Талисман. Книга посвящений - читать онлайн

Дни холодны, как белые дома,

и нет тепла в стихах от белых строчек.

…Ах, Зяма, это – первая зима

без замыслов твоих и заморочек.

Озябший Зямородок, балагур,

ударили крещенские морозы.

…И реквием тебе сквозь каламбур

рождается, как будто смех сквозь слёзы.

Пускай твоя душа легко парит,

то с Богом говорит, то балом правит,

а время, что тебя боготворит,

само рассудит всех и всё расставит

по полочкам, по облачным местам,

где ты опять играешь бесшабашно…

– Ах, Зяма, где ты, где ты?

– Где-то там…

– Там страшно, говорят?

– Совсем не страшно.

Ах, Ахмадулина Белла Ахатовна,

Хрупкий Ваш голос – мольба и свирель.

Море Цветаевой, небо Ахматовой,

Август премудрый, пречистый апрель,

Дождь и свеча, что из мрака восстала,

Узы друзей, поразительный троп,

Локоть и ваза, и проза вокзала,

Истовый плач и внезапный озноб…

Непостижимо объять на странице

Азбуку истин, что рифмой связала

Белла – Сибилла, швея, кружевница.

Есть только голос – мольба, ворожба,

Льётся над залом, чтоб души охватывать,

Лёгкий Ваш голос – свирель и судьба.

Ах, Ахмадулина Белла Ахатовна!

Что ты рыщешь, беда, не обходишь меня стороной?

Не тебе я на радость детей своих кровных растила.

Где же дети мои? – Только холод сквозит ледяной.

Где же дети мои? – Только б сил на погоню хватило.

Но проклятый наездник всё хлещет и хлещет коня

и в застывшую степь моё тёплое счастье уносит,

и последние силы уже покидают меня.

Оглянись, человек, – это матерь несчастная просит.

Не к добру над курганами чёрные птицы кричат,

не к добру над курганами красное солнце склонилось.

Человек, оглянись! Отпусти моих серых волчат,

если что-то звериное в сердце твоём сохранилось.

Его ли нам не знать?! Поэт, новатор,

Вития и знаток хороших вин,

Грузинских строк тончайший дегустатор,

Ещё – земного шара гражданин.

Необычайно нежен, но упрям.

Имеет связи, то есть, Катер связи.

Юн. Хаживал по Ягодным местам. —

Едва ли перечесть все ипостаси.

Взлёт неземной душа его познала.

Теперь вот потянуло в Детский сад.

Уже Невидимая нить связала

Шутя его и фотоаппарат.

Ему любой барьер дано осилить —

На этот счёт давно сомнений нет…

Когда поэт является России,

Он, как известно, больше, чем поэт!

Послушайте! – путём Обмена и обмана

на Мастера билетик лишний нам достать

не смог помочь ни Добрый человек из Сезуана,

ни Гамлет, ни Тартюф, ни даже ваша Мать.

Таганку, как Москву, не взять слезой во взоре —

Здесь вечером Час пик – качнуться не дадут.

Что делать? – говорят, мол, Тихие здесь зори.

Да только на заре спектакли не идут.

Но это всё к вам не снижает интереса,

Ремни попристегнём, прорвёмся кое-как,

А не прорвёмся, нам о вас расскажет пресса,

А это всё равно как если бы спектакль.

Желаем от души, на этот раз в Париже

Мир потрясти Высоцким уровнем игры,

А там, глядишь, Донецк – он всё-таки поближе,

А там не за горами и Антимиры.

Вам верит зритель Ваш. Вкушайте год от года

Божественную смесь находок и потерь.

Без терний нету звёзд. Работа есть работа.

А главное – всегда в себя Товарищ, верь!

Вот уж кто не принял славы даром,

жизнью оплатил свои слова.

А слова крутили всем базаром,

и плелась за песнею молва.

Подступала боком да рысцою:

кто-то что-то как-то отмечал,

этот хаял голос с хрипотцою,

этот в душу лез, а тот молчал.

На крестинах или в праздном споре

грязным словом целились в висок…

И, в каком-то смысле, в общем хоре

был и мой проклятый голосок.

