24 мая день рождения Иосифа Бродского
И надо же было на свет появиться
В том мае, чтоб маяться долго потом,
Стирались любимые вечные лица,
И жил на чужбине с печальным котом.
В России не знали, и знать не хотели,
И вечные муки оставив другим.
Он в сонной Венеции дивные трели
И странные строки свои выводил.
Смеялась в соседней квартире чужая,
И речь итальянская стала милей,
И надо же было родиться в том мае,
И вечно стоять у закрытых дверей.
Коты и поэмы его провожали
Туда, где все было добыто потом,
И только поэт в проходящей печали
Во сне мог увидеть и кров свой, и дом.
Нет, нет, он назад никогда не вернется,
Он станет изгнанником в мире страстей.
И странно нависло палящее солнце,
И выл в полумраке растерзанный зверь.
Но он человек, ему выть не пристало,
И все-таки вдруг обрывалась строка,
Когда она пела и снова взлетала
Над сонной Венецией, так далека.
О странная боль, и любовь неземная,
Все это забудется скоро, потом
Припомним, что он появился в том мае,
Что маялся где-то в пространстве ином.
Иллюзии, сны, и иные печали,
Остались в наследство немилой стране,
Когда так пронзительно чайки кричали,
И падали души в тумане на снег.
И снились метели, такие метели,
Что скрыться хотелось в их ласках опять
А белые птицы над морем летели,
Ему помогая стихи сочинять
Когда и мне придется переступить черту, а жизнь она такая, от нее умирают все без исключения, там надеюсь отыскать две прекрасные тени, чтобы продолжить разговор, и чем черт не шутит, услышать новые стихотворения одного и размышления другого самого любимого мужчины… И пусть как Вергилий Данте он ведет меня по своей Венеции
В городке, окутанном туманом,
В мороси внезапного дождя,
Я бреду за тенью, за обманом,
Понимая, что спасти нельзя.
Кто-то там за призрачной чертою,
Вдруг окликнет, позовет во мрак,
И когда душа кричит: – Не стоит,
Мало в этой жизни будет драм?
Я ее не слушаю как прежде,
И иду отчаянно на зов,
В городе, на мысе грез, надежде
Мы значенья много придаем
Там поэт свой зонт в кусты забросил,
И танцует, радуясь дождю,
Не пугает призрачная осень,
Я его потом вдруг полюблю.
А пока я слушаю как снова
На исходе рокового дня,
Просит он забыть, и из былого
Вытащит, упрямую меня.
Это над Венецией тревожно,
Никого, и ничего вокруг,
Он шагает зло и осторожно,
В окруженье призрачных подруг.
Что-то из Ремарка, только что же,
Мне понять, я знаю, не дано,
И мороз проносится по коже,
И старуха, распахнув окно,
Что-то говорит ему и верит,
Что он на свидание придет.
Странный город помнит все потери
И к себе поэта заберет.
Вырваться б из пелены тумана,
И остаться снова за чертой,
Но поэмы странной и желанной
Не услышу в стороне иной.
Потому я под зонтом спасаюсь,
И хочу догнать его опять,
Среди звезд, туманов и красавиц,
Как мне этот странный мир понять.
И когда не в силах дотянуться,
Не желая отпустить к другим,
Я хочу, чтоб он не оглянулся,
Вывел к свету, сквозь тоску и дым.
Я бреду за тенью, за обманом,
Понимая, что спасти нельзя.
В городке, окутанном туманом,
В мороси внезапного дождя
И в мире Бродского осенняя прохлада,
Там тишина срывается на плач,
И листопад в глуши немого сада,
Какой-то задник, непонятный план,
Где женщина с зелеными глазами,
Босая, над безбрежностью парит,
Седая осень в странной этой драме
О чем-то непонятном говорит.
Кто слышит их, и кто ему внимает,
В печали, забытьи, за час до сна,
И сон во сне он снова воплощает
В безбрежности судьбы и полотна.
