Теплое майское солнце никак не могло согреть Людивину. Руки были ледяные. Ей не понравилась история с бусами и слова Жабара, особенно после того, как она побывала в логове сатаниста и прочитала его дневник. Людивина была не из тех, кто склонен к суевериям, но когда тебя называют жертвой сглаза, это как-то не обнадеживает.
Они с Сеньоном вернулись в отдел расследований, разместившийся в старом форте, и застали там Гильема, удрученного тем, что не удалось найти никаких зацепок. Он внес в базу данных Analyst Notebook все фамилии, упоминавшиеся в протоколах опросов местных жителей, которые прислали коллеги из Ла-Курнёв. Никто из соседей ничего не видел, не слышал, не знал и знать не желал. Типичная ситуация для иммигрантских кварталов.
Другая группа из отдела расследований отправилась в Ла-Курнёв брать показания у родственников жертвы, опознанной Жозефом.
Людивина и Сеньон поделились с Гильемом скромными результатами визита к Жабару. Девушка сомневалась, что из этого можно извлечь пользу. Если и удастся вычислить аржантейскую банду, с которой общался ГФЛ, он же Чудила, это займет уйму времени. Но Гильем ее удивил. Он сделал несколько звонков кому-то из своих многочисленных знакомых и через час триумфально вскинул руки над головой, будто выиграл футбольный матч:
– Приятель из версальского РУСП дал наводку. ЦББОП[17] ведет наблюдение в районе Аржантея за группировкой, которая торгует всеми видами наркотиков, преимущественно тяжелых. Во время слежки они вычислили банду помельче, которая тоже толкает дурь, но на героин не замахивается. Эти парни устраивают собачьи бои. Вы же что-то такое упоминали, верно? Наркотой торгуют все, но не каждая банда способна серьезно организовать собачий бизнес.
Людивина подкатилась на кресле к столу Гильема:
– Личности уже установлены?
– Нет пока, но есть адрес склада, на котором проходят собачьи бои. Лучше, чем ничего, да?
– Есть риск, что мы помешаем работе ЦББОП, если сунемся в Аржантей?
– Мой приятель из РУСП сказал, что собачья банда их не интересует, но приближаться к той, что покрупнее, нельзя.
– Годится. – И Людивина схватила телефон.
– Что собираешься делать?
– Звонить полковнику. Пусть поднимает весь отдел. Чем больше людей, тем лучше.
– Подожди хотя бы, пока они не закончат с опросами в Ла-Курнёв. Да и не успеем мы сегодня подготовиться к операции.
– К вечеру успеем. ГФЛ уже наверняка в курсе, что его логово спалили, и он побежит к тем, кто может ему помочь. Господа, вам придется отменить званые ужины, у нас сегодня вечером подают собачатину.
Сеньон понурился:
– Летиция меня убьет…
– Сегодня вечером?.. – повторил Гильем.
Людивина уверенно кивнула и добавила:
– На этот раз ты нам понадобишься, так что тоже собирайся.
«Собачья арена» представляла собой огромный заржавелый ангар между пустырем и лесом, где-то на полпути от Аржантея к Кормей-ан-Паризи, в северо-западном предместье Парижа.
Полковник внимательно выслушал Людивину и возражать не стал. Сразу дал добро на операцию и отправил часть наличного состава отдела расследований на помощь ее группе. Подкреплению было приказано не вмешиваться, только вести наблюдение за местом и проверить, не скрывается ли там Чудила, он же ГФЛ. Жабар и Жозеф дали исчерпывающий словесный портрет этого человека, так что его можно было опознать. Если он появится и будет шанс взять его тихо, не всполошив банду, которая ему покровительствует, тогда арест проведет отдел расследований. В противном случае в дело вступит спецназ. По этому вопросу полковник высказался категорично: никакого риска и как можно меньше шума.
Двенадцать жандармов в гражданском окружили ангар и, укрывшись в зарослях на приличном расстоянии, следили в бинокль за всеми входами и выходами. У каждого была рация – это позволяло координировать действия постов наблюдения. Ночь подступала медленно, майское небо не торопилось темнеть, солнце – величественное и ослепительное, словно король, ступающий к трону, чтобы занять его на ближайшие месяцы, – неспешно клонилось к горизонту, а за ним вился раскаленный шлейф. И пока тени обретали густоту, к ангару прибывали и припарковывались машины, из которых выходили зрители и любители делать ставки.
