Поднявшись к турникетам, мы были встречены сержантом полиции, который, как оказалось, был предупрежден о нас по рации. Он провел нас через крашенную мильён раз, в том числе последний раз коричневым, дверь. Затем узеньким коридором тоже мильён раз крашенным, только кислотно-зелёным, и мы оказались в большем кабинете с непомерно высокими потолками. Половину кабинета занимал обезьянник, а половину – стол с монитором и полицейским старлеем. Старлей поражал монументальностью, усатостью, мордатостью и пузатостью. Первым делом он поинтересовался документами на оружие и долго их изучал. Периодически доносился гул близких взрывов.
Я задолбался стоять и сел без приглашения на стул.
– Чё ты борзый такой? – Спросило официальное лицо. – Ну-ка встал!
–Я не борзый, я дерзкий, -засмеялся я. – И не командуй, я у тебя не служу. Мы на работу подписались, и кормить вас будем. И тебя в том числе.
Судя по всему, менту захотелось меня расстрелять.
– Да нет, дерзкий, считай, служишь у меня. Поскольку я отвечаю за снабжение и безопасность. Будете мне подчиняться. Всё добытое и привезенное будете сдавать на склад для последующего распределения. Забычите, обратно на станцию не впустим.
– Простите уважаемый, а как по вашему сколько мы здесь проторчим? – спросил Вован
– Да сколько надо – столько и проторчим. Хоть неделю, хоть месяц.
– Вы вот о чем подумайте. По нам ракетами долбают. И вряд ли америкосы. Те б ядерными шарахнули, хотя может и до этого дойдет. Но в любом случае может так случиться, что процесс затянется. Калужская – станция мелкого заложения, глубина десять метров всего, и, учитывая все вышеизложенное, не самая безопасная. А, соответственно, желанная… Для сравнения, Шаболовская глубже сорока пяти. Если вы тут решили, как баре холопов за едой гонять только на том основании, что ты должность здесь занимаешь, то хрен у вас получится. Только на взаимовыгодных условиях! А иначе все разбегутся, начнется голод и твоих шестнадцати патронов тебе на шестнадцать секунд хватит.
– А ты думаешь, кроме тебя за едой сгонять не найдется желающих?
– Найдутся, пока под землей сидят. А как под ракетами побегают, так и кончится желание – разбегутся по тоннелям.
– Хрена там разбегутся, в тоннелях гермозатворы уже перекрыты – и на станции в любой момент перекроем.
– Так по поверхности пока уйти можно. Да и гермозатворы умеют не только закрываться.
– И хуй вам в парус!..
Постепенно перепалка сходила на нет. Стороны перешли от взаимных наездов к взаимным уступкам, от запугивания к запутыванию и далее – к взаимной выгоде. Вовка торговался с упорством одесского раввина на привозе, но старлей был настоящий титан глупости и упрямства. Складывалось впечатление, что мент наизусть знает две инструкции, русский мат и чем пьют водку. И всё. Что нам удалось выторговать для себя – это пропуска на свободный проход на поверхность, пару старых мотороловских станций и кладовку 4х6 под компактное проживание. Располагалась кладовка дальше по коридору. Хитрый мент решил держать нас под боком чтоб варенье да печенье мимо не текли. Мальчиш-плохиш комнатный. Усатый Мальчиш-плохиш.
Наши громкие голоса разбудили обитателя обезьянника. К решетке прижался кореннастый накачанный мужик, одетый в спецовку, и томно попросил рассолу. Старлей заржал. Валерка наклонился к моему уху:
– Я этого кренделя знаю – Серёга Палтус, надо его вытащить попытаться, – зашептал он. – С собой возьмем.
– Нафига он нам? – поразился я. Вытаскивать из кутузки и брать под крыло явно пьющего маргинала казалось неразумным.
– Он ремонтником здесь, в метро, работает. Знает многое.
Я взглянул на хозяина кабинета. Тот явно заинтересовался нашим обменом файлами.
– Что, знакомого встретили? – Ухмыльнулся он. – Могу выпустить, один хрен его забирать никто не приедет, а мне не в кайф с ним тут. Но вы тут вопрос о взаимной выгоде поднимали…
– И шо хочут господин полковник?
– Старший лейтенан… Ну, – Плохиш неуверенно закатил глазки. – Может, притащите ящик коньяку?
– За ящик коньяку, мне через неделю здесь слона клонируют. Кастрируют. И под хохлому распишут. Бутылку!
– Пять…
–Две, но прям щас.
– А у вас с собой, что ли? – Оживился Плохиш. Вовка достал пару картонных туб с "Famous Grouse" и поставил на стол.
– Фи-м-о-з… Жро… – Начал складывать непривычные буквы Плохиш.
– Фэймос Грауз, полиглот! Фимоз – это когда залупа не открывается.
Однако старлей не отреагировал на подначку. Наличие спиртного преобразило этого черта в ангела надёжнее священного писания. Он выхватил из кармана ключ на длинной цепочке и быстрее ветра метнулся к решетке, открыл ее, распахнул и не успел затихнуть скрип дверных петель, как офицер уже наполнял невесть откуда взявшийся стакан. Матрица блин. Перезагрузия… Освобожденный Палтус тоже проявил интерес к напитку, но Полхиш, урча как котяра, сгробастал обе бутылки в охапку и запер в сейф. Преображенный блюститель порядка повел нас в отведенную нам кладовку, где обнаружились в наличии старые дерюжные мешки – большая такая куча!.. На нее сгрузили мгновенно захрапевшего Палтуса, сложили в углу сумку с вискарем и чехлы от оружия, закрыли на ключ и вышли в вестибюль станции.
Здесь происходили перемены. Освещение значительно убавилось и сейчас горело не более трети ламп, и то не подряд а в каких то ключевых местах. Отсутствовал привычный гул поездов, вместо него шелестело и гудело множеством голосов само подземелье. Из вагонов доносился детский плач.
–Нафига они детей по поездам распихали. В бомбоубежащах места ж больше? – Спросил Володька на ходу.
– Не, все правильно. – Сказал я. – Крыша вагона послужит дополнительной защитой на случай падения штукатурки или облицовки. Да и спать на сиденьях удобнее, чем на голых топчанах.
– Ну, тогда наверное…
Так переговариваясь и прислушиваясь к взрывам, которые становились все отчетливей, мы поднялись наверх.