Пролог

Зверски не хватало драйва.

Силаса это несказанно огорчало. Он давным-давно придумал, как все будет, и с нетерпением ждал этого дня, этой минуты, приплясывая на месте, словно ребенок в канун Рождества. И что же теперь? Жалкий намек на радость. Зато Пьер был счастлив – с тех пор как они добрались до вокзала Монпарнас, глаза его сияли, а с лица не сходила идиотская ухмылка. Притом что с самого начала именно Силас горел энтузиазмом, именно он без колебаний принял решение, а сейчас Пьер буквально раздувался от гордости.

Силас остановился под информационным табло, вдохнул аромат горячей выпечки. Нужный поезд долго искать не пришлось – название горело большими буквами, а сияющая надпись места назначения, Андай[3], обещала долгие безмятежные каникулы, заслуженный отдых. Вечный покой.

«Не совсем каникулы, конечно, – мысленно поправился Силас, – но что-то типа того».

Номер платформы тоже появился. Силас ткнул Пьера кулаком и указал на табло. Пьер, увлеченно наблюдавший за толпой, которая наводнила зал ожидания, вздрогнул.

– Идем, поезд уже тут.

Подростки закинули на плечи тяжелые сумки и погрузились в бурный поток национального трудового ресурса на пике ежедневной миграции. В киоске с сэндвичами Пьер купил апельсиновый сок, предварительно стрельнув деньги у товарища, и жадно выпил его в несколько глотков. Силас взял воду «Эвиан». Допив, бросил пустую бутылку на пол. Та откатилась на несколько сантиметров и угодила в жернова утренней суматохи. Силас наблюдал, как от удара идеально начищенного «вестона» бутылка отлетела под плотницкий башмак, захрустела горлышком, сминаясь под его весом, и отправилась дальше в раскочегаренную дробилку. Отскочила от меховых уггов – вообще-то, было начало мая, но угги никого, кроме Силаса, не удивили – и исчезла в недрах шагающего тысяченогого механизма. Вся эта махина неумолимо перла вперед, завораживая ритмом и динамикой. Никто бы не сумел остановить ее безудержный натиск.

Подростки помедлили у выхода на платформу. Ремни сумок ощутимо врезались в плечи. Поезд уже стоял у перрона, и в него активно загружались когорты пассажиров.

– Чувствуешь что-нибудь? – возбужденно шепнул Пьер.

Кроме переливчатого блеска обшивки скоростного поезда, Силас не замечал ничего особенного ни во внешнем мире, ни в себе. Он был до ужаса, до разочарования спокоен.

– Нет пока.

– Да ладно! Ты не заболел? Лично мне вообще кайфово. Музыку взял?

– Естественно. У меня айпод полностью заряжен.

– А темные очки есть?

– Есть.

– А крем для загара и панамка?

Силас молча, без улыбки уставился на Пьера.

– Ой, да расслабься, – буркнул тот. – Пошутить, блин, нельзя…

Тут Силас заметил мужчину, который странно на них пялился. Высокий тощий тип с седыми волосами, гладко зализанными на висках, был одет как лох: жилетка из прошлого века и вельветовые штаны. Он, похоже, чувствовал себя неуютно. Помялся, затянулся электронной сигаретой, затем поднял сумку, видимо очень тяжелую, и полез в вагон.

Пьер щелкнул Силаса по уху:

– Пора. Мне туда.

– Ага, тебе в первый класс, мне во второй…

До отправления поезда оставалось минут десять, но топтаться на платформе не было смысла.

– Встретимся в вагоне-ресторане, – добавил Силас. Он зашагал к составу, но Пьер поймал его за руку:

– Эй!

Теперь улыбка Пьера была почти грустной. Семнадцать лет, черный ежик волос, густые, взъерошенные брови сурово нахмурены. Он вскинул кулак, и Силас, сжав пальцы, тоже поднял руку. Кулаки столкнулись.

– Радоваться нужно, Силас, а ты морду кривишь. Блин, сегодня же великий день! Что не так?

– Ничего. Все хорошо.

– Точно?

Силас придал себе веселый вид, чтобы успокоить друга.

– Просто никак не проснусь.

– Так давай просыпайся, чувак, поезд сейчас тронется, блин!

– Да я норм, не переживай.

Пьер понял, что докапываться бесполезно, и пожал плечами:

– О’кей. Тогда увидимся в вагоне-ресторане.

