал так, словно задыхался.
Джимми смотрел на Фрэнка через окно закусочной, между его бровей залегла сердитая морщинка. Фрэнк скорчил смешную рожицу. Джимми и глазом не моргнул. Времени было мало. Он слышал, как Шэй в трубке старается успокоиться. Ему очень нравился Шэй. Они играли в одной футбольной команде в течение нескольких лет, пока Фрэнка не подвело колено. Шэй, безусловно, был лучшим игроком, но он всегда прислушивался к советам Фрэнка. Фрэнк устал и проголодался. Ему нужно было, чтобы Шэй перестал смеяться и помог ему.
Несмотря на то что Шэй шаг за шагом пересказывал ночные события, Фрэнк все еще не мог вспомнить ничего после того, как они вышли из паба. И, как бы ему ни хотелось, чтобы это была тщательно продуманная шутка Шэя, он знал, что все произошедшее возможно. Он знал, что вполне на это способен, и, весьма вероятно, ему удалось заставить остальных играть в игры для вечеринок. И каким-то образом, по словам Шэя, игра «Правда или действие» привела к предложению поменяться партнерами на остаток ночи, без обязательств и ожиданий.
Все, что нужно было сделать женщинам, – это написать любому из мужчин по своему выбору. Шэй признался, что сначала решил, что это шутка. Все смеялись, придумывая правила: только на одну ночь, никаких засосов, никаких секретов и никакой влюбленности – но, когда он вернулся из туалета, Фрэнк, Беатрис и Лиззи исчезли. Фрэнк пролистал назад свои сообщения в телефоне и увидел сообщение от Беатрис в 2:36 утра: «Иду в конюшню прокатиться».
И сообщение от Лиззи, минутой позже: «Я выбираю тебя. Целую».