Идет по листьям, и спешит на встречу,
И видит ли всю негу и печаль?
Стихов не слышно, их уносит ветер,
И в старом парке им не повстречаться,
Она не Маргарита, боже, правый,
Там есть художник, и к нему спешит.
И только непонятный и лукавый,
Поэт проходит мимо и молчит.
Что это было? Темные аллеи,
И страсть ее к художнику, вдали
Там листья отлетевшие алели,
Они расстались – пленники любви.
С художником ей проще в миг заката,
Поэт к своей Венеции спешит,
И все твердит: – Она не виновата.
Поэму пишет, о любви молчит…
И в замке грез ее портрет пылится,
Как задник той картины роковой,
Кто ведьму знал, и кто в нее влюбился,
Тот потерял и дар свой, и покой.
Ему же словеса всего дороже,
И он боится потерять сей дар,
И гонит нежно так и осторожно
Любимую, и молча смотрит вдаль.
Не ревность правит миром, только лира,
Вершит его печальную судьбу.
И на гондоле, в самом сердце мира
Офелию он встретит лишь в гробу
.
И ужаснется, Гамлета судьбину
Как данность примет чей-то жест, поклон…
Совсем один плывет куда-то мимо,
И рядом усмехается Харон,
Там, в небесах, сияет Беатриче,
Но он не Дант, ему Вергилий мил.
Идет по аду с вечным безразличьем.
И слушает поэта в звоне лир.
Прощай, прощай – шепчу я на ходу,
среди знакомых улиц вновь иду,
подрагивают стекла надо мной,
растет вдали привычный гул дневной,
И. Бродский
Прогулки с Бродским по иным мирам,
По городам, которых нет в помине
На карте мира, только по стихам
Они проступят, и несутся мимо
Волхвы и звери, там ведь Рождество,
Там женщины, не будет их прекрасней,
И я в тот миг, не зная ничего,
Попала на какой-то дивный праздник.
И ослепил меня тот самый Див,
Не хочет он, чтобы неслась к поэту,
Но расстоянья, время победив,
Во тьму бреду, да, там так мало света.
И все-таки свидание не с ним,
С иной стихией, и иной эпохой,
Прогулки с Бродским, сигареты дым,
Грузинское вино, и так охота
Проникнуть в мир иллюзии и снов,
Где он плетет незримые узоры,
Своих сомнений и своих стихов,
Неспешный разговор, и мир, который
Не отпускает в бытность, в бытие,
От чаянья чего-то неземного,
И где-то там сомнение мое
Останется, и он вернется снова
В тот тихий дом, где Маргарита ждет,
Листая песнопений те туманы,
Не черный, а какой-то рыжий кот
Оставит нам сомненья и обманы…
Ведь на пути у вечности овраг
И ров, куда пробраться мне едва ли,
И за чертой всех горестей и драм
Тот замок, тень, и мы на карнавале,
И нет Венеций, есть лишь темный лес,
И мы с тобой, дойдя до середины,
Остановились, проводник исчез.
О, где же ты, таинственный Вергилий?
Вергилий спит, и даже видит сны,
О том, как мы в глухом лесу блуждали.
И были беззаботно влюблены,
В его стихи, тревоги и печали…
И вот тогда в сиянии огней
Явился он в тот мир, они не ждали.
Каким казался странным иудей
В поэзии своей, в своей печали.
И вот тогда они его нашли
Совсем не годным к жизни этой мирной,
На суд, забыв о чести, привели.
Пред судьями стоял Поэт невинный.
И ничего не мог он объяснить,
Иешуа в печальной этой бездне.
Но как работать, если не парить?
Махнул рукой и понял – бесполезно.
Был прокурор любителем стихов,
В стихии этой гений затаился,
Но сделал вид, что с ними незнаком,
А адвокат бессильный удалился.
2.
Остался он один перед страной,
И только Анна это понимала.