Что-то над нами никто не кружится,

Что-то над нами никто не летает —

видимо, что-то в природе вершится,

видимо, крыльев пока не хватает.

Но неизвестно, когда и откуда

Вдруг подступает дыхание марта,

Как приближение детского чуда

И обещание нового старта.

Что за вторженье и что за движенье,

что за невидимых крыл трепетанье,

что за смятенье, смешенье, сраженье?

Или круженье уже и взлетанье?

Среди догадок и спорных и сложных

есть только два варианта возможных:

либо взлетает корабль марсианский,

либо читает стихи Левитанский!

«Не зная Бродского, не суйся в воду», —

сказала я себе и поплыла,

и вырвались лопатки на свободу,

и ноги вознеслись, как два крыла.

Раздайся, море! Боком, на спине

ныряю, как могу и как желаю,

гоню одну волну к другой волне,

а третью догоняю и седлаю…

Вот так бы и Пегаса оседлать.

Но где тетрадь? За горизонтом где-то

лежит на берегу моя тетрадь

и томик гениального поэта.

Да, Бродский – гений, целая эпоха.

А что же я? Я плаваю неплохо.

Красота согревается светом,

А без музыки холоден стих.

Мир разумный не знал бы об этом

Без прекрасных безумцев своих.

Уж такая Вам доля – скитаться,

Раны в сердце, как воздух, вбирать,

От счастливой судьбы настрадаться,

В каждой песне навеки сгорать,

А назавтра – из пепла рождаться.

Облака поздравляем, луну, окоём —

Бесконечной вселенной прекрасные знаки,

Рыбам, птицам свои поздравления шлём,

А ещё – каждой кошке и каждой собаке.

Зеленеющий лес, поздравленье прими.

Царство кукол и детство под кровом отцовским,

Образ каждый, любовно взращённый людьми, —

Важно также поздравить нам с днём Образцовским.

А не трудно Вам с куклами век вековать,

Живописцем бывая, кино создавая,

Добиваться, творить, убеждать, издавать,

УНИМА президентом к тому ж пребывая?

То в чужой стороне, то в пределах страны

В каждом доме Вам рады, в саду или в классе.

Да, ещё мы особо добавить должны:

Образцова все ждут не дождутся в Донбассе.

Но сказать не пора ли о Ваших грехах:

Боже, Гердт Ваш Зиновий – Апломбов державный,

А Сперанский по ширме ходил в сапогах,

Самодур у Вас пишется с буквы заглавной!!!

Суть не в этом – в другом: вечно юный и новый

Есть на этой земле Ваш театр Образцовый!

Набираю «cot.cot@net»…

Странно, что нет тебя на свете,

но собачий след ведет в интернет,

и я ищу тебя в интернете.

Как там? Легко ли по небу ступать,

плыть и струиться в колечках дыма?

Сладкое дело – в раю засыпать,

но колыбельная необходима.

Вздрагивают часы от каждого тик-така.

Лучшие годы вспыхивают, как спички.

Баюшки-бай, Говорящая собака!

Привет от Бабочки-шизофренички.

Нам с детства путь его знаком.

Вот только много лет,

куда идёт он с Пятачком —

большой-большой секрет.

О поклоненье без предела!

Вас любит зритель оГАФТелый.

Пускай комедии и драмы

отыщут Вас и вдохновят.

Пускай почаще эпиграммы

в свет выпускает «ГАФТиздат».

Мы любим в цирке Дуровых смотреть:

умеют от зверей не озвереть.

Куда сложнее жить не озверев,

когда ты сам и Дуров, сам и лев.

Никулинская слава голосиста.

Казалось бы, заслуженный почёт,

но, если приглядеться, жизнь артиста —

не жизнь, а просто цирк и анекдот.

Он – бог, он – Шива многокрылый,

нет, русский человек скорей,

нет-нет, он – українець щирий,

но, боже мой, какой еврей!

Что за песня – это крик вселенной,

страсть такая и такой дурман,

что с любым цыганом из «Ромэна»

просто грех не завести роман.

Мы изучили фас его и профиль,

и голос полюбили горячо.

Был Люциус, теперь он – Мефистофель.

Какого Гердта надо вам ещё?