Парни разошлись в разные стороны. Силас прогулялся вдоль состава, отыскал свой вагон и, стоя в очереди на посадку, скользнул взглядом по своему отражению в стекле. Он был бледнее обычного, хотя, казалось бы, куда уж дальше – его и так часто принимали за альбиноса из-за белой кожи и светлых волос. Но сегодня вид был болезненный. Наконец он шагнул в тамбур и, положив сумку в багажный отсек у входа, занял свое место в вагоне.

Когда объявили о скором отправлении, драйв все-таки появился: защекотало внизу живота, по ногам побежали мурашки. Ну вот, он хоть что-то почувствовал! Еще Силас заметил, что каждый огонек сияет каким-то особым блеском. Может, из-за охватившей его эйфории?.. Извинившись, рядом села симпатичная девчонка в мини-юбке и плотных колготках. Силас обожал девчонок в плотных колготках – считал, что так их ноги смотрятся особенно красиво. Появление соседки он истолковал как благоприятный знак и теперь уже не смог сдержать улыбку. Напряжение постепенно ушло, уступая место предвкушению дороги. Они с Пьером здесь, в скоростном поезде. И вдруг Силас впервые осознал происходящее, словно раньше был сторонним наблюдателем. Раздался звучный гудок, извещавший о закрытии дверей, – и сердце пустилось вскачь, ладони взмокли.

Соседка, достав электронную книгу, погрузилась в чтение невидимого романа. Силас этих штучек не понимал. Разве можно читать, не переворачивая страницы? А как же приятная тяжесть тома в руках? Шероховатость обложки? Отпечатки разных моментов жизни на страницах – след грязного пальца, клякса от кофе, ресница, упавшая в канавку переплета и оставшаяся там на десяток лет, уголок листа, загнутый тобой, чтобы отметить важный отрывок или просто запомнить незнакомое слово? Нет, всеобщая мания читать с экрана была ему чужда. Это же все равно что читать не книгу, а ее призрак.

Как-никак в призраках Силас кое-что смыслил.

Он принялся краем глаза наблюдать за девушкой.

Бедняжка не знала, что ее ждет. Поглощая романы один за другим, она вступает в контакт с населяющими их призраками, и в итоге призраки подчинят ее своей воле. Они потихоньку проникнут в ее сознание, проходя сквозь экран, слово за словом, просочатся в кору головного мозга вместе с экранным излучением. Потому что текст, отпечатанный на бумаге, покорно дожидается, когда книгу откроют и начнут в него погружаться, но электронная читалка – другое дело. От нее исходит электромагнитное поле или что-то вроде того, переполненное словами, которые резонируют с подсознанием и в конце концов превращаются в голоса.

Одержимость. Ей грозит одержимость.

Мурашки бежали уже по всему телу. Силас должен был стать свидетелем событий, в которые здесь, кроме него, никто не смог бы поверить. Но он-то знал, что к чему.

Поезд качнулся, и ландшафт за окном медленно пополз назад.

Покалывание в ногах превратилось в дрожь, оцепенения как не бывало. Силас уже не мог усидеть на месте – хотелось вскочить, подвигаться. Однако он продолжал смирно сидеть рядом с девушкой, которой грозила одержимость, и терпеливо ждал, то и дело поглядывая на часы.

За пять минут до начала Силас поднялся с кресла. Бросил взгляд на соседку – призраки определенно уже завладели ее волей, потому что она никак не отреагировала, – и вышел в тамбур. Отыскав свою сумку в большой куче багажа, он достал айпод и сунул в уши «затычки».

8 часов 58 минут.

У него оставалось еще две минуты. Силас закрыл глаза, чтобы сосредоточиться. С самого приезда на вокзал где-то в глубине глазниц пульсировала боль; любой, даже слабый свет слепил, и цвета казались слишком яркими. Он вспомнил, что в боковом кармане сумки лежат солнцезащитные очки, вытащил их и надел. Сразу стало легче. Еще одно преимущество: так не видны его зрачки. Никто не имеет права смотреть ему в глаза – люди этого не заслужили. Его глаза хранят тайну.

8 часов 59 минут.

Секунды вели обратный отсчет, вот-вот будет девять ровно.

Теперь сердце Силаса стучало быстро и мощно, ударяясь изнутри о футболку цвета хаки, словно требовало действовать без промедления.

Пьер, наверное, уже занял позицию.

Силас взглянул в окно – там простирались поля до самого горизонта. Отлично, так и задумано. Он ткнул пальцем кнопку «плей» на айподе, и в ушах заиграла музыка.

«Социальное самоубийство»[4] Орельсана. Самое то.