– Скажите, что творят они со мной?
– Творят тебе судьбу, – она сказала.
И он поверил, как же можно вдруг
Взлететь на миг и падать в эти дали.
Она ушла, и, затаив испуг,
Пошел поэт в ту глушь, и там не ждали.
Мир сер и мал, старухи, хилый скот —
Все это было чуждо, незнакомо.
Вот по деревне к дому он идет,
Как в бане мыться? Нет письма из дома.
А за душой лишь мифа полотно,
И стихотворье, здесь совсем иное
Призвание, и вдруг он под луной
Все пишет, где же видано такое?
3.
Венеция приснилась в эту ночь,
К нему приедут и друзья и люди.
И он везет в гондоле деву прочь
И говорить ей о призванье будет.
Но кто там с ним? Нахмуренный старик,
Они пока, конечно, незнакомы.
– Евгений, -он угрюмо говорит.
– Но не Онегин, в бурю мы влекомы.
Еще печальней, чем Иосиф, он
Хотя печальней вроде не бывало.
И слышится в протяжном слове стон,
И только птица в пропасть улетала.
Там будет все, пока же этот мир —
Убогая деревня, краем света
Любуется истерзанный кумир,
Клочок бумаги, или сигарета.
4
Откуда это, нам едва ли знать.
И все-таки рождаются поэмы,
В просторе неба жизни благодать —
Хождения по мукам незабвенны.
Покинуть город, где он был рожден,
Чтоб никогда обратно не вернуться.
Останется и стон, и вечный сон,
И как Орфей, он снова оглянулся.
О, Эвридика милая, о, Русь,
Тебе в стихах истерзанных остаться,
Судить, рядить поэта не берусь,
Нам всем придется снова попрощаться.
И слушают на лекции в тиши
Его стихи веселые студенты.
А мы лишь к телевизору спешим,
Нам воскресят Поэта киноленты.
5.
Как хрупок миг от встречи с ним опять
И до разлуки без конца и края,
И так легко в Венеции взлетать
И падать в бездну, над водой порхая.
Что нам король, и премия, и свет,
Изгнанник снова кажется Мессией,
А был он просто в Вечности поэт,
Его не сохранит уже Россия.
Да и кого нам было сохранить?
По миру их в тревоге разбросало,
И пусть душа в Венеции парит,
Мы знаем, что в финале есть начало,
И вечный суд, о, что они творят.
– Твою судьбу, – во сне ответит Анна.
И только этот обреченный взгляд,
А даль земная так опять туманна.
6.
И при луне в далекой стороне
Он не напишет больше о России.
Но как теперь поэту жить во сне,
Чужой среди своих, мы все чужие.
Но вслушайтесь в звучанье этих строк,
Нам письма из Венеции приходят,
Он не вернулся, не хотел, не мог,
Он где —то там покой теперь находит.
И пышный Петербург не Ленинград
Его сегодня юбилей отметит.
Душа поэта прилетит назад,
Туда, на Невский, темен он и светел.
В Россию возвращаются порой,
А он не мог туристом быть, я знаю,
И где-то там, над вечною иглой,
Печальный ангел снова пролетает.
7.
И в пелене тумана свет стиха,
И в золоте звучат стихи устало,
И на прощанье нам махнет рука,
И «Лунная соната» зазвучала.
Печальный ангел Питера парит,
Он видит этот незнакомый город,
И где-то там, угрюм и деловит,
Он снова слышит тихий странный голос.
Внимает ли? Какая суета,
Мосты его и черные каналы
Не узнаны, и только знак креста,
Она его опять благословляла.
Каким казался странным иудей
В поэзии своей, в своей печали.
И вот тогда в сиянии огней
Явился он в тот мир, его не ждали.
И вновь прогулки с Бродским под дождем,
Шуршит он за спиной, зовет под крышу,
И манит в пропасть дум, и мы идем,
Все в мороке, почти себя не слыша.