Людивина, лежа за самшитовой изгородью рядом с Сеньоном и Гильемом, разглядывала поклонников собачьих боев. Оказалось, это публика всех мастей: отцы семейств, на вид положительные во всех отношениях, неудачники с ипподромов, охотники до сильных эмоций и даже трое месье в костюмах, будто только что покинувшие офис и заглянувшие сюда поставить пару купюр на какого-нибудь волкодава, потому что стрип-клубы надоели. Попадались женщины и подростки, но их было гораздо меньше, чем мужчин. Вскоре ангар уже гудел от воинственного лая мнимых звезд шоу-бизнеса. На грунтовой площадке были припаркованы полтора десятка машин, а также дюжина мотоциклов, скутеров и велосипедов.
Сеньон достал рацию.
– Франк, что там у тебя на задворках?
– Ничего, все спокойно. Иногда кто-нибудь выходит покурить и потрепаться по мобиле.
– Даже дозорных не выставили, – констатировала Людивина. – Похоже, эти парни настолько уверены в себе, что ничего не боятся.
Гильем, сидевший поодаль, спрятал айфон, в котором минут десять изучал географию сектора по гугл-картам, и подполз к коллегам:
– Поблизости нет никаких строений. Если Чудила залег на дно, он может быть только в этом ангаре.
– Или дома у кого-нибудь из бандитов, которые его прикрывают, – заметил Сеньон.
– Мы узнаем это только после того, как всех вычислим и установим слежку. Невыполнимая задача, – сказала Людивина.
– А у тебя есть идеи получше? Мы тут, между прочим, по твоей инициативе.
– Я не думала, что здесь будет столько народу. Надо идти в ангар.
Сеньон мрачно уставился на нее:
– Не уверен, что полковнику Жиану понравится такое изменение плана.
– Полковнику понравится результат, Сеньон. Дай рацию. – И она произнесла в переговорное устройство: – Мы с Сеньоном и Гильемом заходим в ангар. Осмотримся там. Оставайтесь на связи.
Никто не возразил, и вся троица с красными флуоресцентными нарукавными повязками «Жандармерия» спустилась по склону в обход главного входа и прошла вдоль стены из листовой стали до задней двери, за которой наблюдал Франк. Быстро оглядевшись, они один за другим проскользнули в ангар. Каждый держал ладонь на кобуре служебного оружия, готовый выхватить его в любой момент.
Первым впечатлением был тяжелый запах. Воняло псиной, экскрементами и… кровью, словно во рту оказалась монета, отдающая металлом на языке. Раздавался оглушительный яростный лай, возбужденные зрители истерически орали, их возгласы и смех сливались в оглушительный шум. В углу стояли старый грузовичок, пикап и ярко-красный «БМВ». Людивина быстро осмотрела салон грузовика, Гильем и Сеньон занялись остальными авто. Три кивка – везде пусто. Дальше им попался загон с курами. Те сбились в кучу, перепуганные воплями.
– Как думаете, ими кормят собак? – с отвращением спросил Гильем.
– Вряд ли банда занимается еще и продажей яиц, – пожал плечами Сеньон.
Они пошли мимо клеток. Вдруг из тени метнулся черный силуэт и ударился о прутья в нескольких сантиметрах от ноги Сеньона, и тот отшатнулся. Ротвейлер с пеной на губах зашелся в лае. Трое жандармов пригляделись к прутьям, выдержат ли они еще один такой бросок, и поспешили дальше, мимо других клеток с бойцовыми псами. Шум толпы становился громче. В центре ангара на арене, обнесенной решеткой высотой в человеческий рост, с поводков рвались два питбуля, хозяева с трудом их удерживали. Вокруг толпились десятка четыре зрителей, они цеплялись за стальную сетку, словно боялись, что их оттеснят. Все были возбуждены запахом крови и предвкушением боя. Букмекеры только что закончили принимать ставки, делали последние записи в блокнотах и засовывали пачки денег в карманы штанов-багги.
Присев за бочкой с водой, Людивина заметила поодаль здоровенного мужика в футболке с надписью «Неустрашимый» и тоже с питбулем на поводке. Она толкнула Сеньона плечом, обратив его внимание на этого громилу, и продолжила изучать толпу. В конце концов удалось насчитать восемь членов банды: громила у входа с собакой, двое распорядителей на арене, четверо букмекеров и еще один тип, наблюдавший не за боями, а за зрителями, – он разгуливал вокруг с помповым ружьем через плечо. Ни намека на присутствие ГФЛ, никто не подходил под его описание.