Быстрыми, уверенными движениями Силас надел снаряжение, затем достал из сумки свое орудие истины и шагнул в вагон.

На мгновение ему почудился глухой шум в отдалении, но, скорее всего, он ошибся. Хотя, возможно, Пьер уже приступил к делу.

Силас внимательно оглядел пассажиров в первых рядах: все сидели, уткнувшись в смартфоны, ноутбуки, планшеты или журналы. Он сотню раз проигрывал в воображении эту сцену, и всегда в его фантазиях люди кричали. А тут была тишина. На него никто не обращал внимания.

Прошло несколько долгих секунд. За это время он успел хорошенько изучить обстановку и выбрать того, кто станет первым. Силас даже не надеялся, что ему так повезет.

И вдруг раздался визг.

Женщина в пятом ряду вытаращилась на оружие в его руках, парализованная страхом.

Ну наконец-то! Вот теперь пора.

Пассажиры мгновенно очнулись, вылезли из своих уютных коконов и заозирались, пытаясь понять, что происходит.

Когда они увидели Силаса, было слишком поздно.

Обрез качнулся к мужчине в деловом костюме, и, прежде чем тот успел вжаться в сиденье, серое вещество его мозга слилось с хлопковым подголовником в оглушительном грохоте выстрела. По вагону мгновенно разлетелась пороховая вонь, но еще быстрее распространилась паника.

Ближайшие к Силасу пассажиры, узники своих кресел, успели только приподняться – и вот уже одного ударил в грудь заряд дроби и яростно отбросил обратно на сиденье; второму вырвало гортань – он почти лишился головы; лицо третьего странным образом вдавилось в черепную коробку от выстрела в упор, словно голова втянула его изнутри.

Пассажиры рейса Париж – Андай вскочили, заметались, сбивая друг друга с ног и крича. Подросток плавным движением достал из-за пояса пистолет и снова открыл огонь. Ему даже не приходилось прицеливаться: достаточно было жать на спуск, выставив оружие, и толпа ловила пули. Она поглощала их одну за другой, взамен отдавая тела – безжизненные или агонизирующие, вопящие, молящие, рыдающие в смятении и страхе.

Выстрелы гремели не умолкая, рвали барабанные перепонки, а Силас неумолимо шагал вперед в ритме словесных залпов Орельсана. Краем глаза замечая силуэты людей, съежившихся в креслах, он разворачивался и безжалостным выстрелом превращал их в стынущие трупы.

Он поравнялся с бывшей соседкой, которой грозила одержимость. Девушка, отскочив к окну, бледная, с мокрыми от слез щеками, прижимала к себе дурацкую пластиковую читалку, закрывая нижнюю половину лица. Будто хотела защититься.

– Эта хрень разрушает нейронные связи, ты в курсе? – бесстрастно произнес Силас.

Девушка, видимо, не услышала – она подвывала, дрожа.

В конце концов, она сама сделала выбор.

– Так будет лучше, правда. Когда тобой завладеют все эти книги, ты не обрадуешься. Реально.

Читалка разлетелась на сотню осколков, и те вонзились в лицо девушки, разорвав ей челюсть.

Силас развернулся. Теперь он смотрел в конец вагона, где давились последние пассажиры. Маленькая девочка споткнулась, и двое мужчин бессовестно пробежались по ней. На то, чтобы уложить обоих, хватило двух пуль. Силасу почудилось, что девочка, которая с окровавленным лицом плакала на полу, сжимая руку, подмигнула ему. Это, конечно, было маловероятно, но все же он ясно видел: девчонка ему благодарна. Призраки снова явили себя! Да, это были они! Девчонку нужно пощадить. Решено.

Силас перезарядил дробовик и выстрелил в затор, образовавшийся в конце вагона. Толпа взревела во весь голос и рванула наутек, словно стайка кроликов. В одном направлении.

К Пьеру.

Можно не сомневаться: тот же спектакль идет полным ходом в другом вагоне. Люди окажутся в тупике, в тисках, две толпы столкнутся, каждая захочет смять другую… А потом они поймут.

Куда бежать в поезде, который мчится на полной скорости? В конце концов кто-нибудь дернет стоп-кран, чтобы его остановить, затем все бросятся в поля. И будут как на ладони.

Тогда они с Пьером усядутся на подножке вагона, повыше, и прицельно перестреляют столько беглецов, сколько смогут. Это будет просто.

Реальная бойня.

Силаса переполняла гордость. Они войдут в историю.

Поставят новый рекорд.

Загрузка...