А спутник мой в ударе в этот раз.
И новые стихи, и смех сквозь слезы.
И ритм знакомых так чарует фраз
И понимаю, отрекаться поздно.
И снова и спешу я, и пишу
Посланья в Рим, увеченный тревогой.
И мы выходим вместе к Иртышу,
Знакомой и неведомой дорогой.
Ничто не вечно, может только дождь
Не кончится, такая вот досада…
И ты напрасно этой встречи ждешь.
Здесь нет ни Воробьевых гор, ни сада,
Где можно встретить Дьявола в тиши,
Поговорить с котом о нашей доле,
И все-таки в Нескучный сад спешим,
Забыв и о поэте, и о доме.
И только Бродский, сотканный из грез,
И снов забытых и знакомых истин,
Все говорит о будущем всерьез,
О том, что мы от зрителей зависим.
До нитки промокаю, но бреду,
Я не могу расстаться с ним, я знаю,
Что послан мне на радость и беду,
И потому его не оставляю.
Оставшись там, у Любочки в плену,
Поэт мне помахал и растворился,
Поэму напишу потом ему,
О том, как в зеркалах не отразился.
О том, как в Омске призрачном моем,
Мы встретились внезапно с А..,
Он с ним ушел, осталась я с котом,
Таким печальным и таким бездомным.
Его я пригласила к нам пожить,
Сидит он у окошка ждет поэта.
И для меня кота он разбудить
Грозился, да забыл давно про это.
А кот грустит, как только за окном,
Шуршать начнет ночной осенний дождик.
И мы еще поговорим о нем,
О Мастере и о печальной доле.
Кот обещал поэта разбудить,
Вернуть из зазеркалья, мы тоскуем,
И лишь дождя прерывистая нить
Мелькает и его портрет рисует…
Он в комнату вошел весьма небрежно,
И усмехнулся, от обиды зол.
– Откуда столько Бродского? И снежный
Кот между ними снова был суров.
Сальери снова Моцарта увидел.
И разозлился не на шутку вновь,
Шутить пытался и себя не выдать
– Откуда к нищим пылкая любовь.
Он был собой и что ему упреки,
Да кто ж его за это упрекнет,
И только хрупкий ангел возле окон
Его вниманье снова привлечет,
– Откуда столько Бродского, как мило!!!
И замолчал, и отступил во тьму,
И черной птицей грусть его парила,
И улыбнулся, и бокал швырнул.
И женщина какая-то чужая,
Лишь улыбнулась Моцарту опять,
Сальери ревновал, опять скандалил,
И можно ль пыл воинственный унять?
Не получилось, Анна и Марина,
Вот так же встретясь, разошлись навек,
И только улыбается невинно
И что-то благодушно он изрек.
А в комнате еще тоска металось,
Какая-то внезапная тоска,
И черный человек, не отражаясь
Ушел в тот мрак, растаял там пока.
Он там поймет, что он погорячился,
Захватит снова сладкое вино.
Но пьет один, прощать он разучился,
И сути не поймет он все равно.
Я познакомлю вас с котом,
И если он вас примет, значит
Мы будем с вами и потом,
Простите, не могу иначе.
Он жизнь моя, а вы лишь миг
Ну может быть чуть —чуть поболе,
Как нерадивый ученик,
В его я оставался я воле.
Он плут капризный, знаю я,
И все друзья мои, но что же,
И участь горькая моя,
С котом, с котомкой быть, итожа
Свой путь, стихи слагать в пути
Между Венецией и Римом,
И к вам с котом моим прийти,
Или пройти спокойно мимо.
Как нас встречают города
И провожают, сожалея.
Быть может я смогу тогда.
В себя и в вас легко поверить.
А если нет, в урочный час,
Когда придется нам расстаться,
Пусть кот останется у вас,
Пусть мир заглохнет от сенсаций.