Зверей спустили с поводков, и лай перешел в ужасающее рычание, боевой клич. Челюсти заклацали под варварский рев толпы, пришедшей в неистовство. Из своего укрытия Людивина не видела самой схватки и ничуть не жалела об этом, но ясно слышала лязг челюстей и визг, когда клыки рвали плоть.
– Ты что?.. – всполошился Гильем, уставившись на нее.
Людивина только теперь поняла, что достала из кобуры пистолет. Еще немного, и она бы бросилась к арене.
Сеньон помотал головой – мол, тихо.
– Мы еще не осмотрели левую часть, – шепнул он. – Пойдем проверим.
Людивина еще раз покосилась на арену. Толпа, разгоряченная кровавым зрелищем и страданиями, вызывала у нее отвращение. Она не знала, каковы эти люди поодиночке, но вместе они вели себя как животное, обезумевшее от вида крови. В толпе, охваченной истерией, словно на концерте, под влиянием стадного чувства исчезает понятие о добре и зле и самые гнусные древние инстинкты берут верх над цивилизованностью.
– Лулу! – окликнул Сеньон. – Идем.
И потянул ее за собой.
Они вернулись назад и подошли к отсекам, разделенным перегородками из нестроганых досок. Шесть дверей, словно шесть гримерок в этом извращенном театре.
– Я уже начинаю сомневаться, что Чудила скрывается именно здесь, – сказала Людивина. – А если его здесь нет, значит он залег на дно в очередном бараке.
– И тогда можно с ним распрощаться, – со вздохом докончил мысль Гильем.
Сеньон подергал первую дверную ручку. Заперто. Взялся за следующую. Внутри оказались биотуалеты. Третий и остальные отсеки пустовали. Тогда они вернулись к первому, и Сеньон выломал замок лопатой, подобранной поблизости.
Это было помещение для подготовки к боям. Собачья «раздевалка». К стене привинчены кольца, на полу валяются цепи, намордники, ремни, шприцы и «витаминные коктейли», с помощью которых из псов делают машины для убийства. Там был метандростенолон – анаболический стероид, куча флаконов с надписью «Гормоны», желатиновые капсулы с амфетаминами и даже нечто похожее на кокаин, по предположению Людивины.
– Бедные животные, – пробормотал Гильем. – Если они не погибнут на арене, их все равно прикончат инъекции. И заметьте, здесь нет ничего для лечения ран.
– А зачем? – пожал плечами Сеньон. – Псы, которые выживают после ранения, становятся еще агрессивнее. Чем больше настрадались, тем злее. Не заблуждайся насчет хозяев, Гильем, никто из них не любит своих питомцев, что бы они там ни говорили, для них это всего лишь мешки с мускулами, которые приносят прибыль.
Они уже собирались выйти из «раздевалки», как здоровяк вдруг насторожился, оттолкнул напарников к стене и отступил сам, прикрыв дверь, чтобы их не было видно из ангара. К отсекам неровной походкой приближались двое. Людивине удалось рассмотреть сквозь дверную щель, что они несут собаку.
– Блин, тяжелый, зараза, – прошипел один.
Пес тихо поскуливал. Его морда превратилась в бурое месиво из мяса и лохмотьев шкуры, на шее и боках кровоточили рваные раны, одна лапа была почти оторвана. У Людивины опять сжалось сердце, и она с трудом подавила желание выскочить из укрытия.
Мужчины дотащили пса в угол напротив «раздевалки» и сгрузили его около большой печи. Заметив топор и длинный двуручный секатор, Людивина поняла, что они собираются делать.
– Сходи за психом. Хоть какая-то польза от него.
– Не нравится мне этот чувак, из-за него у нас будут проблемы.
– Хочешь сам разделать тушку?
– Ты что, не видел? Он же кайф ловит, когда собак кромсает. Гребаный ублюдок!
– Заткнись и тащи психа сюда, а то сам будешь кромсать и жарить этого дохляка.
– Ладно, не пыли, щас сгоняю.
Жандармы проводили взглядами парня в шортах и майке. Тот дошел до места, где стояли три машины, наклонился и потянул за кольцо, вмонтированное в крышку люка.
– Черт, – вырвалось у Людивины, – как же мы не заметили…
Парень крикнул в дыру:
– Эй, для тебя есть работа! Вылезай!
Людивина шагнула ближе к дверной щели, чтобы получше рассмотреть лицо человека, который поднимался по лесенке из погреба. И затаила дыхание, как только над полом показалась его голова.