Меня мой кот переживет,
Ему хозяйку подбирая,
Хочу я двигаться вперед,
И пусть там трубы доиграют
Марш похоронный, впрочем, нет,
Врубите в этот час Шопена,
Он любит той Баллады свет
И к вам привыкнет постепенно.
А мне не стоит привыкать,
Так горько будет расставаться,
С котом уходим мы опять,
Чтоб, все припомнив, возвращаться.
Не плачьте, стоит ли страдать.
О безрассуднейшем поэте,
Я лишь хочу кота отдать.
Ведь здесь мне ничего не светит…
2.Кот – поэту
Я знаю, ты меня любил,
Но век поэта так недолог,
А с этой дамой хватит ль сил
Остаться, ты такой недобрый.
Возьми меня с собой опять,
На том ли свете или этом,
Ты будешь мне стихи читать,
Я сжился, уж поверь, с поэтом,
А что она, и пусть добра,
И может быть меня полюбит,
Нр так бесхитростна игра,
Как все безжалостные люди,
А если к ней придет мужик,
Ведь не со всеми мне поладить.
К тебя с годами я привык,
А эти горестные дяди,
У них душа порой – дыра,
И на мороз меня отправит,
Она заметит лишь с утра,
И не меня, его оставит.
И вот тогда, а впрочем, что
Загадывать, я точно знаю.
Я не останусь ни за что,
Сбегу тебя я догоняя,
Возьми меня с собой, поэт,
И сколько жизни нам осталось,
Напишешь для меня сонет,
Венок сонетов, это малость.
А все ж бессмертие. Баюн
Пусть позавидует мне снова,
Вот я над пропастью стою,
Убьет иль воскресит нас слово
3. Поэт —коту
Хитрец, бродяга, старый плут,
Уговорил, пошли прощаться,
Здесь люди темные живут
И никогда не знают счастья,
А нам с тобою по пути,
Всегда коты к поэтам близки,
Но без нее ты не грусти,
О, как Луна сегодня низко.
И ты вдруг лунным стал котом,
И светишься в потоках ветра,
Я напишу тебе потом
Сонет, о, нет, венок сонетов,
Вино прокисло, труден путь
Но нас ничто не остановит.
Про эту женщину забудь.
И пусть с подругою злословит
О том, что слаб поэт и кот
Ему под стать, такой же хилый,
У нас и без нее забот
На целый год теперь б хватило.
Там у забора старый пес,
Тебя почуял – воет волком,
И первый снег на мокрый нос
Ложиться, будет путь наш долгим.
Но мы управимся с тобой,
И не такой проходили,
Любовь? Да ну ее любовь.
Поэт и кот лишь вместе были.
И будут вместе, ночь темна,
И далеко теперь до доме,
Но не грусти же, старина,
На это все давно знакомо.
4. Кот поэту
Ну вот и ладненько, пошли,
Собак пристало ль нам бояться?
Горят огни в ночной дали,
И нам бы надо приземляться,
Найти свой дом, поесть слегка,
Тебе же написать поэму,
А мне поспать в тепле пока,
Всегда надежней крыша, стены,
Чем неба черного провал,
Нас тут опасность поджидает.
А я бы у печи поспал,
Пусть Домовой нас охраняет,
Ведь кот привязан к дому век,
С людьми сживаясь осторожно,
О, мой бродячий человек,
Ну разве это все возможно?
Идем, бредем, простыл и след.
Я пожалел о той немного,
Тебе виднее, ты поэт.
Да что там льстить, поэт от бога.
А потому наш ясен путь,
Идем, куда не знаем сами,
Но надо все-таки вздремнуть,
Одна вам маята с котами.
А без котов еще сложней,
Совсем один на белом свете
Ты тоже думаешь о ней?
Пусть песню пропоет нам свете,
Пусть остаются впереди
И позади они до срока
Посплю немного, не буди.
Потом опять Луна, дорога
И если через сотни лет,
Придет отряд раскапывать наш город,
То я хотел бы, чтоб меня нашли —
Оставшимся навек в твоих объятьях
И. Бродский
В твоих объятьях через сотню лет
Меня найдут, раскапывая город,
И мы с тобой увидим этот свет,
И я услышу снова дивный голос.
Как будто бы заснули на заре,
И вот теперь пришлось нам пробудиться,
Когда фонарь последний догорел.
Я знаю, больше нам не разлучиться,
В твоих объятьях и никто другой
Не будет ревновать, лишь мы с тобою
Получим в дар ту вечную любовь,
Ту страсть и нежность, что зовут судьбой
Тогда нам будет нечего делить,
Никто не уведет тебя, я знаю.
И лишь звезда нас сможет осветить
У бездны ада или двери рая,
Ночь сменит день и снова будет тьма,
Но так же крепко тело обнимая,
Я вдруг пойму, что целый мир-тюрьма
И лишь в твоих объятьях оживая,
Мы в чистом поле рядом, вместе вновь,
Сам Велес к нам опять спешит на встречу,
И остается в душах лишь любовь.
Когда погаснут звезды, словно свечи.
И мы опять увидим этот свет,
И я услышу снова этот голос.
В твоих объятьях через сотню лет
Меня найдут, раскапывая город.
Мне снится Бродский, берег моря, мгла,
Его стихи в тумане тают, тают,
Я там такой счастливою была,
О, как нам в жизни моря не хватает,
Провинция глухая – это рай,
Он прав, теперь я это понимаю.
Но город ты у моря выбирай,
Чтоб не было конца, предела, края,
И в крике чаек слышались порой,
Забытых грез ночные переливы,
Поэту верь, на берегу постой,
И станешь непременно ты счастливой
,Там Демон спорит с Ангелом опять,
И слушаю я эту перепалку,
Там будет чайка о любви кричать,
И надо уходить, но как-то жалко
Терять мне тот настрой, и тот полет,
Как кружит нас былая бесконечность,
Мы будем ждать, когда он вновь придет,
Мгновенье обменяв на мрак и вечность.
Но что тебе в бессмертии, когда
Лишь миг и свет незримого участья
Оставит нам любовь, стихи, года,
В преддверии разлуки, лучик счастья.
И свет струится в вязи тех стихов,
Совсем иные дали нам приснятся,
И моря плеск, чтоб сбросив груз оков,
В его стихии вечной растворяться.
И растерять последних дней уют,
И стать другой в стихии откровенья.
Но строки нам покоя не дают,
Чаруют сны и чудные мгновенья.
Не буду приезжать, и вы меня не ждите,
Ведь Питер для меня незримая обитель.
Души моей усталой отчаянная пристань,
И все, что написалось, и все, что было в жизни.
Туристом в этот мир я не могу вернуться,
И стоит мне попасть, и сразу оглянуться,
Из Леты воду пить, не ждите, я не стану,
Не буду приезжать, и верить перестану.
Как можно в дом родной вернуться на мгновенье,
И снова в Риме жить, в Венеции забвенье
Искать, не находя, опять туда стремиться,
Я не сумею, я не в силах возвратиться.
Все очень сложно здесь, а там невыносимо,
Эпохи и года опять несутся мимо,
И боги средь людей, потерянные боги.
Вы правы, только в Рим всегда ведут дороги.
Как много лет и зим закончились в разлуке.
Я зол и нелюдим, всегда я жил в разрухе,
Не стоит начинать, мосты разводит время.
Нести мне до конца лишь ностальгии бремя.
Колодцы тех дворов и суету окраин,
Я вечно нездоров. И я разлукой ранен.
Мой старый кот шипит, он привыкает к дому,
Среди тревог, обид, могу ли по-другому?
Души моей усталой отчаянная пристань,
И все, что написалось, и все, что было в жизни.
Не буду приезжать, и вы меня не ждите,
Ведь Питер для меня незримая обитель.